Большой круг

– Мое хроническое состояние. В раннем детстве отец отправил меня в Шотландию, откуда он родом. В холодную, темную, отвратительную школу, где работали холодные, темные, отвратительные люди. Темные в смысле души, не кожи, которая у них была как раз очень белая. Меня там все считали любопытным субчиком. Слишком коричневый для шотландца, слишком бесцветный для салиши. Моя мать салиши. Ты знала?

Под его продуманной непринужденностью она уловила еле заметное подергивание нервов, так напрягается удочка, когда попадается рыба.

– Да.

– Ты наводила обо мне справки?

– Нет, – слишком энергично ответила она. – Слышала где-то.

Баркли, похоже, развеселился.

– Это должно означать, что тебе известно мое имя, хотя я был так невежлив, что не представился.

– Вы Баркли Маккуин.

– Что еще ты про меня знаешь?

– У вас на севере ранчо.

– А еще?

– Вы предприниматель.

– И какое у меня предприятие?

Она посмотрела ему прямо в лицо, затянулась сигаретой. Табак был богаче вкусом и мягче, чем все, что она курила до сих пор.

– Скотоводство. Как я уже сказала.

– Что еще тебе известно?

– Больше ничего.

– Ты умеешь молчать. Очень полезно в твоем деле. – Косой взгляд. – Пекарском деле.

Она улыбнулась и отвернулась, чтобы это скрыть.

– Что говорят обо мне девочки у мисс Долли?

Она испугалась, но смело ответила:

– Они говорят, вы любите, чтобы все было по-вашему.

Хриплый, лающий смех.

– Правда, люблю. А почему нет? Каждый должен понимать, чего хочет. – Он всмотрелся в ее лицо: – Мэриен Грейвз. А чего ты хочешь больше всего?

Никто никогда не задавал ей такой вопрос. Быть пилотом. Быть пилотом. Быть пилотом. Сказать было так просто, всего два слова. Но она ответила:

– Не знаю.

– Иногда излишняя скромность становится препятствием. – Мэриен промолчала, и он продолжил: – Если ты не скажешь мне, чего ты хочешь, я не смогу тебе помочь добиться этого. А я хочу тебе помочь.

– Почему?

– Мне нравится твое лицо. – Баркли бросил сигарету на землю и раздавил черной лакированной туфлей. – Хочешь знать, что мне известно о тебе?

Почти шепотом:

– Да.

– Твой отец был капитаном корабля «Джозефина Этерна», и его посадили в тюрьму. Мать пропала. Тебя и брата отправили жить к дяде, Уоллесу Грейвзу, который, по моему мнению, превосходный художник, но пьяница и конченый игрок. Впечатляет? Я знаю, что тебе еще нет пятнадцати. Знаю, что ты отлично водишь автомобиль, хороший механик и развозчик у Стэнли. Развозчица. Стэнли, видимо, новшество нравится, ты как бы вдохнула жизнь в его дело. У него есть чувство стиля, для мелкой-то сошки. Потом, ты не воруешь, не треплешься. А то, что до сих пор не имела неприятностей с федералами или еще кем, отчасти везение, а отчасти лень и продажность государственных людей. Кстати, последние месяцы в некоторой степени благодаря мне.

Она попыталась не показать, как сильно напряглась.

– Все потому, что мне нравится твое лицо. Даже сейчас, когда ты одета под мальчика, правда, не вполне убедительно, мне оно очень нравится. В твоей привлекательности есть что-то шекспировское. Ты не поймешь, что я имею в виду.

– Вы имеете в виду «Двенадцатую ночь».

– И «Как вам это понравится». И «Венецианского купца». Я думал, ты не ходишь в школу.

– Есть и другие способы чему-то научиться.

– Верно.

Она потушила сигарету о подметку ботинка и отбросила окурок. Взвинченность уступила место собранности, осмотрительности. Сама не понимая откуда, она знала, какой Баркли хочет ее видеть. Взвешенной, отстраненной, немного жесткой. Мэриен отметила острый край крыльца под пальцами, то, как он посмотрел, когда она вытянула ноги.

– Чего я до конца не смог понять, – продолжил Маккуин, – так это, во-первых, почему ты решила пойти к Стэнли. Деньги, да, но большинству девочек твоего возраста деньги не настолько интересны, чтобы бросить учебу и связаться с винокурами. А поскольку твой брат продолжает ходить в школу, дядя тут ни при чем, иначе он и брата заставил бы уйти из школы и приискать работу. Как тебе логика?

– Ничего.

– Ничего. Прилично. Тогда я выдвину несколько версий и предложу вывод, а ты уточнишь, если я не прав. – Баркли смотрел прямо на нее. – Я думал, может, ты решила помочь дяде с долгами, которых у него много и становится все больше. Но я ни разу не слышал, чтобы ты пыталась кому-нибудь заплатить. Тогда я подумал, может, ты любишь риск. Иначе зачем позволила девочкам Долли вырядить тебя? Любишь маскироваться. Шлюхой, мальчиком.

– Не маскироваться. Так удобно.

Маккуин коротко, снисходительно улыбнулся.

– Или, подумал я, ты копишь на то, чтобы удрать. Но ты купила автомобиль и никуда не уехала. И я заключил, автомобиль не то. Ты хочешь купить что-то другое. А потом обратил внимание, как ты ходишь на аэродром. Осторожно навел справки и выяснил, да, ты ошивалась там и упрашивала пилотов научить тебя летать. Все время после полета Линдберга, два года. Но учить тебя никто не хочет.

Она не ожидала от Баркли такой методичности в разгадывании ее самого заветного желания и не предполагала, что при достаточном терпении и упорстве его можно выкопать.

– Наверное, обидно, – очень мягко продолжил Маккуин, – для человека, больше всего на свете мечтающего стать пилотом.

Она испугалась. То не была давешняя нервозность или дрожь, как в речке с Калебом, не обычная тревожность, а неподотчетный ужас, какое-то глубинное сопротивление тому, что вскипало между ними.

– Я не хочу быть пилотом, – уперлась она. – Просто мне втемяшилось на какое-то время. Я думала, занятно научиться летать.

– Я бы хотел, чтобы ты доверяла мне, Мэриен.