За деревней располагался заброшенный яблоневый сад. Деревья в нем были старые разросшиеся, кое-где засохшие. В центре сада находилась беседка закрывающего всякого туда вошедшего большой куполообразной крышей. Лавки и прямоугольный стол, находящиеся в ней, готовы были простоять еще не один десяток лет. Они лишь местами потрескались и со временем оказались покрыты массой вырезанных ножами надписей, хранящих имена тех, кто когда-то был здесь.
Сейчас в ней сидел Шерл, и с задумчивым видом подбрасывал в руке кубики.
Вскоре к нему присоединилась Лера.
– Привет, как дела? – без особой радости поинтересовалась она.
– Могли быть и лучше.
– Что родичи запилили?
– Если бы… – усмехнулся Шерл. – Они со мной не разговаривают, словно я заразный какой-то.
– А мои решили в город податься. Вещи собирают.
– Это же класс! – в глазах Шерла блеснул интерес к жизни. – Можно я к тебе перееду, когда они укатят?
Лерка облокотилась на стол и, глядя в упор, сказала:
– Надеюсь, тебе не надо напоминать о запретах Шамана?
Шерл улыбнулся, и произнес, прикидывая руки к сердцу:
– Никакого секса, клянусь!
– Тогда можешь переезжать.
– Лерка, дай я тебя расцелую! – он выскочил из-за стола, но она его осадила.
– Остынь! Они еще не уехали… А вот и Миришка идет.
Лицо Миришка было бледным, и глаза покрасневшие, совсем недавно она плакала.
– Привет, Мир, – приветствовали ее Шерл и Лера.
– Привет, – пробормотала Миришка, и сев к столу, закрыла лицо руками.
– Что случилось? – поинтересовалась Лера.
– Мне плохо… я всю ночь глаз не сомкнула. А под утро решила отравиться, так как назло ни одной таблетки в доме не нашла, – она горько засмеялась, и расплакалась.
Лерка подошла к ней, и обняла, желая приободрить подругу, только слов утешения не находила. Та уткнулась ей в плечо, и вскоре затихла.
– Ты в порядке? – спросил Шерл, коснувшись плеча Миришки.
– Все нормально, – тихо ответила она.
– Не переживай, у нас у всех депрессивное состояние, – сказала Лерка. – Мои скоро уезжают, придешь жить ко мне?
– Они что тебя оставляют здесь? Одну?
– Я семейный урод, от которого они будут рады избавиться.
Миришка вздохнула и вытерла глаза руками.
– Ну, и сволочи они! – вдруг не выдержала она. – Бросить на произвол судьбы собственного ребенка! Ничтожества!
– Теперь узнаю, Миришку! – весело сказал Шерл. – А то все слезы льет почем зря. Так их, так!
– А я между прочем уже не ребенок, – заявила Лерка, – проживу и без них!
Миришка опять вздохнула.
– Мне свою бабушку жалко. Она совсем как ребенок, так меня любила, а сеструха наговорила ей обо мне всяких гадостей, так запугала, что теперь она как увидит меня сразу убегает.
На вершине яблони запел зяблик, громко и заливисто закончив короткую песенку, так словно не песнь эта, а подпись с подчеркиванием.
Троица молчала, прислушиваясь, не идет ли их приятель по несчастью.
– Что-то Данси долго нет, – наконец, вслух произнес Шерл, – обычно он первым сюда приходит.
– Он не придет, – раздался сбоку от беседки голос Шамана. Все вздрогнули от неожиданности, и оглянулись.
– Почему? – встревожилась Лерка.
– Он в больнице.
Шамана не было видно, но голос его невозможно было с кем-нибудь перепутать.
– Что с ним?
– Подхватил воспаление легких. Его ночью увезли на «скорой».
– Но… он был в порядке, я уверен. Он ни на что не жаловался.
– Ты мне не веришь?
– Я… я… не знаю, что думать, – не верить словам Шамана, он не мог, а верить не хотел.
– И не верь.
– То есть… он не болен? – с надеждой спросила Лера.
– Нет, он здоров. Просто я хотел узнать уверены ли вы друг в друге, как я уверен в вас.
– Тогда где же он?
– Я же сказал в больнице.