– Я уже сказал свой ответ. Ты болен, я не могу допустить, чтобы по собственной глупости ты умер. Можешь злиться на меня сколько хочешь.
«Если бы ты знал, как я хочу тебя убить…»
– Я знаю это, – Шурд приблизил свою морду к моему лицу. – В бреду ты только об этом и говорил. Твое желание нисколько меня не удивляет.
«Но тебе что за интерес со мной возиться?»
«Я выполняю свой долг. Долг Покровителя»
«А не проще ли от меня избавиться?»
Шурд ухмыльнулся, показав два ряда белых зубов, и склонившись к самому уху, задевая усами мою щеку, сказал: – У меня еще не было в подопечных такого странного существа. Но я не в восторге от твоего поведения. Твоя непредсказуемость и вспыльчивость меня шокируют.
Шурд отодвинулся, поднял листья, смочил водой в раковине, и аккуратно положил мне на лоб.
Я хотел еще что-то сказать ему, но сон вновь сморил меня. Мне снилась родная Земля и «Шелковый Путь», покидающий ее орбиту.
Когда я проснулся, была ночь. Я долго лежал, глядя на розовые звезды. Но одна самая крупная была оранжевой, она показалась мне еще больше, чем тогда, в первую ночь на этой планете.
– Это Хартеон, – сообщил Шурд.
Я приподнялся, и отыскал его взглядом. Он сидел рядом со мной. На этот раз мне удалось спросить его вслух:
– Ты когда-нибудь уходишь?
– К сожалению, я пока не могу обрадовать тебя своим отсутствием. И тебе нельзя много разговаривать. С разговорами ты истратишь все силы, и того и гляди отдашь душу Кандемирии.
Я усмехнулся, подумав:
«Вот будет огорчение…»
– Да, я буду огорчен. Очень, очень. Хотя бы потому, что ты даже не попытаешься выполнить свое желание.
– Какое? У меня их много.
– Избавиться от Шурда.
– Аа… – я заставил себя сесть, – у меня все равно не получится.
– Да, не получится. Только Теорнам это под силу.
– Кто такие Теорны?
– Жители Хартеоны. Скоро на Кандемирии будет страшная битва.
Я взглянул на звезду.
– А если бы наш корабль опустился на ней?
– Вам бы не повезло. Они быстро установили бы, что у вас не синяя кровь и убили бы вас.
– А у тебя какая?
– Как и у тебя. Только не думай, что я нарочно повредил твое тело, чтобы узнать это, – Шурд дотронулся до моей правой руки.
Я поднял ее и нащупал глубокую царапину.
– У тебя была рана, когда я тебя нашел.
– Сколько дней я здесь нахожусь?
– Шесть.
– Боже… – простонал я, – шесть дней…
– Твои соплеменники о тебе беспокоятся. Я решил, что им не стоит видеть тебя в таком жалком состоянии. Ведь болезнь твоя не телесная, а душевная. Ты не можешь смириться с обстоятельствами, и принять мою помощь.
– Откуда ты знаешь, что я хочу и чего не могу?
– Я же твой Покровитель. Я понимаю твои чувства, и разве ты сам не дотрагивался до моих?
– Я устал… – проговорил я, не желая касаться этой темы.
Мне опять стало грустно. Будто душа завыла волком на странную планету под названием Хартеон. Вспомнилась Иссиндия и по щеке пробежала горячая слеза. Потом незаметно сознание погрузилось в темноту.
Я проснулся, когда солнце делало робкие попытки выглянуть из-за верхушек деревьев, непроходимой стеной разросшихся на берегу, на котором лежал я. С трудом удалось сесть. Меня одолевала слабость. И еще страшно хотелось есть и пить.
Шурд сидел у самой воды. Почувствовал, что я очнулся, он оглянулся.
– С добрым утром, – сказал я.
– Сегодня ты выглядишь лучше, чем вчера.
Я заметил рядом с собой воду в большой раковине и орехи.
– Я хочу есть, – и, указывая на орехи, поинтересовался: – Можно?
– Можно, это для тебя.
Я с трудом отыскал рядом с собой два камня и с их помощью раздробил несколько орехов. На силу зубов положиться я не рискнул. Ими жевать было трудно, что уж говорить о том, чтобы разгрызть орех. И конечно, такая работа отняла много сил. Только я пересилил желание лечь и уснуть. Вместо этого я продолжал сидеть.
– Я все еще вызываю в тебе ненависть? – поинтересовался Шурд.
– Я еще не готов рассуждать здраво. У меня такое намешано в голове, что не скоро разберусь.
Шурд встал и неторопливой походкой подошел. Затем сел рядом, с интересом разглядывая мое лицо. Я оторвал взгляд от улиток, что боролись за скорлупу ореха, которую собирались прицепить на свои раковины, и внимательно посмотрел на Шурда. Его звериная морда ничего не выражала.
– Тебе нужно простить нас за своего друга, – наконец, произнес он, – и тогда тебе будет легче.