Первое королевство. Британия во времена короля Артура

В Стони – да и в сотнях других величественных сельских развалин, которые мы называем виллами, – поражает то, что по сути своей они принадлежат не сельской, а городской жизни. Римские города, как крупные, так и мелкие, были не просто административными центрами и местами, где проводились ярмарки и суды. Своей строгой планировкой и официальной архитектурой они рекламировали достижения римской культуры и социальные и политические амбиции ее куриалов[50 - Куриалы (зд.) – преуспевающие торговцы, предприниматели и землевладельцы с гражданскими обязанностями и должностями.]. Столицы покоренных областей, цивитатов, позволяли элите побежденных племен, лишившейся оружия и возможности снискать воинскую славу, приобщиться к величию цивилизации, тогда как более мелкие придорожные города и центры торговли, разбросанные по провинции, словно цепочка бусин на ожерелье мощеных дорог, позволяли ощутить культурную и экономическую мощь Рима. Сельские дома, построенные как увеличенные копии городских, демонстрировали покоренной провинции преимущества цивилизованной городской жизни: «блага цивилизации» выставлялись напоказ, хотя и не повсеместно.

Расцвет и упадок романо-бриттских городов – архетипов средиземноморского гражданского порядка и культурного самодовольства – служит безошибочным показателем достижений и неудач Рима. Города динамичны и постоянно меняются, и археологические раскопки неизбежно выявляют эту динамику. Некоторые романо-бриттские города ныне лежат под полями пшеницы или лугами, другие стали провинциальными городами средневековой Англии или крупными городами новой империи – уже Британской. В их побитых дождями или иссушенных солнцем руинах записана история конца римской Британии.

2

Крах

D N VALENTIN IANVS P F AVG

Золотой солид императора Валентиниана III (441–450), отчеканенный в Константинополе. Таких монет в Британию попало очень мало: в базе Portable Antiquities Scheme имеется всего одна медная монета времени его правления

Третий этап истории римской Британии, последовавший за ее завоеванием и освоением, – переход от стабильности к кризису – известен нам по разрозненным упоминаниям в континентальных источниках. Их основная тема – военный кризис и узурпация. Затем, в первом десятилетии V века, картинно опускается занавес. Дальше – уже в конце V или самом начале VI века Гильда рисует горестную картину брошенных городов, гражданской войны и вторжения безбожных германцев. Беда Достопочтенный повторяет за Гильдой, а летописцы из более отдаленных мест – из Бретани и Константинополя в Восточной империи – подтверждают: когда римляне ушли из Британии, там воцарилась анархия.

До последних десятилетий XX века археологам, которым во время раскопок в наших плотно застроенных городах приходилось словно подсматривать в замочные скважины, и даже тем, кто исследовал более доступные римские города типа Силчестера, где нет средневековой или современной застройки, ограничивающей размеры раскопов, не удавалось найти никаких указаний на то, что хоть один романо-бриттский город в V веке оставался городским поселением. В Британии раннего Средневековья города появились только в конце IX века. В конце VII века святому Кутберту, гостившему в Карлайле (латинский Luguvalium, бриттский Caer Luel), показали примечательный римский фонтан в сохранившейся городской стене, – но то была лишь любопытная диковина[51 - Bede. Vita Sancti Cuthberti 27.]. Беда утверждал, что в его время (674–735) Лондон, бывшая столица римской провинции, был торговым центром, куда съезжались купцы, принадлежавшие к самым разным народам, но на самом деле Лунденвик (Lundenwic) VIII века представлял собой невзрачное поселение с гаванью на берегу Темзы чуть выше по течению от заброшенного римского города. Раскисший берег, к которому приставали торговые лодки, чтобы погрузить или выгрузить товар, теперь погребен под улицей Стрэнд. Торговцы вели свои дела в Олдвиче (буквально «Старый порт»).

Неясность археологических свидетельств, как и похоронный звон повествований, возвещающих о кончине римской Британии, вроде бы убеждают нас в ее смерти. Однако начиная с 1970-х годов появились явные признаки наличия у пострадавшей слабого пульса – отчасти потому, что археологи всерьез взялись за их поиски. В Роксетере, на территории современного Шропшира, на восточном берегу Северна в месте впадения реки Терн, во время чрезвычайно трудоемких раскопок, проводившихся Филипом Баркером, были выявлены следы внушительных строений, возведенных в V веке в римском городе Вироконий, столице цивитата корновиев (Viroconium Cornoviorum), – с классической планировкой, но построенных из дерева, а не из прочного камня[52 - Speed 2014. P. 92.]. В Веруламии (Verulanium), римском предшественнике Сент-Олбанса, обнаружены каменные здания, возведенные в конце IV века, которые сохранялись и переделывались в течение нескольких поколений[53 - Millett 1990. P. 221.]. В Силчестере, бывшей столице цивитата атребатов (Calleva Atrebatum), несколько десятилетий раскопок привели к схожим результатам: в числе прочего там найдены предположительные остатки ранней церкви к юго-востоку от форума[54 - Thomas 1981. P. 214ff; Speed 2014. P. 67.].

На полу дома позднеримского периода в Кейсторе, к югу от Нориджа, часто поминаемая археологическая экспедиция 1930-х годов обнаружила останки как минимум тридцати жителей, «которые погибли насильственной смертью в самом начале V века». Однако недавний анализ не слишком качественных отчетов об этих раскопках заставляет предположить, что это не «тела, разлагавшиеся на улицах» (как говорится в самых пугающих описаниях), а, скорее всего, выброшенные куда подальше кости с расположенного неподалеку кладбища, распаханного в более поздние времена[55 - Darling 1987.]. Археология заставляет нас трезво пересмотреть свидетельства Гильды, Беды и континентальных Кассандр, объявлявших, что Британия умерла в 410 году.

Богатые, но малодоступные пласты, лежащие под современными мелкими и крупными городами, невозможно изучать с помощью больших открытых раскопов, которые используют в поле. Эфемерные деревянные основания часто остаются за пределами узких и глубоких сложных траншей, а самые последние имперские монеты, попавшие в Британию, отчеканенные в правление Гонория (395–423) не позднее 400 года, дают только termini post quos – дату, после которой что-то произошло, но не дату, когда это произошло. Монеты преемников Гонория молчат: жизнь в римских городах V века скрыта от нашего взгляда.

Повсеместно встречающийся во многих городах слой так называемой «темной земли», лежащий поверх последних слоев, с очевидностью относящихся к периоду римской оккупации, и ниже слоев, относящихся к периоду более позднего расселения «чужаков» или «поселенцев», может служить подтверждением хаотичного смещения всех основ, на которое указывает и внезапное возникновение исторической лакуны. Однако он может говорить и о чем-то совершенно ином[56 - См. главу 6.]. Накопление громадного количества почвы, обломков и камней на улочках когда-то благополучных городов часто считают свидетельством того, что города были заброшены, – практически знаком конца цивилизации. Но с иной точки зрения, «темная земля» говорит совсем о другом: о присутствии людей в городах позднеримского периода, о явных признаках человеческой деятельности. Очень легко сосредоточить внимание на известной, без труда опознаваемой материальной культуре романизированной бриттской элиты: на изящной столовой посуде, купальнях и мозаиках, разрушавшихся в течение нескольких десятилетий до и после 400 года, – возможно, быстро, а может, и нет. Их отсутствие не говорит о том, что общество перестало функционировать. Постепенно вырисовывается более сложная и полная новых нюансов картина: города становятся центрами владений местных правителей.

Британия, а в особенности южные и восточные королевства конца железного века[57 - Приблизительно от 100 г. до н. э. до середины I в. н. э.] столкнулись с римской культурой и военной силой задолго до краткой вылазки Юлия Цезаря в 55–54 годах до н. э. Римские географы, в свою очередь, знали о Британии достаточно много, чтобы в общих чертах представлять себе ее географию. Им было известно о ее богатствах: скоте, мехах, золоте, свинце, меди, олове, о ее отличных охотничьих псах и о примитивных (по их мнению) народах, которые можно было бы впрячь в римскую колесницу. Их описания местных дикарей, порой довольно нелепые, – пример традиционной дегуманизации и принижения культур будущих объектов завоевания. На самом деле в Британии существовало развитое, сложное и культурно богатое общество – и хорошо связанное с окружающим миром.

Вторжение Клавдия в 43 году н. э. было по большей части политическим предприятием, имевшим своей целью – для начала – покорение земель триновантов и иценов в Восточной Англии и Эссексе: почва уже была подготовлена «соглашениями» с потенциальными союзниками и королями, признавшими власть римлян. Однако не все местные жители приняли план Клавдия с энтузиазмом. Ицены восстали против легионов в 47 году н. э., потом еще раз в 60 году под предводительством знаменитой Боудикки, нанеся ужасающий моральный и материальный ущерб имперским силам и едва родившимся городам новой провинции. После жестоких и долгих репрессий Восточная Англия отчасти выпала из сферы интересов империи, так что городов и вилл здесь было значительно меньше, чем в Эссексе и Мидленде.

Тем не менее военные победы над варварами обеспечивали престиж главнокомандующих, а трофеи, рабы, руда и зерно делали завоевания экономически оправданными. Pax Romana являл собой благо, даруемое удачливым народам. На этапе завоевания и освоения, не обходившемся, конечно, без неудач и зверств, создавалась инфраструктура, соответствовавшая нуждам военного правления: племена разоружали, укрепления сносили, земли конфисковали, непокорных переселяли. Города создавались на землях местных племен как средоточие власти и цивилизации, прямое налогообложение и экономический контроль за оборотом основных ресурсов привязали бриттов к римской администрации, раскинувшаяся по территории провинции сеть дорог изменила географию Британии. Время пошло быстрее. Иногда в Британии появлялись соперники далеких императоров[58 - Караузий, командовавший флотом Classis Britannica, провозгласил себя императором и разорвал отношения с империей в 280-х гг., однако независимость Британии продержалась меньше десяти лет.], но в целом провинция была спокойной и себя окупала.

С точки зрения колонистов, «романизация» приносила мир и процветание удаленным провинциям и обеспечивала безопасность империи. С точки зрения местного населения, ситуация выглядела в лучшем случае неоднозначной. К середине II века вся территория к югу от Адрианова вала в определенном смысле была полностью романизирована. Поселения армейских ветеранов (coloniae) возникли рядом с военными крепостями в Линкольне (Lindum), Колчестере (Camulodunum), Глостере (Glevum) и Йорке (Eboracum). Столица провинции – город Лондиний (Londinium), получивший свой особый статус как удачно расположенный торговый порт, а не как военная крепость, – видимо, напоминала многие другие римские города с их форумами, храмами, термами, верфями и каменными домами. Столицы цивитатов, такие как Винчестер, процветали под покровительством местной знати, радостно принимавшей Pax Romana с его богатыми возможностями продвинуться в социальной и политической иерархии. Новые технологии, прямое налогообложение, с одной стороны, и постоянный спрос (в основном со стороны армии), с другой, способствовали развитию сельского хозяйства. Дороги соединяли ремесленные центры, поставлявшие гончарные изделия, соль, железо, свинец и другие ценные металлы, с рынками городов и фортов Британии, а из многочисленных морских гаваней эти товары везли дальше – на континент. Мясо, зерно, древесина, минералы и шерсть обогащали провинцию – и ее население росло. К началу III века ее жители уже имели статус граждан империи. Многим цивитатам было позволено самим вести свои дела (в той или иной степени), при условии, что налоги будут регулярно поступать.

Под властью Рима бриттам жилось лучше. Вернее, тем бриттам, у которых были купальни с теплой водой, мозаичные полы по последней моде, хорошее вино, рабы и возможность сплетничать на форуме. Отличная обстановка, архитектура и убранство самых богатых домов свидетельствуют, что их владельцы, которые ели досыта серебряными приборами из прекрасной посуды, наслаждались северной версией средиземноморской жизни, пусть даже борьба за возможность повысить свой социальный статус и получить новую должность вызывала разного рода трения, отразившиеся в претензиях и сетованиях, запечатленных на табличках из Акве Сулис.

Что же касается подавляющего большинства местных жителей, то все эти заморские блага и обычаи они могли наблюдать разве что издали. Рим был готов передать власть в цивитатах и сбор налогов влиятельным местным родам, но за это надо было платить. В результате местная знать, служившая римским властям, богатела за счет всего остального населения, не имевшего доступа к большинству благ. Как и в случае непривилегированных жителей британских колоний XVIII века, недовольство высокими налогами и нарочитая роскошь жизни «допущенных к пирогу» наверняка побуждали многих бриттов задаваться вопросом, не лучше ли было бы им жить без сомнительных благ империи. Чем дальше от купающихся в роскоши центров римской власти, тем бо?льшие отчуждение и зависть, вероятно, испытывали люди.

В III веке, когда городские советы (курии) римской Британии начали возводить стены вокруг городов, империя уже находилась в состоянии анархии и экономического упадка. При этом они, скорее всего негласно, соперничали друг с другом, утверждая свою самодостаточность, любовь к приватности и демонстрируя собственное богатство: однако нельзя не заметить, что выбор именно этого способа показать себя свидетельствовал о существовании некой подспудной напряженности между городом и деревней, богатыми и бедными, защищенными и незащищенными, причастными и лишенными привилегий. Во время так называемого кризиса III века Британия страдала от мятежей и периодических нападений с моря на прибрежные районы (в «Исповеди» святого Патрика, написанной двумя веками позже, мы видим рассказ потерпевшего о последствиях такого набега). Несомненно, спорадически также случались городские и сельские бунты, хотя подобные проявления социального недовольства не попадали в поле зрения континентальных историков. Но, несмотря на нестабильность, Британия оставалась такой же неотъемлемой частью империи, как и другие завоевания Рима.

Где же тогда начало конца? Разумеется, никак не раньше 306 года, когда Константин Великий облачился в императорский пурпур в Йорке, и, вероятно, даже не в 340-х годах, когда, согласно некоторым смутным свидетельствам, его сын Констант прибыл в Британию с небольшим отрядом, чтобы проверить донесения о проблемах в провинции[59 - Косвенные указания на это содержатся в панегирике Либания (59. P. 139, 141).]. На некие более значительные процессы указывает хроника последнего великого римского историка Аммиана Марцеллина[60 - Аммиан Марцеллин – военный офицер, родившийся в Сирии, не христианин. Его карьера проходила в основном на Востоке, однако какое-то время он пробыл в Галлии. Он писал в Риме в конце 380-х гг. и в своем сочинении «Деяния» (Res Gestae) мог основываться как на современных ему отчетах из провинций, так и на собственном знакомстве с теми, кто принимал участие в далеких событиях, а также на имперских документах.], который описывает события после узурпации власти в Западной империи Магненцием в 350–353 годах. Магненция поддерживали многие военачальники и гражданские чиновники из Британии, поэтому император Констанций II отправил из Рима в Британию некоего нотария (и отчасти – инквизитора) по имени Павел со зловещим прозвищем Катена («Цепь»), чтобы тот доставил к нему на суд предполагаемых сторонников и помощников Магненция. По словам Аммиана, Павел был излишне суров, обвинял невиновных, фабриковал свидетельства и заковывал подозреваемых в кандалы. Когда Флавий Мартин, исполнявший обязанности префекта Британии, попытался вмешаться, его самого обвинили в измене. Последовала отчаянная борьба – и Мартин покончил с собой[61 - . Аммиан Марцеллин. Деяния, XIV, 5.]. Богослов и историк Иероним, оглядываясь назад из первого десятилетия следующего века, приводит довольно длинный перечень узурпаторов из Британии, последовавших примеру Магненция[62 - . Иероним Стридонский. Указ. соч.].

Была ли то буря в стакане воды – или признак подспудно развивавшегося недуга, нашедшего отражение в общем ощущении династической нестабильности, характерном для Западной империи в IV веке? Может быть, сам факт, что Британия – остров, порождал здесь неискоренимую уверенность в своей независимости? Как бы то ни было, политическая нестабильность не сказалась на состоянии экономики Британии, находившейся в то время на взлете: строились новые роскошные виллы и массово перестраивались старые. Не прошло и десяти лет после грубого вмешательства нотария Павла в дела провинции – и император Юлиан (361–363) отправил в Британию сотни кораблей за грузом зерна для военной кампании на материке[63 - Упоминания об этом имеются в нескольких континентальных источниках. Ireland 2008. P. 144–145.]. Британия оставалась богатой – но сколько можно было терпеть бесконечные посягательства богоподобных императоров, которых в Британии никогда не видели? И если в сельской местности дела шли неплохо, то крупные города уже давно миновали пору своего расцвета. Интерес к развитию городской инфраструктуры, о котором свидетельствуют гордые надписи на форумах, термах, храмах и статуях (с указанием сумм, потраченных на их возведение), постепенно угас, горожане все больше времени посвящали личным заботам. Археологи отмечают, что в городах становится меньше зданий, потребление падает, вообще остается меньше свидетельств городского образа жизни. Власть имущие, возглавлявшие цивитаты, похоже, стали уделять меньше внимания общественным нуждам, вкладывая деньги в обустройство вилл – сельского отражения городского великолепия, – и использовали имевшиеся возможности для обеспечения своих земель, семьи и собственной местной клиентеллы, не стремясь к продвижению по государственной карьерной лестнице. Налоги в позднеимперский период все чаще собирались на местах и выплачивались натурой, а не деньгами[64 - Hopkins 1980.]. К середине IV века экономическую жизнь провинции обеспечивали десятки мелких городов и торговых поселений, а также уменьшившиеся гарнизоны приграничных крепостей, а не кипящие жизнью столичные административные центры. Не сократились ли пределы административной политической власти на местах от уровня цивитатов, которые были скорее искусственным изобретением римлян, до более естественного уровня пагов? Не возвращалась ли Британия к присущему ей изначально состоянию разнородности?

Классическую романо-бриттскую виллу обычно представляют себе как роскошно обставленный просторный одноэтажный дом с черепичной крышей, портиками, обеденными залами, коридорами с выходами в этикетный сад во внутреннем дворе и к фамильным алтарям: воплощение социального статуса и экономического благополучия, сдержанной открытости и тщательно оберегаемой приватности. Если рассматривать такие виллы в качестве единственного критерия сельской жизни, то мы получим одномерную, линейную картину социального и экономического взлета и упадка[65 - Подробное обсуждение роли римских вилл как социальной единицы и элемента инфраструктуры см. в: Perring 2002.]. Их окончательное исчезновение из ландшафта Британии после расцвета империи во II веке выглядит как конец истории – ее трагический финал.

Но свидетельства менее очевидных взаимоотношений городов и деревень, владельцев и обитателей поместий, сельских поселений и хуторов показывают более сложную и интересную картину жизни общества и функционирования экономики. Чем обусловлено, например, такое проявление архитектурного консерватизма, как присутствие во многих процветающих сельских поселениях больших деревянных круглых домов, традиционных для железного века? Что можно сказать о жилищах менее внушительных, чем вилла, но бо?льших, чем обычный крестьянский двор?

Археологические данные показывают, что постройки и типы поселений в римской Британии позднего периода отличаются большим разнообразием. Виллы часто сравнивают с большими сельскими особняками XVIII и XIX веков, однако в их роскошных обеденных залах никогда не бывало многолюдных собраний и балов. В целом виллы не были центрами социальной жизни.

Самые внушительные строения в сельской местности, часто располагавшиеся поблизости от традиционных комплексов вилл, – это построенные из дерева или камня «длинные дома» или так называемые «амбары с центральным проходом» (aisled barns), которые во все большем количестве находят в южных районах Британии. Как и десятинные амбары (tithe barns) средневековой Англии, эти монументальные постройки свидетельствуют о мастерстве строителей и архитекторов. Некоторые из них представляли собой просторные сооружения с открытой планировкой, прямоугольные в плане, с колоннами, высокими потолками и очагами (напоминающие англосаксонские «медовые залы» (mead halls) или христианские базилики), иногда в несколько этажей; другие имели внутренние перегородки. Прямоугольные участки, на которых они располагались, хорошо идентифицируются при раскопках, но по ним невозможно реконструировать внешний вид этих зданий и понять, для чего они использовались. Однако иногда археологам везет. В Меонстоке (Meonstoke) в Гемпшире, в долине реки Меон, сохранилась обрушившаяся верхняя фронтонная часть такого здания. Отломившийся от нижнего яруса цельный кусок, упавший на землю снаружи стены, почти не пострадал. Он пролежал под землей более 1500 лет, прежде чем его откопали и с похвальной осмотрительностью и исключительным мастерством извлекли на свет целиком[66 - Меонстокский фасад сейчас выставлен в римских залах Британского музея как дар мистера и миссис Брюс Хорн.].

Меонсток: чудом сохранившийся второй ярус аркады «амбара с центральным проходом», хранящийся в Британском музее

Меонстокский фасад начала IV века и другие находки, обнаруженные при раскопках в 1989 году, свидетельствуют, что это здание не было простым амбаром для сена: больше всего оно напоминает базилику с верхним рядом окон над приделами, слепыми аркадами над ними, декоративной каменной отделкой и фрагментами кладки из пустотелого кирпича и раствора[67 - Ibid. P. 111; см. также сайт Британского музея: www.britishmuseum.org/research/collection_online/collection_object_details.aspx?assetId=463871001&objectId=1362696&partId=1.]. Если традиционные виллы строились, чтобы продемонстрировать богатство владельца и принадлежность к избранным, то это здание – и другие, подобные ему, – сооружались, чтобы величие хозяина было видно не только близким друзьям и «своим людям», допущенным к трапезе за его столом, но гораздо более широкому кругу родственников и подчиненных. Можно вообразить, как в таком доме собирались так или иначе связанные с хозяином семьи и их слуги, и узы покровительства укреплялись вином и песней, танцами и болтовней: по атмосфере больше похоже на поместье в книгах Джейн Остен, чем на виллу с личной купальней.

Значит, в наших стандартных представлениях о римско-британском обществе позднего периода чего-то не хватает: похоже, мы упускаем из виду какие-то предвестья раннего Средневековья. «Амбары с центральным проходом», как и большие круглые дома, – возможно, наглядный показатель изменений в форме налогообложения: теперь вместо денежных выплат от каждой области империя требовала поставлять определенные товары и услуги. Это укрепляло местные социальные связи – краеугольный камень власти любого правителя раннего Средневековья.

Хотя Британию до поры не затрагивали тревоги, волновавшие разросшуюся империю в IV веке, в 360 году прозвучал первый сигнал. В этот год, как сообщает Аммиан Марцеллин, scotti (с другого берега Ирландского моря или из Аргайла) и picti (из Каледонии) нарушили свои договорные обязательства в отношении Рима и вторглись на территорию провинции на севере. Были ли эти действия чем-то спровоцированы или напавшие использовали представившуюся возможность – неизвестно; не исключено, что они заметили «дыры» в обороне некогда неприступных границ или просто набрались смелости. Император Юлиан отправил через Ла-Манш военачальника по имени Лупицин с войсками из провинций[68 - Имеются в виду auxilia – войска, в которых служили люди, не имевшие римского гражданства. – Прим. науч. ред.], однако о результате этой экспедиции ничего не известно[69 - Считается, что Лупицин мог быть владельцем большого количества изящного серебра (ныне хранящегося в Британском музее), захороненного в конце IV в. у Милденхолла (Суффолк), у границ территории, где в римский период начинались болота.]. С этого нападения началось десятилетие, в течение которого «пикты, саксы, скотты и аттакотты терзали непрерывными бедствиями Британию»[70 - . Аммиан Марцеллин. Указ. соч., XXVI, 4.]. Спустя семь лет, по словам Аммиана, до нового императора Валентиниана дошли вести о том, что «Британия[71 - Римская Британия в конце II в. была разделена на две провинции, Britannia Superior и Britannia Inferior. Спустя столетие, в процессе реформ Диоклетиана, провинций стало четыре: Britannia Prima, Britannia Secunda, Flavia Caesariensis и Maxima Caesariensis. Пятая провинция, называемая Valentia, границы которой точно не известны, добавилась в IV в.] вследствие восстания оказалась в крайней опасности. Нектарид, комит морского побережья[72 - Comes litoris Saxonici. Под его командованием находились форты так называемого Саксонского берега: Othona (Брадуэлл), Dubrae (Дувр), Lemanis (Лим), Branodunum (Бранкастер), Gariannonum (Берг-Касл) Regulbium (Рекалвер), Rutupiae (Ричборо), Anderitum (Певенси) и Portus Adurni (Портчестер). См.: Irland 2008. P. 139.], убит, дукс[73 - Dux Britanniarum. Под его командованием находился Адрианов вал, а его резиденция располагалась в Эбораке (Йорке).] Фуллофавд попал во вражескую засаду»[74 - . Аммиан Марцеллин. Указ. соч., XXVII, 8.]. Этот отрывок из «Деяний» часто цитируют – как предвестье надвигающихся несчастий, а также потому, что имена обоих командующих указывают на их германское происхождение. Гибель двух высших военачальников римлян могла быть либо следствием огромного численного преимущества со стороны нападавших, либо результатом согласованных действий предводителей «варваров» на нескольких фронтах в сочетании с элементом внезапности. Сам по себе такой сценарий указывает на слабость обороны провинции и, вероятно, недостаточную численность войск. Это предположение подтверждается тем, что известно о последующих событиях.

Валентиниан, получивший доклады по пути из Амьена в Трир (Augusta Treverorum), первым делом отправил через Ла-Манш своего военачальника с небольшими силами, чтобы прояснить ситуацию. Первый командующий был отозван, второй попросил подкреплений. В 368 году хорошо зарекомендовавший себя военачальник по имени Феодосий отправился в Британию с четырьмя отрядами провинциальных войск (примерно 2000 воинов). Переправившись из Булони и высадившись в Рутупии (прибрежной крепости в Кенте, совр. Ричборо), Феодосий двинулся к Лондону. По дороге ему встретились шайки разбойников (по характеристике Аммиана) – возможно, пираты из дельты Рейна и более удаленных мест, которые везли с собой пленников и добычу. Он быстро с ними расправился и вошел в Лондон, где получил подробные сведения о многочисленных успешных нападениях варваров и дезертирстве из армии. Часть дезертиров он убедил вернуться в строй, после чего повел увеличившуюся армию на север, «повсюду занимая удобные для засад места»[75 - Там же, XXVIII, 3.] – видимо, на вершинах холмов в Уэльсе, Пеннинах и Южной Шотландии. Тот факт, что ему удалось справиться с врагом сравнительно небольшими силами, показывает, что это были скорее грабители, жаждавшие добычи, а не захватчики, желавшие поселиться в отвоеванных землях. Что, в свою очередь, доказывает, что малочисленные приграничные гарнизоны уже не могли исполнять свою роль.

Феодосий также обнаружил, что живший в Британии политический изгнанник по имени Валентин готовился узурпировать власть. Хуже того – Феодосий разоблачил предательство особой службы, задачей которой было заблаговременно собирать сведения о передвижениях врагов за границей провинции. Вожди племен к северу от Адрианова вала то ли подкупом, то ли силой заставили milites areani[76 - Пограничная разведка; однако возможно, что Аммиан хотел употребить иное название, arcani – тайная служба.] сообщать им о передвижениях имперских отрядов, то есть, говоря современным языком, «перевербовали». Сообщения о слабости гарнизонов за якобы неприступной оборонительной линией Адрианова вала отчасти стали поводом к вторжению 367 года[77 - Историки предполагают, что набеги все равно совершались с моря, так что наземные укрепления роли не играли.]. Феодосий тут же распустил это подразделение.

Кризис 367 года был обусловлен как особым стечением обстоятельств, так и подспудно накапливавшимися проблемами. То, что группы пиратов с обоих берегов Ирландского моря и с противоположного берега Северного моря сумели скоординировать свои действия, говорит о существовании последовательного военного и политического противодействия империи в конце IV века. Однако кампания Феодосия не отмечена никакими военными победами: видимо, грабители поспешно ретировались с добычей, не рискуя вступить в открытое столкновение с профессиональными войсками империи. В те годы имперская армия еще была способна на решительное вмешательство. Спустя четыре поколения в распавшейся на части бывшей колонии уже доминировали культура и политика военных дружин.

Феодосий, которого во время британской кампании сопровождали его сын (будущий император Феодосий I) и племянник Магн Максим (будущий узурпатор), вернулся к императору с блестящей репутацией. Но можно усомниться в словах Аммиана, горячего поклонника Феодосия, когда он сообщает своим читателям, что командующий «восстановил города и укрепления… обеспечил границы стражей и сторожевыми постами», так что провинция «возвратилась к прежнему виду»[78 - Там же.]. У нас нет достаточных археологических свидетельств ни масштабных разрушений, ни восстановительных работ в городах и виллах римской Британии или в фортах Адрианова вала в 360-х годах, хотя примерно в этот период были действительно отремонтированы и перестроены три форта. В конце IV века на восточном побережье между Файли и Хантклиффом были возведены сигнальные маяки, но относить их постройку именно ко временам пребывания в Британии Феодосия – все равно что вынуждать археологию играть в салочки с историей.

Стены романо-бриттских городов не кажутся особенно надежными[79 - Gerrard 2013. P. 53.]. Единственное исключение – Кунецио (Cunetio, совр. Милденхолл в долине реки Кеннет в Восточном Уилтшире) – явно не тот город, который требовалось защищать от нападений со стороны Ла-Манша или с Ирландского моря. Городские стены, ворота и бастионы должны были демонстрировать влияние местных властителей и наличие у них лишних денег; кроме того, нет никаких свидетельств, что хоть один римский город был атакован или сильно разрушен в IV веке. Правда, не исключено, что в поздний период римские власти в Британии опасались, что сельская беднота может разворовать стратегические запасы провизии. Довольно много больших каменных строений, аналогичных зданию в Меонстоке, описанному выше, было возведено в IV веке внутри городских стен. После того как император Юлиан в 360 году вывез из Британии весь урожай зерна, голодные люди могли представлять реальную угрозу спокойствию провинции, однако несколько свор злобных псов и с полдюжины хорошо вооруженных стражей могли сдерживать мародеров не хуже стен. Как бы то ни было, большинство монументальных городских сооружений были построены задолго до кризиса 367 года, который, если говорить об археологии, почти не оставил следов.

В течение десяти или даже более лет после вмешательства Феодосия новости из Британии казались весьма незначительными по сравнению с тем, что происходило в континентальной Европе и в Африке. Отсутствие новостей – хорошие новости, как говорится. Однако Аммиан отмечает, что в 372 году Валентиниан отправил в Британию войско букинобантов (алеманнское племя с верхнего Рейна) под командованием их короля Фраомара[80 - . Аммиан Марцеллин. Указ. соч., XXVIXI, 4,7.]. Это – первое упоминание о применении в Британии римской политики переселения племен, точнее – переселения в другие провинции военных дружин в качестве союзных военных сил, называемых федератами (foederati). Потенциальные культурные, лингвистические и генетические последствия подобных действий не ускользнули от внимания историков и археологов, ищущих зерна «англосаксонской» воинской культуры в Британии до краха империи. Но гораздо большего внимания и количества чернил удостоился Магн Максим – рожденный в Испании племянник Феодосия, побывавший в Британии в 368 году. В 380 году, в возрасте сорока с лишним лет, он вновь отправился в Британию по приказу нового императора, Грациана (ум. 383), – возможно, в качестве командующего полевой армией (Comes Britanniarum) или главнокомандующего провинцией (Dux Britanniarum). История Магна Максима важна для нас как история преуспевшего узурпатора. После того как он разгромил силы пиктов и скоттов в 382 году, войска Максима провозгласили его императором. В 384 году он переправился через Ла-Манш с внушительным воинским контингентом из Британии и привлек на свою сторону немалую часть рейнской армии. Грациан стал отступать на юго-запад перед этой неодолимой угрозой, но преследователи схватили его и убили[81 - . Зосим. Новая история, IV, 35, 2–6 и 37, 1–3. Зосим утверждает, что Грациан был захвачен в плен в Сигидуне (Белграде); в других источниках назван Лугудун (Лион).]. Победивший Максим заключил соглашение со своим кузеном и бывшим соратником Феодосием I, императором Восточной империи. Максим сделал своей столицей Трир на берегу Мозеля и оттуда управлял западными провинциями в течение следующих четырех лет.

Относительно политики Максима в Британии в течение этого периода почти ничего не известно. Отнюдь не идеальный более поздний источник говорит, что он вывел войска из Британии и других областей для своей неудачной военной кампании против Феодосия в 388 году[82 - Об этом кратко упоминает Созомен в «Церковной истории».]. Однако благодаря упоминаниям в приписываемой Неннию «Истории бриттов», в сочинении Гильды, в средневековой валлийской поэзии и в целом ряде якобы ранних генеалогий, вокруг фигуры Магна Максима сложилось множество спекулятивных гипотез, приписывающих ему лавры «настоящего Артура» и первого короля раннего Средневековья. Иногда даже пишут, что он поставил вассальных королей в цивитатах.

В 395 году Феодосий умер, предоставив своим сыновьям делить между собой империю. Правление Гонория в Западной империи (до 423 года) неразрывно ассоциируется с потерей контроля над Галлией, разграблением Рима вестготами Алариха в 410 году, разрушительными богословскими спорами и окончательным отделением или отпадением провинций в Британии. Последние монеты имперской чеканки, попавшие в Британию в значимом количестве, выпущены в 402 году. После этого повозки с армейскими деньгами больше не переправляли через Ла-Манш.

В панегирике поэта Клавдия Клавдиана, написанном ориентировочно в 396 году, военачальнику Флавию Стилихону – регенту двенадцатилетнего императора Гонория – наряду с решением прочих актуальных военных вопросов приписывается то ли реорганизация, то ли усиление гарнизона в Британии. Однако эти войска, похоже, были отозваны уже через несколько лет, и о принятых мерах или об их результатах сказать практически нечего. На экономике Британии, основанной на военных деньгах, отсутствие новых выплат отразилось не сразу: в обращении еще оставалось много монет и слитков, а армия уже не была столь же значимым источником спроса, как когда-то. В качестве ретроспективной границы, знаменующей конец римской Британии, ее исключение из континентальных денежных потоков становится значимой вехой, но в те годы вряд ли кто-то из бриттов или римлян серьезно полагал, что более чем трехсотлетнее колониальное правление вот-вот закончится.