– Что ты знаешь?
– Я иду той же тропинкой, что и ты.
– Похоже на это – раз мы встретились.
– Ты что, не догадался, что мы идем к одному и тому же человеку?!
– Боже всемилостивый! – воскликнул монах.
– Не всегда он такой уж милостивый, но все же пусть поможет мне добраться до него! Ведь ты же разыскиваешь Эль-Кида.
– Так это в него ты влюбилась, Розита?
– А почему ты говоришь так, словно это тебе нож по сердцу? Ведь ты и сам любишь его.
– Люблю. Но он никогда еще не принес счастья женщине.
– Мне принесет… Хоть чуть-чуть.
– Розита, этот путь приведет тебя к греху.
– А разве бывает счастье хоть без небольшого греха?
– Цыц, дитя мое! Счастье в грехе? Грех в счастье? Нет, конечно нет.
– И что же тогда делать?
– Выйти замуж за порядочного человека, дитя мое.
– Который ложится спать в десять вечера и держит лавку?
– Почему бы и нет?
– Послушай, брат, а стал бы ты скитаться среди незнакомых гор и чужих людей ради спасения души такого вот лавочника?
– Надеюсь, что да.
– Надеешься, но – стал бы?
Брат Паскуаль совсем не умел врать. Крепко сжав пальцами посох, он покачал головой:
– Очень странно, но ты добралась до тех уголков моей души, в которых я еще сам до конца не разобрался. Да простит меня Господь!
– Господь возлюбит тебя еще сильнее, – заявила Розита.
– Однако, дорогая, ты пытаешься учить меня, хотя наставником должен быть я.
– Тогда пойдем вместе. Если мы будем говорить о нем, то тем самым будем наставлять друг друга. Ведь ты хочешь поговорить о нем?
– Когда я говорю о нем, у меня начинает щемить сердце… Кто может назвать его плохим человеком, Розита?
– А кто может назвать его хорошим? – подхватила девушка. – Ведь он же разбойник.
– Это так. Но он такой добрый, Розита. Такой великодушный и отважный.
– А скольких он убил?
– И это правда. Он убивал людей. За каждого убитого им я воздал Господу не одну сотню молитв… И все же он убивал их, и это разрывает мне сердце. Не хочу даже думать об этом.
– Но если мы думаем о нем, то не должны забывать и об этом.
– Истину говоришь, – отозвался монах. – А пока мы идем к нему, спой-ка мне песенку, Розита.
Девушка запрокинула голову и запела старинную мексиканскую песню:
Ящерица юркнула в щель,
Косуля приникла к скале,
Камнем упал ястреб с неба,
Я знаю: идет он, идет…
Звон его шпор уж близко,
Я вижу – идет он, идет…
– Цыц, Розита! – оборвал ее монах.
Распевая песню, девушка еще и пританцовывала, поэтому слегка запыхалась, но, несмотря на это, весело рассмеялась.
– В моем сердце только он, – воскликнула она, – поэтому я должна петь и танцевать для него. Поспешим же! Какая удача, что я повстречала тебя, брат. Ты послужишь мне пропуском в ущелье.
– А что ты знаешь об ущелье?
– Я знаю то, о чем никто и не предполагает, что я могу знать, – вновь рассмеялась девушка.
Расправив плечи, монах покачал головой и, погрузившись в мрачные мысли, зашагал вперед. Он понял, что никакие разговоры не помогут образумить Розиту.
Глава 7
Человек, прибывший с севера, был настоящим обитателем пустынь: тощий, иссушенный солнцем, с глубокими морщинами вокруг глаз. Ресницы его выгорели до такой степени, что стали почти белыми. Он стоял перед Рубрисом, а тот взволнованно расхаживал по комнате, сверкая глазами то на посланца, то на Хулио Меркадо, который примостился возле окна, тревожно подергивая головой.
Наконец Рубрис произнес:
– Советую тебе держать язык за зубами. Кроме меня и Меркадо – никому ни слова. А самое главное – Эль-Киду.
Взмахом руки велев посланцу убираться, Рубрис повернулся к Хулио:
– Если Эль-Кид узнает, что твою мать били – пусть даже не сильно, – он голубем полетит на север, во владения Лерраса. И угодит прямо в пекло. Именно в пекло. Ни одна живая душа не сможет подобраться к поместью и остаться при этом в живых. Они поставили под ружье несколько сотен человек и охраняют каждую тропинку на пятьдесят миль вокруг. Им просто не терпится распять Эль-Кида, да еще содрать с него кожу, чтобы он каким-нибудь чудом не уцелел… Ты понимаешь меня, Хулио?
– Понимаю, – моргая, ответил тот.
– А чуть позже, – продолжал Рубрис, – я возьму своих ребят и найду способ вытащить ее оттуда. Но только не сейчас, а когда все немного поутихнет. А она… Ведь она крепкая старушка, не так ли? Ну конечно, она именно такая! Вот и хорошо. Пусть немного потерпит. Отдохнет в тюрьме. А чуть погодя я вызволю твою мать, живую и невредимую. Ты меня слышишь?