Коротышка, не отводя глаз с парня, заволновался, приподнялся на стуле.
– Ах! – выдохнул молодой человек и поставил пустую бутылку на стол.
– Чтоб мне пропасть! – воскликнул коротышка.
– А теперь, – весело сказал Уэлдон, – чтобы стало совсем хорошо, за кухарку, благослови ее Господь! И за тот соус, который она приготовила!
Вторая бутылка опустела с такой же скоростью. Осушив ее, Уэлдон потянулся за третьей. И тут коротышка не выдержал.
– Дружище, дружище! – заволновался он. – Вы же лопнете!
– Вы видите, как я пью, но не ощущаете моей жажды, – кротко возразил парень. – У меня внутри пустыня, настоящая пустыня, раскаленная солнцем. В такой пустыне даже ящерицы прячутся в тени, кактусы вянут и начинают дымиться, стервятники кружатся в открытом небе, а лысый орел прячет голову под крыло…
– К черту вашу пустыню! – раздраженно фыркнул коротышка.
– Но теперь, – добродушно продолжил Уэлдон, – я залил края этой пустыни, осталось единственное сухое местечко – прямо в центре, которое я тоже намерен залить, если, конечно, хорошенько прицелюсь! За тебя, красавица, и за кухарку, и за ту страну, что произвела вас обеих на свет!
Третья бутылка отправилась вслед за первыми двумя, после чего молодой человек откинулся на спинку стула и скрутил еще одну цигарку.
– И, я полагаю, вас ничто не беспокоит? – сердито осведомился коротышка.
– Нет, мистер Коннери, – ответил Уэлдон. – Ничегошеньки. Покурите со мной?
Коннери два-три раза щелкнул пальцами – звук походил на треск фейерверка Четвертого июля[2 - День национальной независимости США.].
– Вы все время знали, кто я такой! – воскликнул он. – Черт меня побери, вы знали все время!
– Ну, конечно, ведь вас все знают, – улыбнулся Уэлдон. – Все знают Керка Коннери. Все восхищаются им. Все хотят с ним познакомиться.
– Заткнитесь, Уэлдон! – приказал коротышка.
Он вытащил очередную сигару, зажег ее не с того конца и безуспешно попытался раскурить – был слишком взволнован, чтобы заметить свою ошибку.
– Как вы добирались? – спросил угрюмо.
– По-разному. Когда верхом, когда пешком, когда поездом.
– Не верю, – возразил представитель закона. – Все поезда обыскивали. Каждый поезд, идущий в этом направлении.
– И при этом ваши люди обращали внимание на машинистов? – осведомился Уэлдон.
– Что такое?! – воскликнул Коннери. – Проклятье! Не верю! А что вы сделали с тем, кого заменили?
– Уложил спать в тендере.
Коротышка застонал.
– Ну и ну, – выдохнул он. – И вот вы здесь! Я не верю своим глазам!
– Зачем же вы тогда явились сюда, если не ожидали моего появления?
– На всякий случай. Не хотел упускать один шанс из тысячи, чтобы не упрекать себя впоследствии, что чего-то не предусмотрел. Вдруг все-таки вы появитесь, а меня здесь не будет.
– Что ж, вот мы и встретились. И не где-нибудь, а в Мексике! – Уэлдон с усмешкой пронаблюдал, как Коннери передернулся, и продолжил, сменив тему разговора: – Когда у вас выпадет свободная минутка, обратите внимание на вход в этот дворик. Видите картинку? Стоит испанка. А может быть, итальянка. Возможно, с примесью французской крови. Разве она не прелестна, Коннери?
– Почему вы не говорите по-английски? – с раздражением отозвался тот. – Почему вы всегда мешаете в одну кучу жаргон и всякий вздор, когда умеете говорить правильно?
– Говорить и путешествовать, – уточнил Уэлдон. – Я всегда выбираю кратчайший путь.
И его взгляд устремился туда, где у входа во внутренний дворик стоял длинный серый автомобиль с низкой посадкой и широким капотом. Шум мотора не был слышен. В воздухе ощущалась только его вибрация.
– Это машина для настоящего мужчины, – заметил Уэлдон. – А посмотрите-ка, кто за рулем?!
За рулем сидела девушка. Выключив мотор, она сбросила пыльную накидку, швырнула ее на соседнее сиденье и вылезла из машины. Затем легким, быстрым шагом пересекла внутренний дворик, помедлила, оглядев верхние окна отеля, и вошла внутрь.
– «Черные глазки, звонкий голосок!» – тихо запел Уэлдон, но затем голос его зазвучал в полную силу, и он повторил эту строчку глубоким, низким голосом, похожим на гром.
– Вы знаете ее, да? – заинтересовался Коннери. – И посылаете ей сигнал, так? Тоже замешана в этом деле?
Энергично кивнув, он свирепо уставился на молодого человека.
– Знаю ли я ее? – задумчиво повторил Уэлдон. – По крайней мере, никогда ее не забуду. Вы заметили, какие у нее глаза?
– Заметил, – огрызнулся Коннери. – Черные как ночь. И я бы сказал, приправленные жаждой убийства. Как ее зовут?
– Не имею понятия.
– Франческа Лагарди.
– Итальянка?
– Не знаю. И не интересуюсь. Но мечтаю упрятать ее в тюрьму!
– Она что, мошенница?
– Мошенница? – воскликнул представитель закона. – Мошенница? – От возмущения ему не хватало слов.
– Я встречал таких на Востоке, – промолвил Уэлдон. – И на Западе. Но никогда не встречал их в компании с мужчинами.
– Это что, жаргон студентов? – предположил вконец рассерженный коротышка.
– Жаргон выпускников, – поправил его парень со своей обычной добродушной улыбкой.
– Ладно, – буркнул Коннери. – Могу вам кое-что сообщить. Мне телеграфировали вчера вечером. Бакстер мертв!
– И теперь они, естественно, хотят повесить меня?
– Они, конечно, не преминули бы это сделать, – проворчал Коннери. – Но этот осел Бакстер перед тем, как умереть, признался, что все это дело было сфабриковано, чтобы схватить вас. И вам пришлось бы здорово потрудиться, чтобы выпутаться. Но сейчас я должен сказать вам, что вы свободный человек и вольны идти, куда хотите!