Лабиринт Мёнина (сборник)

Чтобы немного прийти в себя, я поднялся на ноги, выглянул в одно из маленьких смотровых окошек и невольно заулыбался: далеко внизу переливалась в сумрачном свете пасмурного дня жемчужная пыль фонтанов.

«Неужели киты?» – изумился я и почти незаметным волевым усилием заставил летающий пузырь опуститься пониже. Моему взору открылось восхитительное зрелище: среди невысоких волн вальяжно резвилась четверка морских гигантов, поразительно похожих на китов моей родины. Только золотисто-рыжий цвет их блестящей кожи напоминал о том, что дело происходит в другом Мире. С размерами определиться было трудно. Сначала мне показалось, что они даже больше, чем киты моего Мира, потом я сделал скидку на расстояние и тот прискорбный факт, что до сих пор я не видел вблизи ни одного кита, и понял: объективных данных моя голова все равно не выдаст.

– Сэр Макс, неужели ты решил, что теперь нам обоим самое время утопиться? – с неподражаемой иронией осведомился мой спутник. – Ой, если бы ты спросил старого Нуфлина, как он хочет умереть, знаешь, что бы я тебе на это сказал? Только не в холодной воде! У меня от нее кости ломит.

– Нет, топиться мы не будем. Там киты, – объяснил я, не отрываясь от окошка. – Я их еще никогда не видел, разве только на картинке в Энциклопедии Манги Мелифаро.

– Киты? Да что ты говоришь?!

К моему изумлению, Магистр Нуфлин разволновался не на шутку. А я-то думал, что я тут один такой «юный натуралист», способный забыть обо всем на свете, разглядывая изумительные туши этих грациозных громадин.

– Рыженькие, – нежно мурлыкнул я, чувствуя, как по моей физиономии, все еще перекошенной после давешних неприятностей, расползается идиотская блаженная улыбка.

– А не мог бы ты помочь мне подняться? – вдруг спросил Нуфлин. – Мне бы не хотелось пропустить такое знаменательное событие, – добавил он, как мне показалось, довольно смущенно.

– А оно именно знаменательное? – растерянно уточнил я, помогая ему выбраться из кресла.

Великий Магистр ничего не ответил, а припал к смотровому окошку и замер, как маленький ребенок. Через несколько минут мой локоть, в который он вцепился, чтобы сохранять равновесие, взмолился о пощаде, но я не решался шелохнуться. Если уж умирающему старику приспичило посмотреть на китов – что ж, его право.

– Спасибо, Макс, – наконец сказал Нуфлин. – Усади меня в кресло, пожалуйста.

Я помог ему устроиться в кресле и тут же сам припал к окошку. Киты постепенно удалялись, но скрываться под водой, вроде бы, не собирались, так что можно было продолжать любоваться.

– А знаешь, это очень добрый знак, мальчик, – неожиданно сказал Магистр Нуфлин из-за моей спины.

– Еще бы! Киты все-таки! – тоном знатока подтвердил я.

– Обычно они не заплывают в Великое Средиземное Море, – пояснил мой спутник. – В нашем полушарии киты – большая редкость. Вот поближе к Арвароху их много. Моряки с Хонхоны считают встречу с китом наилучшей приметой. Она означает, что все вернутся домой живыми, да еще и с прибылью, огромной, как китовая туша. А мы встретили не одного кита, а сразу четырех.

– Значит, все будет хорошо, – я обернулся к нему и искренне улыбнулся. – Ваша Харумба окажется замечательным местом, вот увидите! А я вернусь домой живым, что тоже не может не радовать.

– Ой, Макс, не прибедняйся! Тебе и примет никаких не нужно, – усмехнулся Нуфлин. – Ты – одно из самых живучих существ в этом Мире, в чем я имел честь самолично убедиться.

– Ничего, лишний добрый знак и мне не помешает, – вздохнул я, с облегчением отметив, что обстановка необъяснимым образом разрядилась.

Спасибо китам. Если бы не они, вряд ли бы мы стали так непринужденно болтать – два человека, отрезанные от мира многими дюжинами футов и высокими бортами корзины бесхитростного летательного аппарата, охранник и его подопечный, неудачливый убийца и его ошеломленная жертва, не в меру великодушный судья и оправданный преступник – все это, с позволения сказать, в одном флаконе.

– Рыжие здесь киты, – еще раз сказал я. Сочетание звуков в слове «рыжие» необъяснимым образом ласкало мое нёбо и идеально соответствовало не только окраске китов, но и восторженной нежности, которую я к ним испытывал. – Там, где я родился, рыжих китов не бывает, – с внезапной откровенностью сообщил я Нуфлину. – Они там… – я запнулся, подбирая определение, и наконец нашел: – …темные, как сумерки в пасмурную погоду.

– А в том Мире, где ты родился, тоже есть киты? – полюбопытствовал Нуфлин.

– Ага, – кивнул я.

Мы снова замолчали, но на сей раз молчание было не гнетущим, а умиротворенным.

Незадолго до заката я почувствовал странное беспокойство. Странное потому, что оно родилось не в моем собственном сердце, а пришло извне. Ощущение было похоже на внезапный порыв ветра, иначе не скажешь.

– Что-то случилось? – сразу спросил я своего спутника.

– Еще не знаю, – настороженно ответил он. – А что ты почуял?

– Ничего определенного. Но…

– Что-то переменилось, – кивнул он. – И знаешь, что я тебе скажу? Мне это не нравится. Хуже всего, что я никак не могу понять, что именно происходит – то ли просто погода портится, то ли надвигаются настоящие неприятности.

– Сейчас окажется, что ваши старинные враги – никакой не миф, а самая что ни на есть суровая правда, – вздохнул я. – Ладно, если что – будем драться. Куда ж я денусь?..

Я не успел договорить, потому что началось черт знает что. Небо разверзлось и пролилось на нас огненным дождем.

Я отлично понимаю, что неуместный пафос делает мою попытку достоверно обрисовать ситуацию совершенно беспомощной, но что я могу поделать, если небо действительно именно разверзлось и пролилось на нас огненным дождем – не больше, и не меньше. Разноцветные брызги холодного огня не обжигали кожу, зато они стирали с лица земли наш летающий пузырь, да и нас, его пассажиров, тоже. Я успел заметить, что мое тело зияет зловещими прорехами, как рваное лоохи портового нищего, и испытал ужас, описать который не берусь. Все мои прежние страхи не имели никакого сходства с этим всепоглощающим чувством.

Но у меня в запасе все же было одно-единственное коротенькое мгновение. Его бы не хватило на размышления и поиски выхода, зато хватило на действие – судорожный, но мощный рывок под сень стены из белого кирпича, которая, как ни крути, была раз и навсегда воздвигнута в моем сознании. Разумеется, я бы ни за что не стал этого делать, если бы у меня была возможность обдумать свои действия. Оказывается, иногда паника может спасти жизнь.

Мне снова пришлось испытать сокрушительную, тошнотворную слабость умирающего старика, содрогнуться от ужаса при виде собственного сведенного судорогой тела; вернуться наконец к себе и заорать от жгучей боли в груди, смешанной с восторгом новорожденного. Хвала Магистрам, все это продолжалось очень недолго, словно бы услужливый киномеханик великодушно промотал пленку в ускоренном режиме, бормоча под нос: «Это мы уже видели».

По счастью, я не только отлично помнил события, которые предшествовали повторению одного из самых неприятных эпизодов моей жизни, но и сумел довольно шустро сообразить, что случилось.

Оказавшись на самом краю, я инстинктивно рванулся под защиту своей белой стены. Ничего удивительного, в течение нескольких дней я строил ее в полной уверенности, что она защитит меня от всех напастей. Мне, конечно, доходчиво объяснили, что это бессовестное вранье, но сжиться с новой концепцией я пока не успел.

Все к лучшему. Могущество ловушки каким-то образом протащило меня сквозь время и грубо швырнуло на пол корзины, «мордой в говно», как непременно сказала бы моя бабушка, крупный специалист по бытовым невзгодам.

Впрочем, это, с позволения сказать, сальто назад с переворотом пришлось исполнить не только мне. Магистр Нуфлин сидел в своем кресле – смертельно бледный, взволнованный, зато вполне живой. К счастью, он оказался крепче, чем мы предполагали перед отъездом. От таких потрясений кто угодно мог бы свалиться с инфарктом, а ему хоть бы хны.

– Вы поняли, что случилось? – взволнованно спросил я.

– Думаю, что да.

Нуфлин замялся, а потом торопливо добавил:

– Видишь ли, до сих пор я не слишком часто использовал этот прием с белой кирпичной стеной, и мне в голову не приходило, что такая ловушка способна перенести своего пленника сквозь время. А, собственно, как ты это сделал? – с показным равнодушием спросил он.

Я понял, что Магистр Нуфлин умирает от любопытства, но за свою долгую жизнь законного властителя и признанного мудреца он давным-давно отвык обращаться за разъяснениями, особенно к сопливым неофитам вроде меня. Но вот ведь обуздал гордыню. До чего любопытство людей доводит.

– Тут и рассказывать-то нечего, – я даже по сторонам стал оглядываться, словно бы в надежде отыскать подходящее слово где-нибудь на полу, среди дорожных сумок и одеял. – Когда все… ну, или не все, а только мы с вами стали таять под этим огненным дождем… В общем, я ударился в панику, перестал соображать, забыл, что ваша стена была ловушкой. И воссоздал ее в своем воображении, словно она может меня спасти. И, как видите, действительно спасла. Хотя все это было довольно неприятно.

– Полностью с тобой согласен, – кивнул Нуфлин. – Не так неприятно, как в первый раз, и все же… Будь любезен, выгляни-ка в окно.

Я послушно обернулся к смотровому окошку и обнаружил, что последние остатки заката все еще размазаны по нижнему краю блеклых облаков.

– Начало ночи? – лаконично спросил Нуфлин.

– Ну да. Судя по всему, она только что наступила. И это подтверждает мою версию.

– Да, ты прав. Судя по всему, мы действительно вернулись в прошлое и были вынуждены еще раз его пережить, – задумчиво сказал он. – Ты каким-то образом получил некоторую власть над временем, что само по себе удивительно.

– Здорово, что мы с вами сохранили воспоминания обо всем, что случилось, – заметил я. – Я помню и наш тяжелый разговор, и китов, и весь этот кошмар, который случился под вечер. Вы тоже все помните, верно?

– Разумеется, – кивнул Нуфлин. – И это не только избавляет нас от необходимости снова толочь воду в ступе, но и сулит надежду на спасение. Теперь мы оба заранее знаем, что нас ждет завтра на закате, и, возможно, сумеем надлежащим образом подготовиться к неприятностям. По крайней мере, у нас есть время как следует подумать.