Мой Рагнарёк

– Да, такой подвиг ему был не по зубам, – усмехнулся я. – Ладно, с этим все ясно. А что у вас вышло потом?

– А как ты думаешь? – фыркнула Афина. – Я сказала, что не собираюсь тратить время на пустую болтовню с горьким пьяницей, а посему ему следует поискать себе более подходящую компанию. Когда я закончила произносить последнюю фразу, он уже спал. Пришлось отнести его в спальню. Не оставлять же собственного брата валяться на земле. Потом я отправилась отдыхать. А сегодня утром послала нескольких Любимцев разбудить моего дорогого гостя и привести его ко мне. Я намеревалась обстоятельно объяснить Дионису, после какой по счету чаши вина ему не следует приходить ко мне в гости. Планировала начать это утро с хорошего семейного скандала. Чтобы ему больше никогда в жизни не пришло в голову мирно отсыпаться на моей амбе после нескольких лет непрерывного кутежа. Впрочем, теперь визиты бедняги Диониса нам с тобой больше не угрожают. И это печально, Игг!.. Но зачем было его убивать?

Я задумчиво крутил в руках окровавленное веретено.

– Зачем было его убивать – с этим вопросом можно не слишком спешить. Меня куда больше интересует, кто мог его убить? Бедняга Дионис действительно был вполне безобидным парнем и никуда не годным противником. Но он был бессмертным, как и мы с тобой, Нике.

– Это поправимо, как видишь, – мрачно сказала Афина. – Никакие мы не бессмертные, Игг. Просто мы чуть менее смертны, чем люди. Совсем немного – стоило ли поднимать из-за этого такой шум!

«Ну, положим, на твоем месте я бы говорил только о себе», – подумал я. Но вслух сказал лишь:

– Как бы там ни было, но ты и сама понимаешь, что в этом мире не так уж много существ, способных убить одного из нас.

– Не так уж много, верно. Но любой из нас мог бы убить Диониса, если бы очень постарался. Во всяком случае, ты точно смог бы. И я тоже. Но я его не убивала.

– Я тоже его не убивал. Даже если бы я вдруг решил поразмяться, я бы начал не с Диониса. И не в твоем доме, можешь мне поверить.

– Спасибо, – вздохнула она. – Я знаю, что это не ты, Игг. Ты всю ночь был в своих покоях, а на рассвете вышел и сразу отправился во двор, не заходя в другие помещения. Мои Хранители следили за тобой. Они всегда следят за тобой, ты уж извини.

– Ну да, а зачем они еще нужны, – согласился я. – На твоем месте я бы и сам отдал приказ следить за таким гостем.

– Я рада, что мои слова не причинили тебе обиду, – улыбнулась Афина. – Я почти доверяю тебе, Один. Во всяком случае, больше, чем кому бы то ни было. Но я, знаешь ли, привыкла не доверять никому, кроме себя.

– И это правильно. – Я снова показал ей веретено. – Ты никогда прежде его не видела, Нике? Может быть, у кого-то из твоих Хранителей?

– Ни у кого из моих Хранителей нет ничего подобного. – Она еще раз посмотрела на веретено и покачала головой. – Скажу больше, я вообще никогда не встречала подобных веретен. Обычно они немного иначе устроены. Не думаю, что я смогла бы им пользоваться.

– А ты умеешь прясть? – изумился я. – Никогда не видел тебя за этой работой.

– Тем не менее я умею прясть, и ткать тоже. В свое время мне довелось научиться и более бесполезным вещам. Во всяком случае, моих познаний достаточно, чтобы утверждать: это веретено не принадлежит никому из наших. Оно изготовлено далеко отсюда, к тому же руками, которые привыкли двигаться не так, как мои. А вот как именно – не пойму… Совсем чужая вещь.

– Интересно. На изделия моих людей оно тоже не слишком похоже… Ладно, теперь скажи мне вот что. Как могло получиться, что твои Хранители никого не учуяли?

– Вот это я и сама хотела бы понять, – вздохнула Афина. – Мои Хранители способны учуять кого угодно. По крайней мере, до сих пор я была совершенно уверена, что ни одно существо, кем бы оно ни было, не сможет войти сюда и остаться незамеченным.

– А ты не преувеличиваешь достоинства своих слуг? Все-таки кто-то здесь побывал. Не думаю, что Дионис убил себя самостоятельно.

– Об этом и речи быть не может, – согласилась она.

– Получается, что убийца возник из небытия, прямо здесь, в этой комнате, сделал свое дело и снова исчез? – подытожил я.

– Получается, – кивнула Афина. – Никому из наших это не под силу. А ты мог бы?

– Когда-то мог. Но не сейчас. Теперь это не по плечу старику Одину.

Вообще-то я был совершенно уверен, что и сейчас вполне способен появиться, где сочту нужным, и исчезнуть откуда угодно, если пожелаю. Но зачем открывать свои карты тому, кто неосмотрительно готов поверить тебе на слово? Поэтому я печально добавил:

– Сила понемногу уходит от меня, Паллада. Думаю, это не только моя проблема.

– Не только, – эхом повторила она. – Надо рассказать остальным о том, что случилось. Придется лететь к Зевсу. Спятил он там или нет, а все-таки он наш с Дионисом отец. И вообще самый старший. Считается, что на нем все держится… Составишь мне компанию?

– Разумеется. А что мы будем делать с Дионисом? Как вы хороните своих мертвых?

– Да, это вопрос. Видишь ли, Игг, до сих пор никто из нас не умирал. А когда умирали наши родичи из числа людей, мы не препятствовали их домочадцам поступать в соответствии с традициями. Несколько раз случалось, что Зевс забирал своих детей от смертных женщин на Олимп и возвращал им жизнь. Впрочем, ему уже давно не по плечу подобные чудеса. А такого, чтобы умер один из нас, еще никогда не было.

– Что ж, значит, до сих пор вам везло. Мне однажды пришлось похоронить сына, а ведь он был рожден такой же, как я, а не смертной женщиной. Что ж, пожалуй, не стоит беспокоиться о погребении. Мертвому все равно. Поэтому с ним следует поступить так, как удобно живым.

С этими словами я взялся за меч и начертил в воздухе над головой мертвого Диониса сияющий зигзаг.

– Делай свое дело, Соулу! – велел я руне.

Пространство вспыхнуло ослепительно-белым огнем. Через несколько секунд от тела Диониса не осталось ничего: руна Соулу сжигает, не оставляя пепла.

– Он хорошо ушел, – одобрительно заметил я.

– Никто не знает, – возразила Афина. – Может быть, мертвецам не нравится сгорать, даже в твоем волшебном огне, просто мы не слышим их протестов?

– Глупости. Мертвые, которым посчастливилось уйти отсюда через огненные двери, никогда не сетуют, что им устроили плохие похороны, – сказал я. – Не забывай, когда я говорю о мертвых, я знаю, что говорю.

– Да, действительно, – нахмурилась она. – Ты ведь, в сущности, такой же стервятник, как наш Гадес.

Мне не слишком понравились ее слова. Терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают. Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам.

Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук. Я заранее готов простить ей все что угодно, не требуя извинений, и вообще ничего не требуя. Когда я думаю о том, сколь близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения – а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны.

Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться. Нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли.

– Не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом, Один, – заметила она. – В конце концов, он самый могущественный из нас. Во всяком случае, Аид – единственный, кто вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать мои слова как похвалу.

– Могу, – согласился я. – Но не стану. Зачем мне пустая похвала? И с чего ты решила, будто я обижаюсь?

– Я не решила, я почувствовала, что ты недоволен. Не сердись на мою болтовню, Игг. Никакие вы не стервятники – ни ты, ни Аид. Я сказала, не подумав.

Афина на секунду обернулась ко мне, я успел разглядеть на ее прекрасном лице виноватую улыбку. Это было что-то новенькое. До сих пор я даже не предполагал, что эта сероглазая способна признавать собственные ошибки.

На амбе, которую занимал Зевс, было шумно и людно, как всегда. Одних только домочадцев из смертных у него несколько десятков, о Любимцах и Хранителях я уже не говорю: их и сосчитать-то невозможно! Подозреваю, что грозный Вседержитель больше всего на свете боится обыкновенного одиночества.

Афина покинула аэроплан, едва дождавшись, когда он коснется земли.

– И ты здесь, Мусагет? – спросила она, обращаясь к высокому загорелому красавчику с томными глазами и безвольным, как у избалованного ребенка, ртом.

– Не угадала, Паллада. Я не Аполлон, я – Арес, – возразил тот.

Ну да, эти два дурня уже давно всерьез состязались за право обладать обликом, в свое время принадлежавшим какому-то знаменитому певцу и женскому любимцу. Насколько мне известно, в затянувшейся сваре победил Аполлон. Заявил, что сам является певцом, а посему и спорить не о чем. Кесарю кесарево, еще вопросы есть?

Какие уж тут вопросы. Тьфу.

– Арес? Вот это да! Ты все-таки уговорил Аполлона уступить тебе облик Элвиса? – расхохоталась Афина. – Что ты ему пообещал? Что больше не будешь пытаться петь в его присутствии?