Шепот Пустоты. Книга 1. Точка возврата

– Не рановато ли? – на этот раз заговорил сидевший по правую руку от Олька бородатый дородный мужчина. Я не сразу заметил, что у него не было правой руки.

– Самое время, – покачала головой рыжеволосая. Ее веснушчатое лицо выглядело очень молодо, с первого взгляда инкурийка смахивала совсем на подростка. Но это был лишь обман сознания. Дело в том, что на Инкурии большинство почвы составляло какое-то минеральное сырье, испускавшее особый газ. Его состав моему простому солдафонскому мозгу был неизвестен. Но от него, как говорят, кожа куда как менее была подвержена старению. Или это уже мутация?

– В конце концов мы сели в эхоплан не для того, чтобы торчать в воздухе, – согласился последний из мужчин-ученых. Долговязый, черноволосый и в очках – такой же азурянин как и Ольк.

– Решать все равно не вам, – снова усмехнулся блондин. – Александр?

– Я выслушал еще не все мнения, – незамедлительно ответил глава яйцеголовых и скользнул взглядом по Ксюше. Меня так и ошпарило, словно каленым железом. Затем Ольк перевел взгляд на другую. – Эви? Что скажешь ты?

Третья девушка в компании всезнаек явно затесалась по ошибке. Красивая, с утонченными чертами лица. По-моему, натуральная блондинка. И как она умудрилась так хорошо выглядеть, изучая всю эту… ученую ерунду?

Эви не сразу ответила на обращение Александра. Уставившись в пол, она молчала чуть ли не полминуты, затем резко вскинула голову и, посмотрев в глаза Александра, четко сказала:

– Здесь нечисто. Садиться нельзя.

Среди яйцеголовых повисло молчание. А вот мне почему-то захотелось рассмеяться. Наверное, я даже глупо заулыбался. Ну прямо очень научное мнение!

Но Ольк отнесся к заявлению свое карманной блондинки со всей серьезностью, чем немало смутил меня. Чего они так испугались? Я уже там был внизу… Тишина и битые камни. Что бы там не произошло, это было давно.

– Мы спустимся, – заявил наконец Александр. – Но сначала вперед пойдут солдаты.

На этом совещание закончилось. Да и скорее всего закончилось бы все равно бесцеремонным вторжением сержанта, который шептал даже громче мотора осадного танка.

– Капрал Утер! – взревел он, видимо, ожидая, что я подпрыгну, вытянусь в струнку, залопочу что-нибудь ему нужное…

Но я лишь поднялся со своего места и молча устремил безразличный взор на смуглое лицо здоровяка-сержанта. На нем застыли явные признаки крайнего недовольства.

– Капрал Утер, почему вы не вместе со всем подразделением? Что вы делаете в салоне гражданских? – зарычал сержант. Звали его Василий, а среди рядовых и капралов – Пес. Он вечно на всех орал, ругался и был недоволен. В учебке такое поведение было к месту, позволяло чаще анализировать себя после очередной выволочки и сближало ребят ненавистью к своему командиру. Но после пяти лет службы бесконечные тычки раздражали.

– Я подготовил амуницию и в отсутствии поломок решил отдохнуть, – без запинки и совершенно ровным тоном ответил я. Признаться, мое спокойствие давалось мне очень непросто. Во-первых, Пес бесил меня одним только своим видом, а сейчас он ко всему прочему очень широко раскрывал пасть. Во-вторых, начало очередных придирок видели яйцеголовые и… Ксюша, которая почему-то не вернулась к своим обязанностям, а осталась. Посмотреть. Я спиной чувствовал ее любопытный взгляд. И это очень смущало меня, ведь как-то показать себя в такой ситуации очень сложно – старший по званию может унизить, если захочет.

– Ты подготовил? Да когда в последний раз ты смазывал свой карабин? Еще на Олеоне? – распылялся сержант. Я молчал и спокойно смотрел в лицо сумасшедшему Псу. Кстати, когда он злился, то левый глаз его начинал заметно дергаться. – И так делают десантники? Ты что, морской пехотинец какой-нибудь?

Вообще, формально особой разницы между десантниками и морской пехотой (условное название, исторически пришедшее от военных с корабля штатов) не было. Вооружали примерно одинаково, награды носили те же. Но по опыту последних войн с корпорациями и пиратами, морскую пехоту чаще бросали "на мясо", массированной атакой в самую гущу. Десантников же использовали более тонко – сбрасывали в отдельные жизненно важные точки, направляли для проведения диверсий или боя в глубоком тылу. Но не менее редко десантники шли в битву рука об руку с морпехами, и любая разница стиралась. Так было как раз со мной, причем большую часть мой службы. Поэтому сравнение Пса мне совсем не показалось обидным – среди мариносов есть ребята куда покруче нашего Васи.

– Это неуважение ко мне, твоему командиру отделения? К своему оружию? Или, быть может, к воинскому уставу?

Если первые два были вполне обычными для армии вещами, то последнее обвинение было очень крутым. Дисциплинарный кодекс содержал более сотни проступков, за которых на солдат и офицеров возлагались разнообразные взыскания от штрафов до различных телесных наказаний. Однако отдельной строкой был прописан самый тяжкий грех – неуважение устава. За него полагалась смертная казнь. Причем значение имело не нарушение устава как такового, а именно выраженное неуважение к уставу как основополагающей идее военного дела.

– И это я уже не говорю о царапинах на карабине, которые ты умудрился сделать, бродя по руинам. Пустоголовый баран!

Здесь меня охватил жар, и мои нервы сдали.

– Я, капрал Утер, товарищ сержант, – сказал я словно молотом ударил по наковальне. – А к кому вы обратили последние слова, я не знаю. Таковых рядом не вижу.

– Что ты сказал, молокосос? – большие глаза сержанта налились кровью, он подался вперед, но между нами встал Джонни.

– Сержант, брейк! Вы чего в самом деле? Смажет он все, будет следить аккуратнее… А вы…

– Заткнись, Румянцев, – прошипел Пес. – В наряде будете сегодня. Оба. И приступайте к мойке полов немедленно. А ты, Утер, еще ответишь за слова.

На этом сержант развернулся на одной ноге и пошел прочь из отсека.

Я сгорал со стыда. Как мне удалось не покраснеть, одной Бездне известно.

Некоторое время мои глаза смотрели в пол. Мне было очень неловко смотреть на Джонни, которому попало из-за меня, и… на Ксюшу, ставшую свидетелем моего унижения со стороны начальника…

Я все же повернулся голову. Ученые частично разошлись, но Ксюша продолжала сидеть. Она смотрела на меня… загадочным каким-то взглядом. Или мне просто хотелось так думать? А затем к ней повернулся Ольк, отвлек каким-то вопросом.

У меня все так и сжалось в груди, я даже повернулся, чтобы подойти к красотке, прервать ее диалог с всезнайкой хотя бы простым своим появлением, но…

– Так, куда это ты? – хлопнув меня по плечу, спросил Джонни. К моему удивлению, он совсем не злился – на лице сияла улыбка. – Хочешь меня одного оставить отдуваться? Пес дважды повторять не будет. Пойдем. Бабам все равно много внимания нельзя уделять.

Мне оставалось только вздохнуть.

***

Хотя в наше время придумали тысячи приборов для уборки помещений без непосредственного участия человека в этом скучном занятии, в армии мойку молов осуществляли по старинке: швабрами. Благо хоть насадки имели возможность набирать достаточно влаги и проглатывать основную грязь – бегать и смачивать их постоянно не требовалось.

Смысл такого армейского подхода опять же лежал в основах дисциплины. Считалось, что приобщенный к труду солдат в последующем будет более внимательно относиться к чистоте, созданной руками других. Отчасти это действительно было так. Но лишь отчасти.

Несмотря на скромные размеры эхоплана, мыть два отсека пришлось довольно долго. Особенно тяжко пришлось в том, где расположился наш взвод: Пес стоял над душой и проверял каждую пылинку. Капитан, дремавший в одном из кресел, разок не выдержал и даже осадил сержанта, после чего мы с Джонни перешли в отсек яйцеголовых. Те почти все спали, что заставило нас с другом работать медленнее и аккуратнее. И не из-за большой любви к всезнайкам – гражданские очень любили жаловаться, у них это было прям в крови. А Псу только дай лишний повод поорать.

Когда мы закончили с уборкой, то решили на всякий случай лишний раз почистить оружие. На глазах у Пса. Может, это его немного остудит.

Мой карабин ML-45 типа "Блейд" покорно ждал меня в личном шкафчике со всей остальном амуницией: подсумками, патронниками, двумя ножами, несколькими гранатами, рюкзаком с сухпайком на две недели и множеством другой всячины. Обычно подобные вещи хранились в арсенале, но в этом эхоплане такого не предусматривалось. Поэтому капитан скрипя сердцем согласился оставить бойцам вооружение на их собственный контроль. Вообще, по статистике вне боевых условий внимательность бойцов к своему оружию и боеприпасам сильно уменьшалась.

Достав Блейд, я отсоединил магазин, нажал на кнопку вскрытия затвора, проверил наличие боеприпаса внутри самого оружия, убедился в его отсутствии и, достав пенал с чистящими средствами, принялся за смазку. На самом деле, ML-45 не требовал особо тщательного ухода. Этот карабин был разработан как раз для случаев ограниченных возможностей по уходу за сложными механизмами. Но Псу было все равно – делай как он хочет и наплевать. Капитан обычно спускал Василию и другим сержантам их выходки. Наверное, ему было так проще командовать нашим подразделением. Скорее всего, так делал бы и я.

Блейд был предназначен для ведения прицельного огня короткими, кинжальными, очередями. Две-три пули ложились аккурат в одну цель с разбросом буквально в пару миллиметров, причем импульсные боеприпасы затем разрывались внутри цели одна за другой, делая рану почти невозможной к заживлению. Без лазерного скальпеля, естественно.

Однако бронебойность Блейда была крайне низкой. Например, броня, что сидела на мне, могла выдержать пару очередей подряд из этого карабина и не разрушиться. Более старые модификации доспех были чуть менее устойчивыми, но тоже держали удар. Но для затяжных боев этот карабин никто и не задумывал. Это оружие скорее относилось к диверсионным, для молниеносных и быстрых атак с минимальным уровнем шума и суеты: звук выстрела Блейда был не громче легкого шлепка по женской заднице, как говорили у нас в десантуре. Точность же была лучшей в классе стрелкового оружия. В принципе, с ним не обязательно стрелять в доспех, можно легко попадать в швы или миллиметровые разъемы между сочленениями доспехов-скафандров. Импульсные боеприпасы доделают остальное, разворотив защиту.

Однако для десантуры (и морпехов) был более привычным менее компактный, но мощный автоматический карабин DS-4 "Раптор" 13 калибра. С таким можно было даже легкую технику пробить. Конечно, это не старая добрая Дурь-пушка, что носят колониальные пехотинцы при помощи усилителей своих огромных доспехов, но для целей десантных операций – самое то. Однако сейчас все взятые в поход к Земле Рапторы остались на звездолете. С собой капитан приказал взять только Блейды.

– Спасибо, Утер, я думала, что сегодня дотру палубу до дыр. А ты оказался джентльменом, заменил меня.

Я на миг оторвался от смазки подствольной коробки Блейда и поднял глаза. На меня смотрели большие глаза Линдси. Одна из трех девушек нашего взвода, первый год службы. Хотя все парни тащились от этой голубоглазой и божественно сложенной азурянки, меня она совсем не привлекала. Короткая стрижка, почти под ноль, тонкие губы и чересчур мощные скулы. Ну а повадки – чисто мужицкие. Не спасали дело даже крепкая высокая грудь и сексуальные бедра. Честно, я сомневался, что все остальное у нее от женской породы.

– Прости, если бы я знал, что ты в наряде, то лучше бы полизал зад сержанту, – я говорил тихо: чистящий в другом конце поножи доспех Пес не должен был услышать.

Линдси хлопнула меня по плечу. Под доспехом это было неощутимо, но если бы не он – точно остался бы синяк. Девчонка не была обделена силой.

– Ну и за что ты так меня не любишь, Ути? – присаживаясь рядом, залепетали она. Сказанное обращение заставило меня прикусить губы.

– Я не Ути, Линдси. Вообще делом занят, не видишь? – почему-то эта девчонка вызывала у меня острую порцию негатива. Стоило только ей со мной.

– Да ладно тебе, ты ведь такой славный. С Олеона обычно приходят громилы как Джонни, похожие на обрубки скалы. А ты ничего так, со смазливый мордашкой.