– Аркадий Фёдорович многому учился у старых, ещё дореволюционных военных специалистов, – отмечает историк Владимир Калинин. – Особое место в своих воспоминаниях он уделяетначальнику инженеров РККА Николаю Николаевичу Петину, руководившему инженерными войсками Красной Армии в 1930–37 годах, человеку необычайно высокой военной культуры, бывшему в годы гражданской войны начальником штаба на четырёх фронтах, которому РККА во многом была обязана победой в войне.
«Я чувствовал себя с ним, скорее, не как с начальником, а как с Учителем – именно Учителем с большой буквы», – писал Хренов. Петин, как вспоминал Хренов, активно проводил в жизнь идеи инженерного соизмерения операций, то есть совместного планирования любых боевых операций инженерами и общевойсковиками с учётом инженерно-технических возможностей войск. На пути этих идей стояли ложные амбиции как общевойсковых командиров, так иногда и собственно инженеров, с чем отчаянно и во многом безуспешно боролся Петин.
С косностью военачальников, живших прошлыми заслугами, пришлось бороться и Хренову, когда его учитель по ложному доносу был обвинён в измене Родине и расстрелян. Но даже в условиях общего страха и подавленности, насаждаемых «ежовщиной», Аркадий Фёдорович никогда не кривил душой, отстаивая свою точку зрения, чем бы это ему ни грозило…
Дальнейшая карьера Аркадия Фёдоровича протекала в инженерных войсках Ленинградского военного округа. Он был начальником отдела укрепрайонов штаба округа, а потом стал и начальником инженерных войск ЛВО.
Хренов опытным взглядом оценил недостатки Псковского и Нарвского укрепрайонов, которые, по его мнению, были ещё как-то терпимы, когда СССР граничил с относительно слабыми в военном отношении государствами, и которые вызвали очень большую тревогу, когда вероятным противником СССР стала набирающая силу фашистская Германия. (Горькую правоту Хренова подтвердит катастрофическое для нашей армии начало войны). Он смело взялся за их устранение, но много сделать ему попросту не дали: увы, из советской военной доктрины того времени практически исчезло само понятие «оборона». Но кое-что Аркадию Фёдоровичу всё-таки удалось. Благодаря содействию Кирилла Афанасьевича Мерецкова, военачальника новой формации – думающего, принципиального, смелого в принятии решений. Именно такие полководцы привели страну к победе над фашистской Германией в 1945-м.
***
Ленинградский военный округ. Псковский укрепрайон. Командующий Кирилл Мерецков, которого Сталин в узком кругу военных величал не иначе как «ярославским хитрованом», проверяет, как движется строительство новых ДОТов. Сопровождающие его командиры довольны увиденным: полоса укреплений растянулась на несколько километров, плотно взяв под контроль все ключевые направления. Начштаба округа расхваливает инженера, руководившего постройкой оборонительной линии: «На совесть сработано – никакой враг тут не пройдет!»
Но Мерецков морщится, инстинктивно чувствуя, что что-то тут не так. Он поминутно оглядывается на своего заместителя – начинжа Хренова, но тот нем как рыба, только плечами пожимает. Визируя карточку на очередное укрепление, Мерецков заметил, что на ней опять нет подписи начальника инженерного управления. «Что он углядел неладное? Вроде всё в порядке», – забеспокоился командующий.
Первым вышел из терпения начальник штаба округа:
– Кирилл Афанасьевич, Хренов опять не подписал акт! Что он себе позволяет? Это форменное свинство – после того как сам командующий визу наложил! Неслыханно…
– И вам, товарищ командующий, не советовал бы подписи ставить, куда попало, – по-прежнему глядя куда-то в сторону, спокойно промолвил Хренов.
– А я разрешения на подпись у своих подчинённых брать не обязан, – строго посмотрел на Аркадия Фёдоровича Мерецков.
– Так-то оно так, но мнение специалиста выслушать должны, – Хренов, вскинув брови, впервые твёрдо посмотрел в глаза командующего. – Или, может, я вам вообще тут не нужен? Гляжу – вы сами с усами, разберетесь. И товарищу Сталину очки вотрёте!
– Товарищ Хренов, прекратите паясничать, мы тут не в бирюльки играем, – начал было распаляться Мерецков, но быстро взял себя в руки и уже мягче спросил: – Ну чем ты недоволен опять, Аркадий Фёдорович? Ты посмотри, какая мощуга! Бронеколпаки, бетон – высший сорт! Да его из корабельных стволов не прошибёшь…
– А прошибать и не надо – просто обходи рядом и шуруй дальше хоть до самого Пскова!
– Что ты мелешь? Почему это? – снова начал раздражаться Мерецков.
– ДОТ крепок – это, положим, верно. Но бесполезен: посадка не выверена – всё на глазок, на авось, на отвяжись… Это вообще не ДОТ, а барсучья нора. Зачем так зарываться было? Да гляньте в центральную амбразуру – не видно ж ничего, кроме облаков на небе! Из него что, по самолётам стрелять будут или по уткам?
– Гладко на бумаге, да забыли про овраги! – Хренов показал рукой на правый фланг. – А второй ДОТ справа слишком высоко поднят, хотя он и без того на взгорке стоит.
– По проектным расчётам ошибок быть не может, всё несколько раз проверено, – вклинился в разговор руководитель строительства.
– Так оно, наверное, и хорошо? С высоты дальше видно, километра на полтора обзор увеличивается, – возразил Хренову начштаба, когда инспекция вернулась к ДОТу.
– Зато под самым носом ничего не видно – смотрите, какое огромное мёртвое пространство! – начинж попытался показать его размер рукой, но, увидев, что его не поняли, неожиданно приказал одному из сопровождающих красноармейцев:
– Товарищ боец, принесите «Дегтярёва»! – и, с улыбкой обернувшись к командующему, спросил:
– Не забыли ещё, как с этой машинкой управляться, а, Кирилл Афанасьевич?
– Да я ещё тебя научу, Хренов! – Мерецков уже догадался о хитрости своего начинжа и, засучив рукава, встал за пулемет.
А Хренов, взяв с собой двух сапёров с гранатами, резво отбежал метров на пятьсот вперед от ДОТа. Взмах руки – и трое смельчаков кинулись в атаку…
Юркая фигурка начинжа никак не попадала в прорезь прицела пулемета, а затем и вовсе пропала. Мерецкову пришлось нагибать дуло вниз до самого упора, но Хренов был уже недосягаем для условного огня. Мёртвое пространство было никак не меньше восьмидесяти метров. «Куда же он спрятался?» – только и успел удивиться Мерецков, как в амбразуру вкатились две учебные гранаты и шмякнулись о бетонный пол.
– Бум! – раздался веселый голос начинжа из-под самой амбразуры.
Мерецков вышел из ДОТа, покачал головой и с удовольствием поглядел на смущённо улыбающихся бойцов и своего заместителя, который невозмутимо выковыривал охвостья репья из фуражки:
– Шах и мат, товарищи командиры! Хренов всех нас убил! – а про себя подумал: «Сработаемся!»
После того как Хренов детально и толково объяснил ошибки, допущенные при строительстве, и, главное, показал, как их быстро и без ущерба для дела устранить, Мерецков сказал присутствующим, что все подписи, которые он поставил до консультации с начальником инженерных войск, следует считать несуществующими и отдал приказ на переделку.
– Отныне и впредь Хренов в соответствующих вопросах – моя правая рука, и его мнение является решающим! – заявил командующий, и эта успешная практика утвердилась на многие годы. Как и крепкая фронтовая дружба Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова и генерал-полковника инженерных войск Аркадия Фёдоровича Хренова.
МОСТ ТРЕТИЙ. ФИНСКИЙ
В конце 30-х годов прошлого столетия белофинская военщина была просто одержима антисоветскими настроениями и мечтала предоставить финскую территорию в качестве плацдарма для нападения на СССР. В беседе с посланником Финляндии в СССР Юрьё-Коскиненом глава наркоминдела Литвинов отметил: «Ни в одной соседней стране не ведётся такая открытая пропаганда за нападение на СССР, как в Финляндии». Причём правящая верхушка нашего северного соседа на тот момент ещё не знала, кому из агрессоров отдать предпочтение (не исключалась не только германская, но и агрессия со стороны англичан и американцев), и на всякий случай заигрывала со всеми сразу. Вовсю шло строительство оборонительной линии Маннергейма – самой, пожалуй, сильной в инженерном отношении полосы за всю историю войн.
А от финской границы до Ленинграда было всего-то 32 километра – один марш-бросок! Финляндии было сделано несколько разумных предложений по изменению пограничной линии. В них не было ничего такого, что могло бы унизить финнов, скорее – наоборот. СССР предлагал в три раза большие территории, чем получал взамен. Даже немцы нашли эти предложения более чем приемлемыми и посоветовали финскому правительству, не мешкая, с ними согласиться. Сталин резонно убеждал белофиннов, что передвинуть Ленинград невозможно, а границу – очень даже вполне, но те упорно стояли на своем. Переговоры зашли в тупик, после чего Молотов развёл руками: «Что ж, мы, гражданские, бессильны что-либо изменить, теперь слово за солдатами…»
Комбриг Хренов в это время проводил рекогносцировку северных приграничных районов и решал, что ещё можно сделать для укрепления наших рубежей. Вторая Мировая война уже началась – Германия напала на Польшу. Было тревожно – финны, подстрекаемые западными провокаторами, вели себя нагло и вызывающе. Однажды Аркадий Фёдорович забрался на пограничную наблюдательную вышку. Вдруг с сопредельной территории прозвучал выстрел – пуля финского снайпера прозвенела в считанных миллиметрах от виска Хренова…
Провокации не прекращались, поэтому в Кремле не видели иного выхода, кроме как нанести упреждающий удар, и 30 ноября 1939 года войска Красной армии перешли границу Финляндии. Несмотря на титанические усилия, наступление советских войск захлёбывалось. Линия Маннергейма, которую финны строили двадцать лет, оказалась действительно неприступной. Если посмотреть на её карту-схему, то она и правда впечатляет своей масштабностью. Многочисленные доты с бронеколпаками, траншеи, узлы обороны, линии противотанковых препятствий, гранитные надолбы, проволочные заграждения, в том числе, под электротоком, минные поля, рвы и снова доты, доты, доты… Становится понятно, что белофинны по своему стратегическому плану вполне оправданно предполагали отсидеться за линией Маннергейма, дождаться помощи от Запада, после чего провести контрнаступление.
В лоб такую оборону было не прорвать – это было ясно Хренову с самого начала. Не питал на этот счёт иллюзий и командующий 7-й армией Мерецков. Хренов был поражён, как много просчётов было сделано в планировании кампании. Наступление велось по малопроходимой местности: лесам, незамерзающим болотам, быстрым рекам, скованным тонким льдом. Сапёрам приходилось идти в голове наступающих частей, чтобы вести разведку и под огнём противника прокладывать дороги. А зима 1940 года выдалась снежной и суровой. Морозы достигали 40 градусов.
Зная, какую берёт на себя ответственность, Хренов предложил Мерецкову взять длительную паузу в наступлении. Он настаивал на проведении комплексной разведки – на земле и с воздуха, снабжении сапёров спецнаряжением, усилении передовых отрядов – как численно, так и материально.