Целитель. Становление

Он хотел было уже уйти, но какая-то необъяснимая для него на тот момент сила удержала его. Более того он четко понял, что человека с фотографии надо спасать.

И все случилось, как бы само собой. Пашка просто закрыл глаза и дал волю своей внутренней силе, которая так и рвалась в этот момент наружу.

Перед его внутренним зрением словно родилась картинка – что между бабкой и портретом на столе, возникла прозрачная, но очень прочная стена. И стена эта надежно защитила того, кто изображен на фотографии.

То, что случилось потом, напугало Пашку так, что он два дня немного заикался. Как только в Пашкином видении возникла спасительная стена бабка взвизгнула, как визжит напуганный поросенок.

От столь резкой смены действий Пашка даже чуток присел. Бабка резко обернулась и произнесла слова, которые Пашка услышит еще не раз и не два в своей жизни: «Видишь нас?!».

Пашка откровенно оторопел и смог выдавить из себя лишь: «Н-н-нее поооннимаю, что вы говорите!» и героически сбежал в свою комнату. Он лег на кровать, закрыл глаза и очень-очень сильно захотел, чтобы все это оказалось сном. Как ни странно, но думал он в тот момент о том, что живут же люди как-то без таких талантов как у него, и хорошо им.

Тут дверь в его комнату резко распахнулась, на пороге стояла бабка, она пристально смотрела на Пашку и молчала. Отчего последнему было, мягко говоря, не по себе. После достаточно долгой паузы бабка заговорила: «А ты сильный! Сильнее меня даже! Если не просрешь дар, быть тебе великим!». После этих слов она развернулась и пошла на кухню. И уже оттуда очень громко добавила: «Сам понимаешь, не ужиться нам! Съезжай прямо сейчас, деньги я тебе верну!».

Пашка собирал сумку и не понимал, что пугало его сильнее – остаться без угла или слова старухи, которые он тогда откровенно не понимал, и поймет окончательно, спустя только многие годы. А сейчас он знал одно – про злых ведьм его родная бабушка не врала, они существуют! И, как это не печально, он умеет их видеть!

Часть 7

Есть в студенческой жизни одно замечательное явление – производственная практика. Это когда студент превращается в бесплатную рабочую силу для сотрудников предприятия, к которым он попал. По идее, практику для студентов должны вести самые опытные сотрудники и передавать свой бесценный опыт молодому поколению.

Пашка стоял в очереди за колбасой, а в кармане лежал список, где колбаса занимала далеко не последнюю позицию. Он был на практике, и каждый его новый день в качестве практиканта начинался теперь одинаково – он получал список продуктов, которые нужно купить для сотрудниц экономического отдела, где он и был практикантом.

Гастрономическое утреннее турне заканчивалось примерно в полдень. Он тащил огромные сумки с продуктами через проходную, отмечал пропуск и шел в свой ставший уже родным – «отдел экономики и планирования». Перед тем как войти, Пашка громко и долго стучал в дверь и заходил лишь после того, как ему внятно ответят, что войти можно.

Все дело в том, что коллектив, где проходил практику Пашка, был сугубо женский. И был в этом коллективе обычай – примерять принесенные очередной торговкой вещи, прямо перед обеденным перерывом, как раз в то время, когда Пашка возвращался из похода по продуктовым магазинам.

Дважды с ним случался конфуз, когда он застиг половину отдела, в процессе примерки бюстгальтеров, а второй раз – утягивающего белья. Впечатлений этих Пашке хватило на долгое время вперед, и теперь он не входил, пока не услышит однозначного ответа.

После обеда Пашка, наконец, приступал к бумажной работе. Нет, что вы! Ему не доверяли сводить какой-то важный отчет или делать экономический анализ. У Пашки была огромная, еще видимо допотопная дрель и чудовищных размеров игла. При помощи всего этого набора он до конца рабочего дня сшивал документы, предназначенные к отправке в архив.

Через несколько дней присутствие практиканта в общем огромном кабинете, видимо, несколько надоело сотрудницам по той лишь простой причине, что наличие молодого человека несколько сужало набор тем для ежедневного обсуждения, и Пашка был торжественно переведен в «отдельный кабинет».

Собрав свой нехитрый инструмент, Пашка переехал. Теперь он был реально владельцем отдельного помещения. Если не считать, что помещение это было предназначено для хранения инвентаря уборщицы и отсутствия окон, то было вполне прилично. У Пашки появлялась возможность покемарить после ночных смен и почитать художественную литературу.

Круг его общения, если не считать утренних, продуктовых заказов, сузился до одного человека. Это была женщина, лет тридцати пяти, по имени Вера Ивановна. Она приносила Пашке новые кипы бумаг и забирала те, что он успевал сшить.

Они почти не разговаривали, но даже в короткие их моменты встреч, Пашка чувствовал – с Верой Ивановной что-то происходит. Он стал замечать, что с каждым днем она выглядит все хуже и хуже. Нет, здесь идет речь не о внешнем облике Веры, как и все ее сослуживицы она очень даже следила за собой. Но вот то, что происходило с ней внутри, не давало Пашке покоя.

Сам не понимая как, но он видел своим внутренним, понятным только одному ему зрением, что женщина находится на грани.

И однажды он набрался смелости и решил с ней заговорить: «Вера Ивановна, Вы меня простите, но мне кажется, Вас что-то очень беспокоит! Не знаю как, но, думаю, я могу вам помочь!».

Вера Ивановна резко взглянула на наглеца и уже хотела было уйти, но остановилась на самом пороге, замерла и, не поворачиваясь к Пашке, заплакала. Он сидел за своим заваленным бумагами столом и видел, как ее плечи мелко подергиваются в такт ее всхлипываниям. Ох, как же он не любил, когда женщины плакали при нем, это всегда делало его каким-то дураком, он не знал, что делать и говорить.

А плакала Вера из-за того, что вот уже лет пять ее муж стал сильно ревновать, а потом и бить. Воспитанная в суровых, советских нормах Вера и не помышляла о разводе, ведь у них была «прекрасная» семья и двое детей. Поэтому ей приходилось терпеть и молчать. Но последнее время становилось это делать все труднее и труднее, как и скрывать следы побоев. Больше всего Вера боялась, что муж когда-нибудь ударит ее по лицу, и вот как тогда идти на работу? Все же сразу поймут, что ее семья далеко не «образцовая» и весь имидж счастливой женщины, создаваемый ею годами, рухнет в один миг.

Она стояла и плакала, не понимая, чем ей может помочь этот пацан. Но чем больше она рыдала, тем легче ей становилось. Со слезами выходили накопленные за последние годы эмоции, ведь счастливые женщины не плачут, и она не позволяла себе этого делать!

С заплаканным лицом и красными глазами в отдел не пойдешь, оставалось только одно – пересидеть до полного успокоения здесь вместе с практикантом. Она повернулась к Пашке, взяла стул и уселась за столом напротив.

Так они и сидели и молчали. Вера Ивановна думала, как бы заставить практиканта держать язык за зубами, а Пашка боролся с нестерпимым желанием помочь этой несчастной женщине. Прекрасно видя, что на диалог она явно не настроена, тем не менее Пашка с трудом держал себя в руках. Где-то внутри себя он понимал одно – ему нужно лишь заговорить, а вот то, что он будет говорить, родится, как всегда само. Так бывало уже не раз, когда люди приходили к нему за помощью. Вся его задача, заключалась в том, чтобы своим умом не мешать потоку слов и мыслей.

Вот и в этот раз, Пашка был на сто процентов уверен, что может помочь женщине, даже не смотря на ее откровенное неприятие.

Он на секунду закрыл глаза, глубоко вдохнул и выпалил: «Вера Ивановна! Можете верить, можете нет, но я могу Вам помочь! Я уже многим смог помочь, правда не знаю, как у меня это выходит!».

Он поднял глаза и посмотрел на собеседницу, она продолжала тереть и без того красные глаза платком. Вера ничего не ответила, и Пашка принял это как согласие.

Сделав еще один глубокий вдох, Пашка начал говорить, теперь уже почти безотрывно глядя на собеседницу: «Как я уже сказал, Вы можете верить, можете нет, но я действительно вижу некоторые вещи, которые непонятны другим людям. А бывает, что и не вижу, а просто знаю! Так вот, в Вашем случае я могу сказать одно, ваш муж не такой уж и зверь, как кажется последнее время!».

От этих слов Вера Ивановна вздрогнула, как от удара током. Откуда он знает про мужа? Она стала судорожно перебирать в голове возможные логические варианты. Но ни один из них не подходил для этого случая. У них с практикантом ну просто не было никаких общих знакомых! А на работе она ни с кем не делилась, ибо у нее был имидж – образцовой жены в образцовой семье! Голова от такого шла кругом.

А Пашка, видя, что как всегда угодил в самое яблочко, продолжил: «Вы же не всегда так жили! Все же у вас хорошо было! Это же только последние четыре-пять лет он на Вас отрывается!».

После этих слов Вера Ивановна зарыдала с новой силой. Пашка уже имел опыт,подобного общения с женщинами и знал, что нужно дать ей плакать столько, сколько нужно. Она плакала, он молчал, так прошло минут пять.

Видя, что поток эмоций сходит на нет, Пашка продолжил: «Знаете, бывает так, что человек сам не ведает, что творит, а потом ему и самому очень стыдно. Вот и Ваш муж, он не совсем еще пропащий, ему можно помочь!».

После этих слов Вера даже перестала тереть глаза, она очень внимательно посмотрела в глаза практиканта. И внутреннее, женское чутье безапелляционно верило этому мальчишке.

И, видя, что он, наконец, привлек ее внимание, Пашка продолжил: «Еще раз скажу, я не знаю, откуда мне приходит информация, я ее просто передаю, знаю одно, она всегда верная! Так вот, вспомните, пожалуйста, Вашего мужа угощала едой какая-то посторонняя женщина? Может быть, даже при Вас. Это было как раз четыре-пять лет назад!».

Вера задумалась: «Да так сразу и не вспомнишь! Может, и угощала, я не знаю!».

«Знаете! Просто надо вспомнить!» – с неизвестно откуда появившейся наглостью ответил Пашка.

Вера даже наморщила лоб от напряжения. Она молчала с минуту и, вдруг, резко встала, подняла палец вверх и совсем по-девчачьи радостно вскрикнула: «Вспомнила! Вспомнила! Как раз лет пять назад это было, мы только дачу купили! Есть там у нас одна соседка напротив по линии! Она с первых дней начала моего мужа просить всякие мелочи помочь! Бак перенести, теплицу помочь накрыть, шланг подключить и все такое! Я по первости не возражала, думала, ну как не помочь по-соседски? Потом она и начала как раз мужа подкармливать! То огурцов даст, то ягоды! А терпение мое лопнуло, когда она приперлась с целым тазиком пирогов в благодарность за то, что муж ей ворота помог приварить. Выхожу я из бани, а он довольный сидит, лопает ее пироги! А она сама в халате с таким вырезом, что пупок видно! Вот тогда я не сдержалась, нахамила ей откровенно! Муж меня долго потом стыдил, да так, что мне и самой едва стыдно не стало!»

Выпалив все это почти на одном дыхании, Вера с явным облегчением, плюхнулась обратно на стул. Впервые в жизни, она разговаривала с чужим человеком так откровенно. Это и пугало, и радовало одновременно. Несмотря на то, что практикант был еще совсем пацан, от него шла какая-то неведомая сила, которой подспудно хотелось довериться!

Пашка выдержал почти мхатовскую паузу и заговорил: «Вот Вы сами все и рассказали! А соседка ваша роста небольшого, волосы у нее совсем темные и взгляд очень-очень тяжелый!».

Вера Ивановна, не стесняясь, выпучила на практиканта глаза. Вот это да! Откуда он это знает!? Она долго не могла прийти в себя. Советское воспитание начисто отрицало возможность подобных вещей! Но факт оставался фактом, практикант был человеком далеко необычным!

«Да! Черная, ростом мне чуть выше плеча! И взгляд! Вот это ты вообще в точку попал! Слушай, а как ты все это видишь?» – не удержалась Вера.

«Говорю же, хотите верьте, хотите нет! Не знаю! Само как-то идет, а я просто людям говорю!» – еще раз искренне сознался Пашка.

«И что мне теперь с этим делать?» – с искренней мольбой в голосе спросила Вера.

«А пока Вы рассказывали, мне пришло два варианта! Первое, самое правильное – продать дачу, а если это невозможно, то сыпьте раз в неделю соль у калитки. Если кто спросит, скажите – чтобы сорняки не росли!».

Вера даже не думала ни секунды: «Вот и я так считаю! Продать эту клятую дачу! Но решиться не могла! Теперь сомнений нет, уговорю мужа! Он давно дачу у речки хотел, чтобы рыбачить, вот и повод! А соли обязательно насыплю, пока продаем! Пусть ей все старицей воздастся!».

И тут Пашка выдал то, от чего удивился сам. Будто и не он это говорил, а какой-то внутренний голос: «Я не помогаю тем, кто мести желает! Не нам решать, кого наказывать! Поэтому не думайте о возмездии, оно само приходит к тем, кому должно!».

Вера Ивановна с нескрываемым уважением посмотрела на практиканта. И обещала, что больше даже думать об этом не будет.

С того дня у Пашки началась почти райская жизнь. Поток документов для подшивки уменьшился почти в два раза, и он после традиционного похода в магазины мог спокойно покемарить или почитать в своем отдельном кабинете.