Хрономот

– Запрещено. Хмм. Ладно, я побуду в коридоре. Только две минуты.

Офицер полиции вышел из тесного карцера, испытав немалое облегчение. Ох уж эта дремучая трясущаяся старуха. Он вспомнил, что у него на столе оставалась булочка. Такая вкусная: ромовая баба, пальчики оближешь. Хотелось есть. А. вдруг напарник проснется и съест ее прежде, чем он вернется? Он отходил от карцера все дальше, когда услышал.

Щелчок. Полицейский не обратил на это никакого внимания. В голове у него была булочка. Мягкая булочка с маковой начинкой. Второй щелчок. В его голове сонно трепыхнулась тревожная мысль. Полицейский бросился по коридору назад, понимая, какую оплошность он допустил. Третий щелчок.

Он вбежал в карцер, сжимая в руке пистолет. Все было уже кончено. Старуха лежала на полу, вокруг ее головы медленно растекалась красная жижа. В руке ее все еще был зажат пистолет. Оба задержанных также были мертвы.

Я проснулся от телефонного звонка. Это был не мой мобильный. Было темно, наверно, я проснулся посреди ночи. Кто же может звонить в такое время?

– Алло, – раздался в темноте раздраженный голос Фера, – что? Как, убиты? Завтра будем. В десять подъедем. До свидания.

Я повернулся лицом к стене.

Глава 3. Западня

Когда я открыл глаза во второй раз, за окном уже было светло. Похоже, я проснулся от того, что Фер, вставший раньше меня, нервно расхаживал по комнате взад и вперед. Я слышал легкое шуршание его ног по ковру. К тому же кудрявый говорил с кем-то по телефону. Он говорил по-английски, тихо, явно чтобы не разбудить меня. Я не показывал вида, что уже проснулся.

– Да, сеньор Кехт, я попрошу Сальвадора… Ему говорить не буду… Так, когда вы примерно будете? Завтра? Хорошо, жду вас. Отель «Каравелла».

Фер закончил разговор. Естественно, я подслушал все, что мог, и попытался понять. Этот «сеньор Кехт» мог быть начальником Фера или клиентом: по голосу кудрявого было слышно, что тот очень уважает собеседника. Особенно меня заинтересовало про «не буду ему говорить»: уж не обо мне ли шла речь?

Так или иначе я понимал, что расспрашивать об этом Фера будет бесполезно. Поэтому я потянулся на кровати, чтобы было ясно, что я только-только начинаю просыпаться.

Наверное, мой кудрявый знакомый был взволнован звонком из полиции. Я вспомнил свой странный сон. Почему-то мне казалось, что он был не менее реален, чем мои вчерашние приключения. Откуда-то я знал, причем совершенно точно, что сегодняшней ночью дряхлая старуха застрелила двоих вчерашних бандитов. «С каких это пор я стал пророком?» – подумал я и решительно сел на кровати.

– Доброе утро, Фер.

– Доброе, да не очень, Гил, – Фер не переставая расхаживал по комнате.

Я встал, натягивая на себя сорочку и застегивая непослушными со сна пальцами пуговицы.

– Их убила Изабель Торрес?

Фер остановился лишь на секунду, затем продолжил движение. Больше он своего удивления никак не выказал.

– Да, Гил.

Я почувствовал себя глупо. До сих пор я никогда не показывал своих способностей окружающим. А теперь открылся Феру, причем без особой надобности. Почему-то мне хотелось проявить себя с лучшей стороны в его присутствии, впечатлить его. Сейчас я понимал, что не стоило говорить про свой сон, но назад дороги не было.

Собственно, о моих способностях. До сей поры они заключались в одном единственном умении: я мог иногда (когда был на эмоциональном подъеме) передвигать небольшие предметы без физического контакта с ними. Я мог заставить покатиться шарик для пинг-понга, мог заставить тихонько задрожать басовую струну – одним взглядом. Эти умения были довольно бесполезны, и я всегда понимал, что лучше мне о них никогда и ни перед кем не распространяться. Потому я не говорил о них никому – ни родителям, ни друзьям. Это было моей личной тайной, я даже получал некоторое удовольствие от того, что у меня был такой необычный секрет.

Телекинезу – способности передвигать предметы силой мысли – я научился, когда мне было тринадцать лет. В развитии этой способности мне помогла моя азартная натура в сочетании с усидчивостью, терпением и силой воли. Кажется, я тогда насмотрелся каких-то фильмов – то ли «Звездных войн», то ли «людей Х», и мне тогда вдруг безумно захотелось развить в себе какую-нибудь уникальную способность. Я тогда, помню, часами сидел, пытаясь сдвинуть взглядом мячик для пинг-понга. Где-то через недели три у меня был первый настоящий успех. Помню, я тогда дико обрадовался, но у меня уже в те годы было достаточно мозгов, чтобы придержать язык за зубами,

Потом я много времени тратил на то, чтобы научиться делать что-то более значительное. Однако мне так и не удалось даже поднять тот же самый шарик в воздух. Я мог медленно катать его по столу, но это всегда требовало от меня огромной концентрации, а после двух минут я уже серьезно уставал: в голове гудело, а глаза, кажется, готовы были вывалиться из орбит.

А вот пророческие сны мне никогда раньше не снились: это было что-то совершенно новенькое. Может быть, на меня так повлияла вчерашняя драка? Странно, я вроде бы не почувствовал в себе никаких перемен.

– Ты что-нибудь еще знаешь? – спросил меня Фер на полном серьезе.

Я вкратце пересказал ему мой сон, придерживаясь шутливого тона.

– Приснилось? – чуть насмешливо переспросил Фер, когда я назвал источник своих знаний, – хмм, бывает и такое, – я не мог понять, саркастирует он, или говорит серьезно, – Ты молодец, Гил, что рассказал все это.

Я был удивлен его реакцией на мою историю: Фер воспринял всю информацию на удивление спокойно и серьезно. Похоже, он и впрямь поверил даже всем моим подробностям, даже тогда, когда я сказал, что дежуривший в ту смену полицейский думал о ромовой бабе больше, чем о своей работе. Фер ничего не спрашивал, не поинтересовался, ни когда я последний раз проходил медосмотр, ни часто ли у меня бывают такие «приступы провидения»: он просто принял мою информацию к сведению. Такой подход с его стороны неожиданно внушил мне большое уважение к моему новому знакомому.

Мне подумалось: с какой это стати я, годами скрывавший свои телекинетические способности от любой живой души, неожиданно открылся парню, с которым был знаком второй день? Может быть, на меня повлияла экстраординарная обстановка, а, может быть, дело было в самом Фере. Какая-то его черта мне определенно нравилась, я только не мог понять, какая. Именно она заставила меня рассказать ему о своем сне.

– Итак, Гил, – сказал детектив, – сейчас мы завтракаем. Что предпочтешь: овсяную кашу или яичницу?

Я, как и вчера, вновь остановил свой выбор на яичнице. Фер спустился вниз заказывать завтрак, я же пошел в душ. Только сейчас, намазывая шампунем голову, я неожиданно понял со всей остротой: старуха не просто представилась Изабеллой Торрес, она действительно была матерью Мануэля. Я сразу помрачнел. Изабелла могла состоять в той же секте. Почему-то от женщин, а особенно от матерей, ожидаешь бытовой практичности, трезвости мысли. Образ женщины вообще в моей голове не вязался с религиозной фанатичкой. А тут женщина-убийца, да еще убийца сына. Я напряг память и вспомнил Библию. Кажется, его звали Авраам, того еврея, что чуть не зарезал сына. В той истории, ему это велел Бог, но в последний момент небожитель остановил руку бедного отца. Как это похоже: современный Авраам, но женщина. И как ужасно.

Из душа я вышел помрачневший, но, безусловно, посвежевший. Я чувствовал в себе силы для нашего с Фером расследования: я хотел найти этого Рикардо Ньевеса и отыскать способ посадить его в тюрьму хотя бы лет на двадцать. Я понял, что по-настоящему хочу помочь Феру расследовать это дело.

– Мы поедем сегодня в Маледо? – спросил я детектива за завтраком, разделывая вилкой яичницу.

– Думаю, да. Ты видел Ньевеса или Доминго в телефонных контактах Торреса и Лопе?