Вор

Вор
Максим Горький

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1896, номер 163, 15 июня, в разделе «Маленький фельетон». Подпись: Некто Х.

В собрания сочинений очерк не включался.

Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».

Вор

С натуры

Мальчонка, лет семи, давно уже вертелся у лотка торговца разной мелочью – гребёнками, щёточками, мылом, портмоне. Торговец был занят продажей кошелька каким-то двум парням, с озабоченными лицами рассматривавшим вещь. Они, недоверчиво слушая убедительные речи торговца, поочерёдно то ковыряли пальцами замок кошелька, то, подняв его к носу, рассматривали на свет, потом клали его на лоток и твёрдо говорили:

– Сорок копеек!

Они как-то копировали друг друга – один до подробностей повторял движения другого и все его ужимки. Торговец с негодованием говорил им:

– Сорок? Э-эх вы! Да он мне самому стоит шесть гривен! Ну погоди, – удерживал он их, – пятьдесят пять – желаете?

– Сорок копеек! – монотонно повторяли покупатели. И снова начинался торг.

Но как ни занят был торговец – высокий рыжий человек, с плутоватыми глазами и с цепкими пальцами в густой шерсти на суставах, – он одним глазом упорно следил за всеми движениями мальчика. Около лотка, следя за торгом, стояло, кроме парней, ещё человека три, и мальчик, вертясь меж ними, тоже следил за продавцом. Он был босой, в грязной и рваной рубашке, без пояса, в штанах, которые когда-то были плисовыми, а теперь казались сшитыми из мешка, на его рябом, загорелом и чумазом лице сверкали исподлобья серые, бойкие глазёнки, и блеск их был жаден…

– Ну, ин сорок пять! – решительно махнув рукой, сказал один из покупателей.

– Сорок пять! – как эхо повторил его товарищ, и оба они с ожиданием в глазах уставились на продавца. Тот криво усмехнулся и жалобно заговорил:

– Ребята, али мне в убыток торговать? Чай, я тоже ем, пью, жену, детей имею, – должен я копейку нажить, али нет?

– Как хошь! – сказали покупатели и двинулись прочь от лотка. За ними пошли и зрители.

Воспользовавшись этим движением, мальчишка согнулся, нырнул между двумя парнями, моментально вытянул вперёд руку, схватил с лотка кусок мыла и… опрокинулся назад, на землю.

– Ага, сынок! – торжествуя сказал торговец, держа его за ногу и таща по земле к себе.

Он схватил его снизу из-под лотка, и теперь мальчишка, извиваясь, как уж, упирался в мостовую руками и, болтая свободной ногой, с испуганным красным лицом ехал на животе под лоток. Вот рыжий мужик поймал и другую его ногу, дёрнув мальчика к себе, – причём тот ударился подбородком о камень мостовой – и, наконец, мальчик очутился лицом к лицу с ним.

Стоя между его колен, крепко сжатый ими и цепкими пальцами рыжего мужика, лежавшими у него на плечах, мальчик сосал разбитую губу и, сплёвывая в сторону кровь и слюну, покорно ждал, опустив руки по длине туловища и положив их ладони на колено торговца.

Тот, с удовольствием в больших тёмных глазах, с оскаленными улыбкой зубами, сверкавшими из густой рыжей бороды, осматривал мальчишку и молчал, очевидно, придумывая наказание для вора.

У вора же неровно вздымалась маленькая грудь и вздрагивали плечи… А на рябом лице его были отражены испуг, и тоска, и ожидание…

– Н-ну… – начал торговец, хмуря брови и стискивая зубы, – и что же я теперь с тобой сделаю, а?

Мальчик повёл плечом.

– В острог мне тебя запрятать или рвачку дать? Выбирай… что тебе по вкусу…

– Прости, дяденька, – тоскливо сказал вор.

– Про-ости-ить? Скажи на милость! Ишь ты! Как же так, сынок, я тебя могу простить? Ты, вор, украл у меня товару. Значит, следовает тебя упечь в тюрьму. А ежели я тебя, одного вора, прощу, другой – другого простит, – кто тогда в тюрьме сидеть будет, скажи, а?

– Дяденька, я больше не бу-уду… – со слезами на глазах и с дрожащими губами вполголоса, убедительно вытянул мальчишка.

– Это мне нипочём! Нет, ты скажи – кто будет в остроге тёмном сидеть, ежели воров прощать?

Мальчик беззвучно заплакал, и слёзы, стекая по его щекам, оставляли на них полосы…

– Говори, чертёныш, – кто? – зло сверкнув глазами, крикнул торговец и дёрнул вора за ухо…

– Ра-а…збойн…ики… – сдерживая рыдания, тихо сказал мальчик.

Это, должно быть, понравилось торговцу – он засмеялся довольно и громко.

– Ах, жулик! Ловко отрезал! Разбойники… шустрый ты мальчонка – быть тебе арестантом.

Ну, говори, ты зачем мыло стянул?..

– Дяденька! Вот те Христос – не буду я больше! Никогда уж не буду! – звонко крикнул мальчик.

– Шш! Не орать! Может, я тебя ещё и прощу, а будешь ты орать, придёт свистун с селёдкой – тогда, брат, шабаш твоё дело. Возьмёт он тебя и засадит в острог, в яму пхнёт, а там крысы, лягушки, змеи, и кажинный день тебя будут из ямы вынимать и – пороть!

Плечи мальчика судорожно задрожали, а в широко раскрытых глазах отразился ужас. Вор рванулся из колен торговца, но тот крепко тиснул его плечи своими цепкими пальцами и дал ему щелчок в лоб.

– Вот, на-ко отведай! Ишь ты, бежать захотел… Ну, говори – куда тебе мыло?

– Про-одал бы… – покорно ответил мальчик.

– Так… Продал бы… Ну, а деньги куда бы ты девал?

– Купил бы… фунт весового… хлеба…

– Н-ну?

– Баварского… квасу… полбутылки…

– Ишь ты! – усмехнулся торговец. – А ещё?

– Больше ничего нельзя уж… – вздохнул мальчик. – Только восемь копеек дают за мыло.

– Ага! так ты не в первый раз его воруешь? Н-да! Как же мне тебя простить, ежели ты такой злодей?

Вор поник головой и замолчал.

– А разве хлеба дома у тебя нет?..

Вор вздохнул и покачал головой, размазав рукой слёзы по лицу.