Женщина с голубыми глазами

А они всё-таки были – мальчик, беленький и робкий, в старой затасканной гимназической форме, с подвязанными чёрной косынкой ушами, и девочка в клетчатом, не по росту большом, ватерпруфе. Они оба расположились на досках у пристани Кашина и, вздрагивая от осеннего ветра, вели между собой тихий детский разговор. Их мать стояла сзади их, прислонясь спиной к клади какого-то товара, и сверху вниз смотрела на них голубыми, ласкающими глазами.

Мальчик был похож на неё: у него глаза тоже были голубые, он часто поворачивал свою головку в картузе с надорванным козырьком назад к матери и, улыбаясь, что-то говорил ей.

Девочка была сильно ряба, востроноса, с большими серыми глазами, сверкавшими живо и умно.

Вокруг их на досках были разложены какие-то узелки и свертки.

Был конец сентября; с утра шёл дождь, набережная была покрыта жидкой грязью, и дул ветер, холодный и сырой.

По Волге ходили мутные волны и шумно плескались о берег. Всюду стоял шум, глухой, тяжёлый, сильный… Сновали разные люди, озабоченные, стремившиеся куда-то… И на общем фоне жизни бойкой набережной улицы – группа из двоих детей и их матери, спокойно ожидавших чего-то, сразу бросалась в глаза.

Зосим Кириллович Подшибло давно заметил эту группу и хотя держался в стороне от неё, но пристально наблюдал за ней. Он видел каждое движение каждого из троих, и ему было чего-то стыдно…

С Сибирской пристани шёл кашинский пароход, через полчаса отправлявшийся вверх по Волге…

Публика стала сбиваться на дебаркадер.

И женщина с голубыми глазами наклонилась к детям, выпрямилась, вся увешанная свёртками и узлами, и пошла вниз по лестнице, сзади своих детей, шедших, взяв друг друга за руки, и тоже нагруженных чем-то…

Зосим Кириллович должен был тоже идти на дебаркадер. Ему не хотелось этого, но было нужно, и через некоторое время он стоял неподалёку от кассы.

Его знакомая покупала билет. В руках её был толстый жёлтый бумажник – оттуда смотрела пачка кредиток.

– Мне бы, – говорила она, – видите ли, так нужно… Их вот, детишек, во второй класс, до Костромы нам, а я в третьем. Можно им для обоих один билет?.. Нет? А то уступите? Покорно благодарю! Дай вам бог…

И она отошла с довольным лицом. Дети вертелись около неё и, хватая её за платье, о чём-то просили… А она слушала их и улыбалась…

– Ах, батюшки, да куплю же, сказала!.. Разве жалко мне? По два? Ну… Постойте тут.

Потом она отправилась на мостки, где торговали разной галантереей и фруктами.

И через несколько времени уже снова стояла около детей, говоря им:

– Вот тебе, Варя, мыло… Душистое! На-ка, понюхай, тебе, Петя, – вот нож… Вишь ты, помню, небойсь. А вот апельсины – целый десяток. Кушайте… не сразу только…

Пароход подошёл к пристани. Толчок. Все закачались. Женщина с детьми схватила их руками за плечи и прижала к себе, тревожно взглянув вокруг себя. Все были покойны, и она, успокоившись, засмеялась. Дети вторили ей. Положили трап, и публика хлынула на пароход.

– Стой! Куда прёшь! Осёл!.. – распоряжался Зосим Кириллович, пропуская мимо себя публику и обращаясь к какому-то плотнику, сплошь увешанному пещером, пилой, топором и другими инструментами. – Чёрт! Пропусти даму и детей… Экой ты несуразный, братец мой! – добавил он уже мягче, когда дама, его знакомая с голубыми глазами, проходя мимо, улыбнулась и поклонилась ему, проходя на пароход…

… Третий свисток.

– Подбирай носовую!.. – раздалась команда с мостика. Пароход дрогнул и медленно пошёл…

Зосим Кириллович окинул глазами публику на палубе и, найдя свою знакомую, почтительно снял фуражку и поклонился ей.

Она ответила ему низким русским поклоном и стала истово креститься.

И поехала в Кострому со своими детьми.

А Зосим Кириллович, посмотрев ей вслед ещё немного, глубоко вздохнул и пошёл с дебаркадера на свой пост. Был он хмур и подавлен.