Кремль 2222. Одинцово

Вечером дядька Волк от души напоил всю общину грибным отваром. Одевшись в крысособачью шкуру (настоящие волки в подмосковных лесах или вымерли, или мутировали вообще в невообразимых тварей), Друг Духов истово отплясывал, отбивая себе ритм при помощи бубна. Его ученики – так же одетые лишь в шкуры и набедренные повязки – окружили дядьку Волка двойным хороводом, и каждое кольцо вращалось в противоположную сторону с всенарастающей скоростью. Когда дядька Волк выбился из сил и упал, ученики подхватили его на воздетые руки и понесли над собой. Они ходили от идола Деда к идолу Бабы туда и обратно со своим учителем на руках, и это действо символизировало связь основоположников рода, приведшую к образованию общины.

А потом все собрались у идолища первомутанта Злобы, чтобы харкнуть на него и обругать теми словами, которые запрещено употреблять в быту.

Горели костры, их огни двоились, а иногда – и троились в мутных глазах старейшины Емельяна. Подъем на Видный Пень дался ему в этот раз с особым трудом.

– Одинцово! – обратился он к толпе. – Выбор у нас невелик – либо гибель, либо дружба с мутами. Либо умереть в бою, либо отступить от традиции и впустить мутов в нашу жизнь. Либо сгинуть всей общиной, либо просить помощи у Поганого Гнезда. Я – ваш старейшина, я ненавижу мутов, но я хочу, чтоб Одинцово жило. Какую цену мы готовы заплатить за жизнь? Готовы ли мы забыть о чистоте крови, и умолять тех, кого мы некогда вычистили с нашей земли поганой метлой, поддержать нас в трудный час? Готовы ли мы вести переговоры с Поганым Гнездом? Скажите здесь – перед лицом наших предков, перед Дедом и Бабой – имеем ли мы право направить послов в общину, которой правит одноглазая нелюдь?

– Сдохнем в бою! Слава роду – смерть мутантам! Чистая кровь! – ответила ему толпа сначала вразнобой, а потом – в один голос. – Мут не пройдет! Чистая кровь! Найди мута – и убей его! – Община распаляла себя сама. – Найди мута – и убей!

Старейшина почувствовал, как его немолодое, но по-прежнему сильное тело наполняется тягучим жаром. Дыхание перехватило, дрожь пронзила мускулистые плечи. На лице появилась то ли улыбка, то ли оскал.

– Одинцово! – воззвал он. – Я правильно вас понимаю? Похоже, вы приняли решение?

– Чистая кровь! Чистая кровь! – скандировала толпа.

«Ну, и хрен с вами, – Емельян продолжал улыбаться, а внутри него тем временем боролись противоречивые страсти. С одной стороны подкрадывалось щемящее отчаяние, с другой – радость и облегчение от того, что все еще сильна вера в традицию и преданность впитанным с молоком матери убеждениям. – Хотите, значит, помереть в битве? Пусть будет так».

– Тогда сделаем, что должны сделать! Будем стоять до последнего! – произнес он, и народ ответил ему многоголосым одобрительным ревом. – Останемся верными заветам предков и традиции! Умрем за это!

– Чистая кровь! Чистая кровь!

«Чего-чего, а крови прольется много», – устало подумал он, спускаясь с Видного Пня.

Их было двое, если не считать тура, запряженного в телегу. Высокий и статный юноша шел, опираясь на посох путника. Плащ с капюшоном, потрепанная кожаная куртка с кольчужными вставками, старые замызганные камуфляжные штаны и «берцы» – таково было облачение молодого человека. Видом он походил на маркитанта из бедного клана или жителя руин, которому какая-то счастливая случайность не позволила опуститься и превратиться в полуживотное – трупоеда.

Второй человек – очень пожилой, но отнюдь не старый мужчина мощного телосложения – сидел в телеге на прикрытой драным брезентом куче железного лома и откровенно зевал, хотя зевота в этих местах могла стоить очень дорого. На нем был ветхий балахон с похожим на грязный мешок капюшоном. Что находилось под этой неприглядной накидкой, нельзя было сказать наверняка. Скорее всего – такие же убогие, обжитые вшами штаны и рубаха.

По обе стороны дороги мостились железные коробки гаражей. Большинство выглядело так, будто их только вчера собрали и покрасили. А некоторые превратились в ржавые груды, какими им и полагалось быть по прошествии столетий. Московская Зона умела удивлять, хранить тайны и преподносить пренеприятные сюрпризы.

Юноша поглядел в сторону мерцающей стены, что выдавала местоположение МКАДа. Сквозь барьер из неведомой энергии светило клонящееся к закату солнце, и угадывался рисунок кучевых облаков, спешащий за юго-западным ветром. Сквозь барьер можно было посмотреть на мир за МКАДом, будто в залитое дождевой водой оконное стекло… но пройти за кольцо, через шоссе с удивительно хорошо сохранившимся асфальтом – никак. Хоть ты тресни, хоть лбом бейся… все равно – никак. Москва теперь будто куполом накрыта. Чем вызвано это явление, какие силы за ним стоят – неведомо простому обитателю руин, для которого прожить один день и не оказаться съеденным, застреленным, нанизанным на копье или продырявленным ржавым ножом – уже большое достижение.

– И нужно было этой хрени появиться именно сейчас… – проворчал юноша. – Как назвать такую непруху? Насмешкой судьбы? Дурным знаком? Еще одним испытанием?

– Ты тратишь силы на пустые переживания, мой юный ученик, – ответил пожилой человек скучным голосом. – Что толку от твоих попыток назвать неназываемое? Навесить ярлык на то, что не поддается оценке? Произошло то, что произошло, и наша задача – найти решение, а затем – продолжить путь к намеченной цели.

– Я чувствую себя квазимухой, которая тупо бьется в окно без единого шанса вылететь на волю!

– Все мы – души, запертые в темницах собственных тел, мой юный ученик. Но когда-нибудь каждый из нас обретет волю.

– С каких это пор я стал твоим учеником? – внезапно насторожился парень.

– Да меня просто прикалывает так тебя называть, салага! – оскалился пожилой, показав блестящие, словно выточенные из хромированной стали, зубы. – Меня, знаешь ли, не меньше твоего раздражает эта переливчатая стена! И единственное развлечение для старика – немножко поддеть тебя, молодого и ретивого!

– Тпру! Стой! – из-за гаражей выскользнули пятеро оборванцев, вооруженных капсульными ружьями, револьверами, грубо выкованными мечами, кистенями и копьями; не успел юноша оглянуться, как дорога впереди уже была перекрыта.

– Проболтали, – укоризненно бросил молодой человек пожилому. Старший товарищ в ответ лишь возвел очи горе и скинул капюшон. Засеребрились дорожки, рассекающие вдоль и поперек его бритую голову и широкий лоб.

Еще три тени с ружьями наперевес внезапно появились позади повозки.

– Попали мы, брат, ой, как попали… – пожилой затравленно огляделся. Вокруг были только гаражи, рухлядь и увитые плющами столбы ЛЭП: помощи ждать неоткуда.

– Куда путь держим? – прозвучал ожидаемый вопрос.

– На металлобазу к Сидору, – ответил юноша, исподлобья глядя на оборванцев с оружием. Грязные рожи, черные зубы, сочащиеся гноем болячки и искаженные мутациями черты – эти люди скорее походили на лежалых мертвецов, чем на живых хомо. Для таких нет ничего святого, такие мать родную схарчат в голодный год, и им не икнется. Тем более, эта встреча не сулила ничего доброго двум случайным путникам, которых занесла на пустынный тракт нелегкая.

– В телеге, стало быть, металл? – уточнил пучеглазый жлобина.

– Всякий ржавый хлам, – прошептал юноша, с ужасом глядя на ожерелье из отрезанных пальцев, которое пучеглазый носил на тучной шее.

– А кроме хлама еще что-нибудь везем? – шепеляво поинтересовался мелкий темнолицый тип, в чьей пасти не хватало всех передних зубов. Он подошел к телеге и заглянул под брезент. – Оружие, наркотики есть? – спросил он профессиональным тоном. – Может, монеты?

– Нет у нас ничего, – выдавил пожилой, испуганно озираясь. – К Сидору идем. Если боги будут милостивы, сменяем железо на еду.

– У нас есть арбалет, – признался юноша. Он, словно ища поддержки, положил руку на теплый загривок тура, но не шибко умное тягловое животное лишь нервически подергивало ушами да отмахивалось хвостом от квазимух.

– Давай арбалет! – темнолицый требовательно протянул руку.

– Да, арбалет есть, – со вздохом признал пожилой человек. Он выудил из-под брезента невзведенный самострел с лежащим на ложе болтом. – Как же совсем без оружия?.. – проговорил он рассеянно. – А если разбойники?..

– Давай сюда! – темнолицый вырвал арбалет из рук пожилого и, щурясь, принялся осматривать добычу.

– Скажите… а вы нас отпустите? – в голосе пожилого отчетливо слышалась мольба, казалось, этот крупный лысый человек едва сдерживает слезы. – Забирайте повозку, груз, забирайте тура, нас только отпустите, – он шумно сглотнул и положил руку на сердце. – Мой юный ученик лишь жить начинает! В нашем мире столько зла… Пожалуйста, будьте милосердны!

– Сдается, что у тебя добрая душа, старик, – проговорил пучеглазый жлоб, по-хозяйски ощупывая упряжь тура. – Мне жаль тебя разочаровывать, но ваш груз ничего не стоит. И эта колымага ничего не стоит, – он стукнул кулаком по борту телеги. – Пока я вижу тура, которого можно продать или забить на мясо, и двух неудачников, которым всегда найдется применение.

– Какое еще применение? – испугался юноша.

– Ну, можно продать вас Процессору, он делает из людей отличных служак, – ответил, почесывая коротко стриженную голову рукоятью револьвера страшный безносый бандит. – А можно – профессору Кречетову, ему тоже, вроде, рабы нужны для какой-то стройки. Или просто отдадим Новым Людям, а они пусть что хотят, то и делают – хоть на вертеле обоих жарят.

К юноше подошел косматый оборванец с мотком веревки.

– Поворачивайся. Руки за спину.

Юноша повернулся спиной к телеге, лицом к гаражам.

– Напрасно вы это делаете, – проговорил он. – Сидор вам не простит!

– Хорош мне тут базарить! – бандит внезапно хлопнул парня по бедрам. – Нож нигде не припрятал, а?

– Сидора и так достало, что вы промышляете на торговых путях рядом с его базой, – продолжал втолковывать юноша, будто надеялся достучаться до совести и здравого смысла прожженных негодяев. – А что если он пустит по вашему следу наемников?..

– Давай-давай свои грабли! – прошипел косматый, хватая молодого торговца за предплечье. Юноша вскинул правую руку. Неожиданно оказалось, что в его кулаке что-то зажато. Блеснуло лезвие похожего на большое шило стилета. Резкий поворот, молниеносный удар, – и клинок с хрустом вонзился налетчику по рукоять в шею. Еще один рывок, чтобы освободить оружие, – и кровь хлынула из раны фонтаном на юношу, на дорогу, на гаражи, и даже, кажется, на мерцающий Купол, нависающий над Москвой.

– …или уже пустил, – договорил молодой человек, выбрасывая вперед вторую руку. Налетчики, открыв рты, уставились на появившийся, словно по волшебству, пистолет-пулемет «Кипарис». Все это заняло считаные секунды, и злобные оборванцы, сбитые с толку показной безропотностью жертв, не успевали отреагировать на внезапную угрозу.

Грянула длинная очередь. Четверо налетчиков, которые стояли возле тура, задергались, точно куклы-марионетки, чьими веревочками взялся играть душевнобольной.

Остальными занялся пожилой. Он прыгнул с телеги на пучеглазого жлоба, наподдав тому коленом в грудь. Судя по громкому хрусту, пожилой весил очень много, и нанесенный им урон был сопоставим с ударом упавшей железобетонной плиты. Затем торговец в хламиде метнулся к следующему налетчику и не позволил ему выстрелить, врезав ногой по ружью, направленному на юношу. Схватив двумя руками бандита за голову, торговец с силой крутанул, точно собирался свинтить неподатливую крышку. Снова затрещали кости, бандит вывалил язык и обмяк, по его пропыленным штанам расползлось мокрое пятно.