Ветер таранил стеклопакеты. Дождь заштриховал окна.
– Рады? – спросил Антон.
Он ненавидел себя, когда был не способен контролировать ситуацию.
– Нет у нас второй рации, – обиженно заявил Чижик, пряча приемник.
– Ой, да что ты оправдываешься. – Катя встала. – Антон Сергеевич, тебе надо думать, как дочь охранить. А не обвинениями разбрасываться.
– Вон. – Антон стиснул зубы.
– Досвидули.
Гости, задрав головы, вышли в коридор. Завибрировал мобильник. Антон хрустнул костяшками. Ругнулся.
– Да, мужик.
– Тоха, ты «вольво» собираешься пригонять?
– Собираюсь… – Антон застыл у зеркала, осмотрел себя с неприязнью, покосился на тени в углах.
– Клиент вечером подъедет. Что я ему скажу? Хочешь, чтобы он об угоне заявил?
– Мужик, не до того.
– Да я вижу. А ты не задумывался, Тох? Может, ну его к черту, этот бизнес? Сосредоточишься на насущных проблемах…
В коридоре хлопнула дверь. Гости ушли. Взор запнулся о лежащий на постели планшет.
– Я перезвоню. – Антон прервал монолог коллеги. Подхватил гаджет, вышел из спальни, тыкая в экран на ходу. Планшет ожил. В браузере был открыт чат. SannyaNindzia переписывался с Hanter1971. Антон отворил входную дверь и высунулся наружу.
– Эй, Чижик! Ниндзя! Балалайку свою забери.
Подъезд гудел сквозняками, урчал, как голодная утроба. Створки лифта были распахнуты. Антон представил пассажира, которого в кабине нет, – только отражение в заплеванном зеркале.
Он вновь посмотрел на экран.
Переписка заканчивалась весточкой от Hanter1971:
«Будьте крайне осторожны, не разозлите ее».
16
Аня выбежала из подъезда, замерла, будто врезалась в невидимую стену, будто поразилась, что на улице успело стемнеть. Поискала отца: он топал к машине, сунув в карманы руки.
Четырнадцатиэтажное здание мерцало веселыми огоньками, как новогодняя елка, но вокруг водили хоровод черные монстры – недостройки. Оцинкованный забор украшала табличка «Гулять по территории опасно для жизни!». Почему на зеркалах не пишут подобных предупреждений: «Не играйте! Опасно!»
– Пап!
Отец повернулся.
Слова застревали в глотке. Ветер остужал горячую кожу.
– Ты чего полуголая?
– Я…
Аня запахнула куртку. Она помнила, как два года назад у одноклассницы Лены развелись родители. Аня тогда сказала себе: с моими родителями такого не случится. Они любят друг друга, хоть и ссорятся часто.
Ошибочка.
Аня – не маленькая – знала, что разошлись мама с папой потому, что «она слишком деловая», а он «не хочет развиваться».
Но почему, если им было плохо вместе, порознь они не казались счастливыми? Мама вечно раздраженная, злая, похудевший отец… Может, некоторым людям нравится быть несчастными и печальными?
– Пап, не уезжай, пожалуйста.
– Зайка, я должен.
– Не должен. – Подмывало, как в детстве, окольцевать его руками, ткнуться в колючий свитер носом. – Переночуй у нас.
– Меня Глебыч убьет.
«А меня, – подумала Аня, – убьет женщина с черным ртом».
Конечно, не было никакой второй рации. Это Пиковая Дама трещала и щелкала ножницами. Аня видела в зеркалах. Сперва смутную тень. Потом лицо, щупальца, тощие лапы.
Пиковая Дама подбиралась к ней. Во сне облизывала лезвие ножниц гноящимся языком и ухмылялась. Она отрезала нити, на которых крепилось сердце Матвея, но главной ее целью была Аня.
– Пап, съезди в мастерскую и возвращайся.
Он нагнулся, уперся ладонями в бедра.
– Я завтра приеду, ладно?
– Нет, – заупрямилась Аня.
– Они развели тебя. Это урок. Нужно тщательно выбирать друзей.
– Дело не в них.
– Утро вечера мудренее. – Он приподнял ее подбородок пальцем, улыбнулся. – Завтра в торговый центр сходим, мороженое поедим. Твое любимое, фисташковое.
Она терпеть не могла фисташковое мороженое.
Не слушая уговоров, отец открыл дверцы автомобиля. Магнитола шипела помехами. Аня заметила, как нахмурился папа.
– Дуй домой, – бросил он, садясь за руль. – Все устаканится.