Наваждение. Лучшая фантастика – 2022

Единым махом он допивает пиво, и банка преображается: программа отработала – в руке теперь прежняя тара из-под слабоалкогольной продукции. Вадим приподнимается, выбрасывает улику в урну.

– По правде говоря, – озабоченно признается он, снова присаживаясь рядом, – меня беспокоит другое. Язык…

– В смысле?

– Ну вот смотри… – начинает он – и вдруг умолкает.

– Куда смотреть?

– А вон туда… – И Вадик кивает на приближающуюся к нашей скамейке молодую пару.

Идут в обнимку. Она крутит головой направо-налево, а он ей на что-то указывает свободной рукой. Такое впечатление, будто девушка впервые попала в некий музей, а юноша демонстрирует экспонаты.

– Тише! – предостерегает меня Вадим. – Слушай…

Я вслушиваюсь. Пара проходит мимо.

– Гля!.. – сыплются незрелые юношеские междометия. – Во!.. А?.. Нифигассе?..

Вид у девушки малость оторопелый.

– Вот и все, что требуется сейчас от языка, – выждав минуту, печально подытоживает Вадим.

– Позволь… Что это было? – спрашиваю я, глядя вслед странной парочке.

– Банку выброси, – советует он.

– А?.. – Смотрю на опустевшую и, стало быть, демаскированную банку. Да, лучше от нее избавиться, что я и делаю. – Ну так… все-таки?

– Кавалер подключил барышню к своей дополненной реальности, – холодно поясняет Вадим. – И не нужно никакого словесного общения. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

– Хм… – Я задумываюсь. – Слушай, но ведь к тому все шло! Чем рассказывать о чем-нибудь, проще сфоткать, отснять сюжет, потом показать… Да, ты прав. Скоро и говорить разучимся…

* * *

– Ну слава те, Господи! – слышится сварливый женский голос. – Хоть двое нормальных! А то кого ни встретишь – сам отдельно, башка отдельно!..

Вскидываем глаза и видим перед собою тетеньку весьма почтенного возраста и не весьма почтенной наружности – то, что во времена Антона Павловича Чехова именовалось словом «халда». Судя по всему, соскучилась по общению. Бесцеремонно плюхается на скамью, сотрясши ее до трубчатых опор, ибо весит изрядно.

– Я чего говорю-то?.. – воинственно обращается она к нам, причем так, словно мы тыщу лет с ней знакомы. – Повзбесились все! Ну молодежь – ладно, а старичье-то что творит, а?.. Выхожу сегодня из подъезда, гляжу: Марья сидит из двадцать третьей квартиры. Подсела к ней, говорю: «Ну что, Марья?..» А она мне в ответ, можете себе представить: «Бонжур, – говорит, – прынцесс! Что ж это вас, княжна, вчерась на ассамблее-то не было? Петр Алексеич, – говорит, – такого страх не любит! Будет вам, княжна, реприманд…» А?! – ядовито переспрашивает подсевшая. – Реприманд! Ничего себе?..

– Д-да-а… – переглянувшись, сочувственно покручиваем головами.

– А все мэр!

– Опаньки! – округляет глаза Вадим. – А он-то тут с какого боку?

– С какого? – закусывает удила неистовая наша собеседница. – А кто им потакает – всем этим придурочным?..

– Мэр? Потакает? Зачем?

– Как зачем?! Как зачем?.. Крыши-то у всех – уехавши! Никто ж не видит, до чего он город довел!

– А до чего это он его довел? – не выдержав, вмешиваюсь я. – Вот сидим мы с вами в скверике… Чистота кругом, порядок. Газоны подстрижены…

Словно очнувшись, тетка оглядывается по сторонам, причем лицо ее становится на диво тупым. И впрямь: ухоженные газоны, новенькие урны, гравийные дорожки. Внезапно встает и, отступив на шаг, озирает нас с презрительным изумлением.

– Тьфу! А я их, главное, за здоровых приняла! У, дурки!..

Поворачивается и уходит.

Очумело смотрим друг на друга – и начинаем нервно смеяться.

* * *

Что за притча: кроме нас с Вадиком, реальность в чистом виде не нравится никому. Одни ее бранят, другие из нее бегут.

– Ушастенький, – ласково втолковывает мне Ксюша. – Знаешь, почему тебе кажется, что все вокруг хорошо? Потому что у нас с тобой все хорошо! Только поэтому… Ты хоть раз Вадика о его семье спрашивал?

– Н-нет…

– Ну и зря! Спроси… Уверена, живут душа в душу…

Свежая, радостная, моложавая. Элегантный приталенный халатик, пушистые тапки с ушками. Где были раньше мои глаза? Нет, даже не так… Где были раньше мои хрусталики-импланты? Еще одна трогательная привычка, которой я раньше, естественно, не замечал: влюбленно на меня глядя, Ксюша временами касается губ кончиками пальцев, словно хочет послать мне воздушный поцелуй.

Спохватываюсь, подхожу украдкой к зеркалу, всматриваюсь в собственные поврежденные возрастом черты. Да тоже в общем-то ничего, сойдет… Выгляжу, конечно, постарше супруги, но так и положено!

А насчет семейного счастья она, пожалуй, права. Даже страшно представить себе домашний быт гражданочки, составившей нам компанию в сквере. Вполне понятно, что жизнь, куда ни плюнь, должна представляться такой особе в исключительно мерзком виде.

А ведь в каком-то смысле это тоже дополненная реальность. Реальность, дополненная постоянными склоками.

Хотя, если так рассуждать, сюда все что угодно можно за уши притянуть – вплоть до цивилизации в целом. Взять, к примеру, ту сценку на переходе, с которой я начал. Трое придурков, вообразивших себя бог знает кем, и одна нормальная. Ждут зеленого света. А представим на минутку, что проезжая часть пуста в обе стороны. Тогда что? Тогда у нас уже четверо придурков: машин нет, а они стоят. Почему? Да потому что светофор – это тоже дополненная реальность. Как и любой закон, как и любая услов ность…

А Вадика про его семейную жизнь я обязательно выспрошу.

* * *

Приятеля моего я заметил издали, стоило войти в сквер. Сидит на той же скамье, в руке – все та же банка-оборотень. У меня, кстати, тоже, только еще не вскрытая.

Но, как подсказало мне обострившееся с некоторых пор зрение, что-то с Вадимом на сей раз было не так: опущенные плечи, остановившиеся глаза. Уж не стряслось ли чего?

– Случилось что-нибудь? – встревоженно спросил я, поздоровавшись.

Взгляд его прояснился не сразу.

– Случилось?.. Д-да… пожалуй… Ты садись.

Я сел.