Порча

– А «Крестный отец»? Вторая часть лучше.

– Не видел.

– «Лепрекон»…

– Это – да. Уорвик Дэвис… А я по дороге к тебе встретил нашего лепрекона.

– Курлыка?

– А кого же!

Погоняло Курлык намертво приклеилось к тишайшему Ване Курловичу. Ваню Паша всегда жалел и звал при случае в гости или на футбол. Мамка Вани закладывала за воротник, однажды Паша видел ее, в нижнем белье разгуливающую по улицам. Курлык жил у деда, который работал в школе слесарем и электриком в одном лице. Дед, Игнатьич, тоже пил.

Курловичу пришлось несладко. Горшинские гопники мутузили его чаще прочих.

– Курлык сказал, школу затопило. Вроде канашку прорвало.

– Кто-нибудь утонул?

– Ага. Костров. В дерьме.

Они смеялись, а ветер проникал в форточку, принося запахи полыни, гудрона, умирающего лета.

– Ты не поверишь, – сказал Руд, – но я хочу в школу.

– Перегрелся?

– Не, серьезно. Всех мудаков отправили в ПТУ. Ни Рязана больше, ни Желудя. На класс – пятнадцать калек, из них девять – девчонки. Вон даже Ахметова, старая «бэ», на пенсию ушла.

– А кто вместо нее литературу будет вести?

– Новенькая какая-то. Короче, братан, заживем, как у бога за этим самым, – Руд прервался на полуслове, встрепенулся. – Ба! Дырявая башка! Я ж тебе сувенир принес!

– Невесту для Чаки?

– Почти. – Руд вынул из кармана курительную трубку. Вручил другу.

– С побережий Крыма. Чистый орех.

– На фига? Я же не курю.

– Баран! Ты – писатель. Все писатели курят трубку.

– Аллен Карр не курит.

– Я знаю только Джимми Карра. Кстати, как поживает Пардус?

Пардусом звали овчарку Паши, умершую в прошлом году – настоящая трагедия для и без того уменьшившейся семьи Самотиных. Но Руд имел в виду, конечно, героя Пашиного рассказа, которому автор подарил имя любимца.

Руд был единственным, кто прочел рукопись, – искренне хвалил и затребовал писать продолжение.

– Ты ж не любишь сиквелы.

– А это не сиквел, – возразил друг, – это сериал. Второй эпизод.

– Уболтал. – Паша извлек из ящика тонкую стопку листов с распечатанным текстом.

– А секс там будет?

– Прочитай – узнаешь.

– Вот бы, – сказал Руд, надавливая на живот Чаки, заставляя его говорить, – вот бы новая училка была секс-бомбой.

Марина (1)

Марина Крамер приходила сюда в третий раз, но никак не могла расшифровать, какие чувства рождает в ней эта школа. Смятение? Иррациональную ностальгию? Или вовсе не было никаких чувств, по крайней мере тех, что она себе насочиняла. Ничего, кроме понятного и обычного волнения вчерашней студентки, готовой приступить к обязанностям педагога.

Марина разочаровалась, увидев здание на холме впервые. Бурная фантазия рисовала подлатанный, стонущий на ветру особняк позапрошлого столетия, конюшни, переформатированные в спортзал, учительскую во флигеле.

Но школа оказалась самой обычной советской постройкой, довольно большой для города на семнадцать тысяч жителей. Двухэтажная, напоминающая вилку. Два зубца – крылья. Ухоженный газон внутреннего дворика. Рядышком стадион, турники…

Костров, директор, импозантный мужчина с проседью в окладистой бороде и аккуратной прическе, долго жал руку, говорил, как им повезло, что Марину направили именно в Горшин.

«Сработаемся», – говорил он.

И все же обидно, что без флигеля и конюшен…

Вестибюль средней общеобразовательной школы номер один тонул в вечных сумерках. Фотографии медалистов, российский флаг, герань в кадках. Вахтерша, Тамара Павловна, листала глянцевый журнал на посту. За ее спиной уходила вверх широкая лестница. По ступенькам спускалась стройная женщина средних лет. В строгой блузе и юбке-карандаше, с косой, заплетенной сложным бубликом.

– Крамер? Русслит?

– Прибыла в ваше распоряжение! – Марина по-военному отдала честь и заулыбалась.

– Вольно. – Женщина приблизилась, водрузила на нос очки. – Я, как и вы, рядовая. Ольга Викторовна Кузнецова, учу обормотов истории отечественной и зарубежной.

– Очень приятно.

«На ее уроках дети сидят тише воды», – оценила Марина.

Ольга Викторовна коснулась пальцем подбородка новенькой. Покивала.

– А вы – красотка. Бедные наши мальчики.

– Я… – Марина стушевалась.

– Да не краснейте. У нас тут все учителя – красотки. Так что вы нам подходите.

– И мужчины? – сострила Марина.