Независимая Украина. Крах проекта

А вот созданные Духинским тезисы, которые особо близки современным свидомитам и активно звучат в речах современных «патриотов Украины»:

– «Москва присвоила имя «Россия» незаконно. Настоящая Русь – это не Москва, а Украина. Русь (то есть Украина) – это сильнейшая и доблестная Польша, и польское восстание не будет успешным, если не начнется на Руси».

– «Москали не являются ни славянами, ни христианами в духе настоящих славян и других индоевропейских христиан. Они остаются кочевниками до сих пор и останутся ими навсегда».

– «Москали ближе к китайцам, чем к украинцам».

– «Естественной границей туранцев являются Днепр, Двина и речки Финляндии».

Из-за убогости аргументации и абсолютного невежества автора к началу ХХ века никто всерьез опусы Духинского не воспринимал, а термин «духинщина» приобрел ироническое значение даже среди поляков. Издатель посмертного собрания сочинений Франциска-Генриха Стефан Грабский вынужден был признать, что труды Духинского «не являются историческими в точном значении этого слова… и нельзя их назвать методологическими… сам Духинский не владел научным методом научных исследований». Выдающийся польский лингвист Бодуэн де Куртенэ замечал, что «научность трудов Духинского очень подозрительна». Абсурдность его теории критиковали и такие видные украинофилы, как П. Кулиш, Н. Костомаров, М. Дрогоманов.

Только одна категория людей радостно ухватилась за книжки Духинского – украинские националисты. Объяснение этому феномену дал историк Лысяк-Рудницкий, сказав: «Сепаратистское направление среди украинцев встречало большие интеллектуальные трудности: оно шло против установившейся точки зрения о близкой родственности русских и украинцев, укорененной в общем наследии Древней Руси и поддерживаемой общей православной верой. Теория Духинского предлагала способы преодоления этих интеллектуальных трудностей. Это объясняет ее привлекательность для тех украинцев, которые искали аргументы для обоснования своей отдельной национальной идентичности».

Как утопающий хватается за соломинку, так и свидомиты, не имея никаких реальных аргументов, вынуждены были взять на вооружение эти бредовые теории для обоснования своих позиций. Обидно только, что в двадцать первом веке на Украине этот бред получил развитие и активно вдалбливается в пустые головы представителей поколения пепси.

Российская империя. Как это было

На Украине культивируется представление о том, что Малороссия в составе Российской империи была притесняемой колонией. О том, что до восемнадцатого века из Малороссии ни одной копейки не поступало в царскую казну, мы уже упоминали. Не служили малороссы и в армии. Можно еще долго перечислять льготы, которыми пользовалась Малая Русь, однако достаточно просто посмотреть на судьбы выходцев из нашего края, чтобы понять лживость утверждения о притеснении со стороны Москвы.

Первыми малороссами, сделавшими головокружительную карьеру в Московском государстве, стали князья Глинские, владельцы современной Полтавской области. Братья Михаил и Василий занимали немалые должности при дворе, княжна Елена стала законной супругой великого князя Московского Василия Третьего, а ее сын вошел в мировую историю под именем Ивана Грозного.

После воссоединения с Россией в 1654 году, а особенно после вступления на престол Петра Великого, перед малороссами открылся путь к высшим постам империи. Первыми дорогу в Москву, на высокие должности, освоило киевское духовенство. Образованные, начитанные и поднаторевшие в дискуссиях с католиками и униатами, священники и монахи высоко ценились и священноночалием, и светской властью. На личности одного из них остановимся поподробнее.

Идеолог великодержавности

Мальчик Елизар родился 7 июня 1677 года в семье киевского купца Церейского, рано осиротел и был взят на воспитание к своему дяде по матери, чью фамилию и взял – Прокопович. После учебы в Киево-Могилянской академии он много путешествовал по Европе, затем в 1702 году Прокопович возвращается в Киев, где принимает монашеский постриг под именем Феофана. Полученные в Европе опыт и богословская эрудиция легко открыли монаху Феофану двери Киево-Могилянской академии, где он становится преподавателем. Спустя семь лет Прокопович обратил на себя внимание императора Петра, после чего император уже никогда не забывал киевского монаха. С подачи царя Прокопович стал ректором Киево-Могилянской академии, а затем Псковским епископом. Однако в Псков он так и не доехал, предпочтя остаться в Петербурге в качестве ближайшего сподвижника Петра I в его государственных и церковных преобразованиях. Феофан Прокопович инициировал новый церковный устав – Духовный регламент. Это был последний, формальный шаг к упразднению в России патриархии и окончательному подчинению церкви монаршей власти. Этому воспротивился еще один выходец из Малороссии – местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан Яворский. Так что судьба Русской православной церкви в начале восемнадцатого века была в руках двух малороссов. После смерти Яворского оппонентом Прокоповича стал опять же малоросс архиепископ Великоновгородский и Великолукский Феодосий Яновский. Уже после смерти Петра Великого Прокопович стал главой Святейшего Синода, а следовательно, и наивысшим авторитетом в российской церковной иерархии. После смерти он был погребен в одном из старейших соборов Руси – Софии Новгородской.

Феофан Прокопович был одним из идеологов построения империи и величия царской власти. Он сыграл важную роль в теоретическом обосновании и практическом осуществлении церковной реформы, в упразднении патриаршества и учреждении подконтрольного государю Синода. Именно он разработал Духовный регламент – своего рода объяснение и оправдание политики государства в отношении церкви. В «Регламенте» и в трактате «Правда воли монаршей» наш земляк обосновал священный, абсолютный характер царской власти.

Из грязи в князи

Дочь Петра Елизавета, как сказали бы сегодня, была меломанкой, поэтому лучшие певцы империи находили ее покровительство. В 1734 году полковник Вишневецкий, отбиравший исполнителей для создания придворного хора, в каком-то Богом забытом селе на Киевщине встретил паренька с чудным голосом – Лешку Разумовского. Начав свою карьеру в Петербурге с должности придворного запевалы, Алексей к концу жизни был, по сути, некоронованным царем. Он приглянулся будущей императрице, затем помог Елизавете Петровне взять власть, а в конце концов стал мужем царицы, хоть и не был коронован. Разумовский стал графом, генерал-поручиком и обер-егермейстером, получил огромные земельные владения. Под влиянием своего фаворита Елизавета восстановила Киевскую митрополию, а затем в 1747 году она распорядилась восстановить в Малороссии гетманство. Новым гетманом стал родной брат Алексея – Кирилл, впоследствии ставший еще и президентом Императорской академии наук.

Любопытно, что центром Гетманщины вновь стал Батурин, по утверждению свидомитов, «до кирпичика уничтоженный Петром». Город стал богемным центром со всей соответствующей атрибутикой – роскошными дворцами, балами, театрами. В дворянских домах появились европейские гувернеры, было введено обязательное обучение детей знатных казаков, в специально открытом для них французском пансионе. Расширилась и автономия Малороссии – она была выведена из ведомства Сената и передана Коллегии иностранных дел, гетман стал руководить и Сечью. Кроме этого, гетман провел эффективную судебную реформу, закрепившую выборность судей.

При матушке царице

Переход престола к Екатерине Великой поставил точку на любых «автономиях» в создаваемой ею централизованной империи. Но ликвидация Гетманщины, как и Запорожской Сечи мало сказались на ситуации в Малороссии. Вместо ликвидированного гетманского управления, выгодного лишь части казацкой верхушки, была введена Малороссийская Коллегия во главе с генерал-губернатором Петром Румянцевым. Половина членов Коллегии была малороссами. При Румянцеве в Малороссии впервые появилась почта. Кстати, и в это время из Малороссии в центральную казну не поступало ни копейки, более того, из Петербурга ежегодно выделялись дотации на развитие края. Так кто кого кормил в империи?

И хотя Малороссия действительно потеряла самоуправление, позиции малороссов при дворе были по-прежнему сильны. Примером этому может быть судьба выходца из старшинского рода переяславского полка Александра Безбородько. Александр Андреевич начал свою службу в канцелярии генерал-губернатора Румянцева. Обладающий неординарными дипломатическими способностями Безбородько принимал непосредственное участие в заключении Кучук-Кайнарджийского договора с Турцией. С 1775 года он уже личный секретарь Екатерины II. С 1780 года член Коллегии иностранных дел, через четыре года возглавивший ее. Именно ему принадлежат знаменитые слова имперского политика: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выстрелить не смела!»

Даже после смерти императрицы он имел огромное влияние на Павла I, добился восстановления Генерального войскового суда и некоторых элементов гетманского управления. Организаторские способности делали его незаменимым при дворе. По словам Гумилева, Безбородько сформулировал свое политическое кредо в следующих словах: «Як матушка-императрица захоче, так хай воно и буде». Ни акцент, ни происхождение не помешали ему быть первым чиновником государства…

Соткавший славу из побед

Сегодня только любители истории на Украине слышали имя Ивана Федоровича Паскевича. В отличие от Мазепы или Бандеры, этому уроженцу Полтавы в незалежной не ставят памятников и не присваивают звания Героя Украины. А зря! Фельдмаршал Паскевич, которого император Николай Первый считал своим учителем, за свою жизнь выиграл четыре военные кампании (персидскую, турецкую, польскую и венгерскую), не проиграв при этом ни одного сражения, был удостоен высших наград империи. Кстати, за всю историю Российской империи только четыре человека стали полными кавалерами Ордена Святого великомученика и победоносца Георгия: М.И. Кутузов-Смоленский, М.Б. Барклай-де-Толли, И.И. Дибич-Забалканский и наш герой. За военные успехи Паскевич удостоился титулов граф Эриванский и князь Варшавский.

Иван Федорович Паскевич родился в 1782 году в богатой семье помещика-крепостника. В 1800 году закончил Пажеский корпус. Свой первый боевой опыт он получил в ходе Русско-турецкой войны 1806—1812 годов на болгарской земле. На пятый год войны 28-летний Паскевич был назначен командиром Витебского мушкетерского полка. Подлинная воинская слава пришла к полковнику Паскевичу под стенами крепости Варна, где его полк смелой атакой сначала захватил вражеские артиллерийские батареи, а затем удерживал их, отбивая одну за одной атаки османской армии.

Свою генеральскую славу Иван Федорович Паскевич снискал во время Отечественной войны 1812 года, командуя 26-й пехотной дивизией. Генерал Паскевич участвовал во всех сражениях с Наполеоном. Новый карьерный рост генерала начался с коронации императора Николая I. Он становится не просто его приближенным, но одним из самых доверенных и преданных государю людей. Паскевич, будучи уже командиром армейского корпуса, являлся членом Верховного суда по делу декабристов, в котором подавал свой голос только за самые строгие наказания мятежникам. В 1826 году он назначается командующим русскими войсками в Закавказье. А с марта следующего года становится царским наместником на Кавказе, наделенным огромными полномочиями. На Кавказе Паскевич возглавил действующую армию в ходе второй Русско-персидской войны 1826—1828 годов. Под командой Ивана Федоровича русская армия несколько раз громила превосходящие силы персов и брала штурмом считавшиеся неприступными крепости. За победу в Русско-персидской войне генерал-адъютант Паскевич был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. Одновременно он получил титул графа Эриванского. Едва закончилась война с Персией, как началась Русско-турецкая война 1828—1829 годов. Паскевич во главе Отдельного Кавказского корпуса двинулся в пределы Оттоманской Порты, штурмом взял доселе неприступную крепость Карс, гарнизон которой по численности превосходил штурмующих. Здесь трофеями русских стали полторы сотни орудий и 33 знамени султанской армии. Затем Паскевич направился к Ахалцыхской крепости. Под ее стенами сошлись 30 тысяч турецких и 17 тысяч русских воинов. И здесь главнокомандующий граф Паскевич-Эриванский вновь одержал полную победу. После трехнедельной осады Ахалцыхская крепость с огромным гарнизоном пала.

Далее последовала еще одна, более весомая победа. В полевом сражении русские наголову разбили султанское войско под командованием Гакки-паши. Итогом этих двухдневных боев у деревни Каинлы стала гибель всей азиатской армии Турции. После этой блистательной победы русская армия устремилась в глубь Анатолии – к крепости Эрзерум, на чей сильный гарнизон так надеялся воинственный султан Махмуд II. Крепость являлась сердцем азиатских провинций империи османов, так как там сходились несколько важных дорог. В Стамбуле даже и не помышляли о том, что противник может с боями по горным дорогам зайти так далеко. Но именно так и случилось – 27 июня 1829 года русские вступили в Эрзерум. Над древней цитаделью взвился флаг России… За взятие Эрзерума генерал от инфантерии Иван Федорович Паскевич удостоился высшей награды Российской империи – ордена Святого великомученика и победоносца Георгия 1-й степени. За победное окончание войны с Турцией в Закавказье Паскевич получил также звание генерал-фельдмаршала.

Дальнейшая военная биография Паскевича сложилась не менее славно. С 1830 по 1850 год Паскевич был царским наместником в Польше. Это назначение было связано с началом Польского восстания 1830—1831 годов. Паскевичу понадобилось всего четыре месяца, чтобы усмирить Польшу. Наградой графу И.Ф. Паскевичу-Эриванскому за победный штурм Варшавы, где он получил контузию, стало возведение его в княжеское достоинство.

Когда в Венгрии в 1848 году вспыхнуло восстание против австрийского господства, император Николай I послал полководца «спасать» австрийского императора Франца-Иосифа. Русская армия из Польши незамедлительно выступила в поход и действовала на двух направлениях – в Венгрии и Трансильвании. Умело маневрируя войсками, генерал-фельдмаршал Паскевич добился сдачи венгерской революционной армии под Вилагошем. Венгры, так успешно сражавшиеся против австрийцев, сложили свое оружие перед русскими.

Крымская война стала последней кампанией для престарелого полководца. В ее начале он был назначен главнокомандующим русскими войсками на западной государственной границе, а в 1853—1854 годах – на Дунае. Во время осады крепости Силистрия 74-летний фельдмаршал получил ранение, от которого уже не оправился.

Можно перечислить еще немало имен тех малороссов, для кого империя была любящей матерью, щедро одаривавшей за проявленные таланты. Вот такая судьба ждала талантливых малороссов, но свидомиты, хоть кол им на голове теши, все равно продолжают ныть об угнетении украинцев в Российской империи.

Страшный запрет. Или не страшный? Или не запрет вовсе…

В длинном ряду припоминаемых свидомитами обид, нанесенных Украине, особое место занимают Валуевский циркуляр и Эмский указ, якобы запрещавшие украинский язык в Российской империи. Это два главных доказательства тех гонений и запретов, которым подвергался украинский язык в Российской империи. По этой теме отметились практически все «свидомые» авторы. Вопрос об этих документах в обязательном порядке входит во все экзаменационные вопросы по истории от школы до университета. Однако, как и все, чем нас пичкают украинствующие, ситуацию с украинским языком стоит воспринимать критически. Поэтому рискнем не поверить господам украинским историкам на слово и самостоятельно попытаемся понять, что же запрещал император Александр и министр Валуев.

Тем более, что в украинских учебниках никогда не приводятся полные тексты документов, хотя в дореволюционный период эти документы неоднократно публиковались и историкам они хорошо известны. Ничего не говорится и о причинах их появления.

Поскольку ни одно государственное решение не принимается просто так, то давайте, во-первых, вспомним, что происходило в то время. Во-вторых, разберемся с сутью указов.

Итак, все ли спокойно было в Российской империи во время Валуевского циркуляра? Оказывается – нет! Как раз в это время поляки подняли очередное восстание и активно пытались разжечь пожар недовольства в Малороссии. Угроза, нависшая над страной, изменила в российском обществе благосклонное до тех пор отношение к недавно возникшему литературно-политическому течению, названному украинофильством. Всю первую половину девятнадцатого века русское общество поощряло произведения на малоросском языке, видя в них интересное культурное явление. Так, еще 1812 году в Петербурге был опубликован первый сборник старинных малоросских песен, а в 1818 году в Москве вышла первая «Грамматика малороссийского наречия», созданная автором великороссом для сохранения народного языка Южной Руси. Покровительство поэтам и писателям, работавшим на народном языке, было всеобщим. В среде русских авторов возникает своеобразная казакомания, и ярым представителем этого направления был декабрист Кондратий Рылеев. Личность весьма своеобразная, он буквально пьянел от слов «свобода» и «подвиг», что, в конце концов, и привело его на Сенатскую площадь, а затем и на виселицу. В общем, перманентный революционер и борец с тиранией, эдакий Че Гевара своего времени. К сожалению, он оказался талантливым поэтом, и его поэмы и думы (абсолютно лживые с точки зрения исторической достоверности) с воспеванием запорожских казаков заложили основу для творчества последующих украинофилов. А деятельность декабристов в Малороссии привела к возрождению уже забытого казачьего автономизма, в этот раз восставшего из гроба в виде украинского движения. Но даже разгром декабристов не остановил увлечение Малороссией в русском обществе. Только восстание в Варшаве открыло глаза русскому обществу на деятельность украинофилов. Так, редактор газеты «Московские ведомости» М.Н. Катков за несколько лет до польского восстания собирал средства для изданий на малоросском наречии. Но теперь, видя, как украинофильство используется в качестве орудия польской политики, выступил с предостережением по адресу украинофилов. Он писал: «Года два или три тому назад вдруг почему-то разыгралось украинофильство… Оно разыгралось именно в ту самую пору, когда принялась действовать иезуитская интрига по правилам известного польского катехизиса…Мы далеки от мысли бросать тень подозрения на намерения наших украйнофилов. Мы вполне понимаем, что большинство этих людей не отдают себе отчета в своих стремлениях… Но не пора ли этим украйнофилам понять, что они делают нечистое дело, что они служат орудием самой враждебной и темной интриги, что их обманывают, что их дурачат?»

В самой же Южной России, где общественность лучше ориентировалась в ситуации, еще до начала польского восстания многие авторы предупреждали об опасности действий украинофилов, об их пропольской деятельности. В издававшемся в Киеве историко-литературном журнале «Вестник Юго-Западной и Западной России» писалось в 1862 году: «Не книги малороссийские, а эти слепые усилия навязать нам вражду к великорусскому племени, к церкви, к духовенству, к правительству, т. е. к тем элементам, без которых наш народ не избег бы снова латино-польского ига, заставляет нас же, малороссов, негодовать на некоторых любителей малорусского языка, сознательно или даже и бессознательно превращающихся в сильное орудие давних врагов Южной Руси».