Фабрика игрушек

Мечта сбылась, очень быстро и с завораживающей легкостью. Начав буквально с нуля, он вскоре объединил свои усилия с Антоном Седых, энергичным челночником, промышлявшим китайскими шмотками. Тот крутился уже несколько лет, и довольно успешно; его-то капиталец и лег в основу новой питерской фирмы. Вместе ездили в Пекин, еще чаще – в Москву, где у Антона была арендована квартира, в самом центре, у Никитских ворот.

Сейчас, с дистанции в три года, можно с уверенностью сказать, что лучшие дни его фирмы остались в прошлом. В 98-м, за пару месяцев до кризиса, дела шли настолько лихо, что они с Антоном даже намеревались купить в Китае фабрику игрушек. И купили бы, если б не кризис.

Последние годы они держались кое-как, лишь бы оставаться в бизнесе. Брали, как правило, мягкие китайские игрушки, передирали их, подыскивали при этом подходящие отечественные материалы, получалось не хуже. Проблема была даже не в конкуренции со стороны челноков и торговых фирм, контейнерами завозивших игрушки из того же Китая, беда в скромных материальных возможностях российского покупателя. И в самом деле, чего с него возьмешь? Если за какого-нибудь синего слоника надо отвалить столько бабок, что самому страшно делается, особенно если пересчитать на водку. А кто-то ведь возит виноград из Чили, цветы из Голландии-а если не раскупят, все перегниет, пойдет на свалку – Господи, какой риск! По сравнению с этим их собственный бизнес – словно тихая и величественная музыка – мишки, зайки, обезьянки и прочий плюшевый народец никуда не денутся, полежат себе спокойно на складе, а там, глядишь, раньше или позже найдется покупатель…

В их симпатичном современном офисе на светлых стенах не висят дипломы в красивых рамках, как это сейчас принято, – нету дипломов. Ни один из компаньонов никогда не учился бизнесу в смысле академического образования. Антон Седых был талантливым самоучкой, а Мартынов во всем, что касалось коммерции, перенимал опыт более искушенного товарища. В конце концов, все премудрости, освоенные Антоном, сводились к простой житейской формуле: не обманешь – не поедешь! Или в более развернутом виде так: если поблизости нет ни одного лоха, которого можно обуть, то ты сам и есть этот лох.

Как бы то ни было, игрушки раскупались, фабрика работала, на скромную жизнь хватало… Правда, директору приходилось ездить все на том же старом, 91-го года выпуска «БМВ». Несолидно.

Это Антон считает, что несолидно, Мартынову «БМВ» в самый раз. У Антохи новенький «Лексус», подарок тестя. Такого тестя, ясное дело, поискать надо. И, что интересно, с Нинкой и, соответственно, с её богатеньким папой познакомил друга Антоху не кто иной, как сам Мартынов. Ну, не так, чтобы сам, но с помощью супруги своей Елены, что почти одно и то же. Нину он знал лет сто, она же не раз бывала у них в доме на правах старой, еще с института, Ленкиной приятельницы. И все это время он, Мартынов, даже и не подозревал, что есть такой папа. А вот Антон быстренько все разузнал, в первый же вечер, едва познакомившись, и, не мешкая, женился на дочке банкира. Совсем, может быть, и не из-за денег, вполне вероятно, что по любви. Но ведь правильно говорят, что влюбляться лучше там, где есть деньги. Антоша Седых сделал как лучше.

Правда, что богатство портит людей, но про Антона этого не скажешь. Живут они с Нинкой, может, и пошикарнее, чем Мартыновы, но не настолько, чтобы говорить о социальном неравенстве. По-прежнему дружат, теперь уже домами. А с кем же удобнее дружить, если не с ближайшим соратником по бизнесу? Все деловые возможности, открывшиеся перед Антоном благодаря тестю, в равной степени распространялись и на соратника. Грех жаловаться, банкир не раз подставлял плечо, когда фабрика переживала трудные времена. Да и в нынешней гонконгской операции родственному банку отводилась весьма важная роль.

Погода в воскресенье выдалась чудесная: легкий морозец, солнышко – все это настраивало на оптимистичные мысли. Мартынов вышел из зоопарка и, держа дочку за руку, направился к машине, оставленной на Кронверкском проспекте. Стало совсем тепло, прохожие на улице улыбались как иностранцы, все, казалось, хорошо, и злодейство, которого, конечно же, вокруг не счесть, запряталось и ждет, как минимум, наступления ночи. Но не тут-то было. Из невзрачного кафе на углу Кронверкского и улицы Ленина вышел молодой человек и сделал несколько шагов к ожидавшему его солидному черному «Мерседесу». Откуда ни возьмись, вырулила «девятка» с затемненными стеклами. Выстрелов Мартынов не услышал, по-видимому, у киллеров было оружие с глушителем. Вальяжный молодой человек успел только схватиться за ручку. Автоматная очередь вспорола лакированную дверцу, брызнуло осколками стекло, человек, прошитый пулями, сполз на асфальт. «Девятка» умчалась. Нестрашным, похожим на кетчуп ручейком потекла кровь. Все это происходило прямо на глазах Мартынова и Анечки, волею случая они оказались как бы в первом ряду, у самой сцены. Из-за угла, словно ожидавшая наготове, выскочила милицейская машина с мигалками, и почти сразу же вслед за ней – бесполезная уже «скорая помощь». Место покушения оградили пластиковой лентой, и внутри периметра засуетились озабоченные мужчины в кожаных куртках и в милицейской форме.

Собралась небольшая толпа. Обычные воскресные пьяницы, тетки в платках, все это напоминало кинематографическую массовку. Убитого, оказывается, знали. Он был совладельцем кафе и, по слухам, был связан с наркобизнесом.

Мартынов смотрел как зачарованный. Он понимал, что лучше бы уйти поскорее, пока милиция не стала опрашивать очевидцев, да и ребенку это зрелище совсем ни к чему. Все это понимал, но не мог оторваться.

Опасный бизнес, подумал он, разглядывая бутафорскую, похожую на кетчуп, лужицу крови. Как все это далеко от его игрушечной фабрики! Пластиковая лента ограждения, словно экран телевизора отделяла его, Мартынова, от этой ужасной реальности, в которой стреляют и взрывают из-за денег.

4

Вечером того же воскресенья, в клубе, он поделился впечатлениями от увиденного с Антоном и Полянцевым.

– Ужас, что творится, – довольно равнодушно заметил Антон.

– Большие деньги, – сказал Юра Мартынов, отхлебывая вермут из высокого, сувенирного вида, стакана, – большие проблемы…

Если на него самого, на очевидца, убийство бизнесмена не произвело особого впечатления, то чего, спрашивается, ждать от товарища, кого нынче удивишь подобным рассказом? Юра, однако, имел в виду связь с их собственной ситуацией. Ведь затевая гонконгскую тему, они рассчитывают выйти на существенно более высокий уровень, а это чревато… Полянцев среагировал чутко.

– Дело не в деньгах, – возразил он. – В нелегальном бизнесе традиционно более высокий уровень интриг.

Полянцева раскопал Антон, выписал из Москвы за бешеные бабки. Разумеется, если гонконгская операция пройдет, как задумано, все расходы окупятся.

Геннадий Павлович Полянцев, авторитетный имиджмейкер, тоже считает, что ездить на десятилетнем «БМВ» несолидно. Придется сменить тачку. Отступать поздно, раз уж дал уговорить себя, ничего не остается, кроме как следовать в кильватере. Часы послушный Мартынов уже сменил – московский специалист рекомендовал «Патек Филипп». Костюм, ботинки, галстук, сорочка – все, оказывается, очень важно. Плюс особый прикид для вечернего выхода и соответствующие наряды жене. Особое внимание обратить на драгоценности…

Сам-то известный имиджмейкер одевается кое-как, словно командированный из Урюпинска. Первое, о чем подумал Мартынов, завидев московского гостя – какой противный парень! Приезжий был высок, статен, волосы имел черные с проседью, слегка вьющиеся. Лицом напоминал записного сердцееда Василия Ланового, еще не старого, в пору цветения мужской красы. Но, удивительно, вместо того, чтобы подобно знаменитому артисту принимать горделивые позы, Полянцев повел себя запросто, легко, и его невозможная романтическая стать уже не бросалась в глаза, словно бы так и надо. Мало того, что у москвича хватало ума скрывать неизбежное при таких внешних данных самолюбование, он еще и предлагал себя в качестве иллюстрации.

– Смотрите, пожалуйста, – объяснял он, чуть улыбаясь блестящими глазами, – несколько тенденциозная внешность способна изначально создавать ненужные в общении барьеры. И для нейтрализации красивости, для снижения пафоса сгодится некоторая продуманная неряшливость в одежде. С другой стороны, смотрите, пожалуйста, вы обратились в «ФОРТ», в компанию с известной репутацией, и для меня как представителя компании мой собственный имидж не имеет столь решающего значения; на меня работает авторитет фирмы…

“ФОРТ” расшифровывается как фонд рекламных технологий. Естественно, для Юры Мартынова это пустой звук, на него произвела впечатление лишь оговоренная сумма гонорара, но Антон делал глаза, рассказывал, как трудно было заполучить москвичей, и все проявления восторженной признательности, на которую оказался способен компаньон, казались ему совершенно недостаточными.

– Я мог бы одеться, как заблагорассудится, – продолжал гость, выставляя на обозрение скромный черный ботинок, – а вот вам так нельзя, в вашем случае всякий нюанс очень существенен. Ведь в глазах опытного покупателя ваша фабрика должна выглядеть чрезвычайно привлекательным, процветающим предприятием.

Олег Рубакин, хозяин наимоднейшего питерского клуба, в сопровождении трех жизнерадостного вида девиц бродил по залам своего заведения. В клубе действовала карточная система, и случайные люди не имели сюда доступа. Неудивительно, что большинство посетителей были знакомы между собой и, естественно, знали хозяина. Олег на ходу улыбался во все стороны, пожимал протянутые руки, кого-то похлопывал по плечам, а некоторых попадавшихся навстречу молодых людей бесцеремонно прихватывал за задницу. Ребята все как один довольно похохатывали, никто из них, в том числе и весьма бывалого вида, не возмущался. Они не были голубыми, в отличие от хозяина, во всяком случае, не все. Но странная фамильярность воспринималась как принятая в доме шутка, тем более простительная, что Олег всем обласканным выставлял выпивку. А выпивка в клубе стоила ощутимо дорого. 43-летний Олег Рубакин был почти вдвое старше большинства своих гостей. Исключение составляли трое мужчин такого же примерно возраста, как и хозяин. Они скромно примостились за столиком подальше от паркетного подиума, на котором с привычной изощренностью двигались длинноногие ухоженные девушки и их кавалеры.

Когда Полянцев ненадолго вышел из-за стола, Антон придвинулся к другу, так, что они соприкоснулись коленями, и, заглядывая ему в глаза, спросил:

– Что, Юрка, не нравятся тебе современные танцы?

– Не в этом дело… Мне наша затея не нравится. Чувствую, плохо это кончится.

– Я ж тебя про танцы спрашиваю.

– Танцы само собой не нравятся. Но жрачка здесь отменная, да и водка холодная. Только цены… или твой приятель Олег сделает скидку?

– На это не надейся. Но не в пельменную же нам ходить? Мы ж скоро будем миллионерами. Давай за это выпьем! Тебе водку или вермут?

– Давай водку!

– Давай. За того парня! Из Гонконга. Друзья чокнулись и выпили.

– А что касается нашей темы… если тебя что-то беспокоит, скажи мне. Полянцеву не надо знать, что ты колеблешься.

– Да я не колеблюсь, – Мартынов пожал плечами.

– И это правильно. Назад пути нет. Без инвестиций дальше нельзя, согласен? Другого пути получить деньги не имеется, только продаться.

– Но контрольный пакет – это еще не все. А если китаец захочет нас выгнать?

– Зачем это? Где он найдет кого-то лучше?

– Но если захочет?

– Если умеет считать деньги, не захочет.

Подошел официант с выражением снисходительной скуки на лице. Антон заказал еще водки.

Действительно, что касается китайской темы, Мартынов уже дал согласие. И мало того, что как человек слова он не собирался передумывать (о чем и Антону хорошо известно), под тему уже затрачены существенные усилия, в том числе и материальные. Завтра, например, их уже ждут в банке. Назад, конечно же, поздно. Поэтому возникший разговор носил, скорее, риторический характер. Антон между тем продолжал что-то объяснять, про то, как они подстрахуются на случай неожиданных шагов гонконгского партнера.

– Знаешь, – прервал его Мартынов, – ты очень убедителен. Ты действительно похож на беллетризированный образ бизнесмена западного толка.

– Сам придумал? – усмехнулся Антон.

– Это определение Полянцева. Он во всем мне ставит тебя в пример.

Полянцев вернулся к столу в сопровождении Олега Рубакина. Тот называл Полянцева Генкой, хлопал по плечам, оказалось, что у них много общих знакомых.

– Рука у него, между прочим, не хилая, – заметил Мартынов, когда хозяин вместе с эскортом из девушек отвалил от столика.

– От онанизма.

– Добрый ты, Антон!

– А от чего ж еще? Он в жизни ничего тяжелее члена в руках не держал.

– Кстати, о рукопожатии, – вставил Полянцев. – У Юры, – он улыбнулся, – тоже очень крепкое рукопожатие.