Марк слушал внимательно. Недовольная гримаса не исчезала с его лица.
– Какова же эта цель? – спросил он холодно.
– Это я и намерена рассказать. Но сначала хочу попросить, чтобы вы пообещали мне сохранить все в тайне. Никому ни слова, в том числе и в агентстве. Ведь я их обманула. Хотя они мой единственный шанс на спасение. Обещаете молчать?
Лицо Марка немного смягчилось. Теперь по нему скользили две тени – недоверия и любопытства. Марк покачался из стороны в сторону и согласился.
– Тогда слушайте. Как вы, наверное, догадались, я не британка. В этой стране у меня нет ни родственников, ни друзей. Никого, кроме одного человека, которого я предпочла бы лучше не знать. В его власти я нахожусь уже без малого шесть лет. Это хитрый, жестокий и двуличный человек. Для окружающих он играет роль безобидного клерка, тихого домоседа, а на самом деле он извращенец и садист. И это мой муж. Он превратил меня в сексуальную рабыню и следит за каждым моим шагом. У меня нет ни денег, ни документов. Номер для разговоров с агентством пришлось заводить втайне. Не буду рассказывать, что он проделывает со мной по ночам, такого вы не увидите ни на одной из тех видеозаписей, что продают из-под полы в Сохо. Я долго терпела и наконец решила бежать.
Марк сидел на диване, словно в полудреме. Он немного оживился на словах «сексуальная рабыня», но потом снова сник. Тема рабства, в том числе сексуального, видимо, казалась ему чем-то далеким, имеющим отношение к средневековью или к жизни первобытных племен. А когда вокруг Лондон, двадцать первый век… Он попытался представить себе ночную сцену в доме Анны и с некоторым сожалением отметил, что ничего, кроме тела, распятого на кровати в виде буквы «Х», ему не приходит в голову. Не слишком, казалось бы, перспективная для садистских ухищрений поза. Хотя кто их, извращенцев, разберет. О подпольной видеопродукции из Сохо Марк тоже не имел ни малейшего представления. В общем, в целом рассказ его не впечатлил. И Анна это заметила.
– Почему вы не обратитесь в полицию? – спросил он из вежливости. – Закон запрещает насилие.
Анна посмотрела ему в глаза.
– Я не имею права этого спрашивать, но… Марк, вы женаты?
– Нет.
– Вы когда-нибудь были в браке?
– Нет. В нашей семье мужчины женятся ближе к пятидесяти. Мне сорок два.
– Тогда вы, конечно, не знаете одной очень важной вещи. Возможно, вам об этом говорили, но тут важно не просто знать, а иметь опыт. Нужно хоть раз испытать это на себе. Женщина никогда не уйдет от мужчины с сильным характером. Какие бы непотребные вещи он ей ни навязывал. Женщины любят подчинение. Они обожают силу.
– Так вы не против того, что муж обращается с вами, как с рабыней?
– Не против. Конечно, иногда он чересчур увлекается, но в целом мне даже нравится.
– Тогда в чем дело? Почему вы решили бежать?
Анна сжала губы, глаза ее сверкнули. Теперь уже она всем телом подалась к Марку.
– Вы слышали о Паддингтонской расчлененке?
– Об убийстве молодой женщины в парке? Да, я читал об этом в «Индепендент». Это было около месяца назад, не так ли?
– Верно. А потом было другое убийство, еще более жестокое. В Риджент-парке, когда труп женщины с трудом опознали.
– Да, и об этом я тоже слышал.
– Полиция говорит, что в Лондоне появился новый Потрошитель. А я знаю, что этот самый Потрошитель – мой муж!
Марк подпрыгнул и отскочил на дальний конец дивана, словно из сиденья его чем-то укололи.
– Вы серьезно?
– Абсолютно серьезно, – подтвердила Анна. – В те ночи, когда были совершены убийства, он не ночевал дома. В первый раз он сказал, что остается у родителей. Они как раз улетели на Бали и просили присматривать за кошками. Муж позвонил около восьми вечера и сказал, что остается ночевать в Челси.
– Челси? Неплохой район.
– Там дом его родителей.
– Мой дядя живет в Челси. На Редберн-стрит, напротив церкви.
– Во второй раз он якобы отправился к своему школьному другу. Его друг Сидни расстался со своей девушкой и погрузился в депрессию. Муж поехал, чтобы успокоить его, они засиделись допоздна, выпили лишнего, ну и так далее. Муж позвонил мне в половине двенадцатого ночи.
– Что ж, выглядит вполне правдоподобно.
– За исключением того, что школьного друга Сидни почему-то не было на нашей свадьбе. И до той самой ночи я о нем ни разу не слышала. Как, впрочем, и позднее. Так что в обоих случаях я не могу проверить, правду ли говорит мой муж. Да это и не требуется, так как есть фотографии.
– Какие еще фотографии?
– С места убийства в Риджент-парке. Те самые, что показывали в телерепортажах и публиковали в газетах. Они в фотоаппарате моего мужа. Там у него целая фотохроника. На первых снимках женщина еще жива. Потом она истекает кровью. Затем идут снимки, похожие на те, что сделали фоторепортеры, где уже не разобрать, кто на фотографии.
– Какой ужас! Вы и в тот раз не позвонили в полицию?
– Не успела. Сначала я испугалась, а потом снимки исчезли. Мне нечего было предъявить полицейским. Но самое ужасное в другом. В фотоаппарате было еще кое-что.
– Боже мой, да что же еще там могло быть?
– Там были мои фотографии! Он фотографировал меня спящей! Вы понимаете, что это значит?
– Честно говоря, не совсем.
– Я буду его следующей жертвой. Он хочет меня убить! С некоторых пор я заметила, что муж ко мне охладел. Стегать меня плеткой ему больше не доставляет удовольствия. Он, видимо, желает порыться в моих внутренностях, распилить меня на части, засунуть меня в морозилку, а все, что не поместится, закопать на заднем дворе. Затем пойти в полицию и заявить о моем исчезновении. А после этого сесть в гостиной и слушать ненавистного мне Джо Кокера.
– Вам не нравится Джо Кокер?
– Не нравится! Но больше всего мне не нравится лежать в морозилке, распиленной на части.
– Да, перспектива, прямо скажем, не радужная. Но зачем ему это делать?
– Затем, что он маньяк! И даже не сексуальный, каким был раньше, а настоящий – чокнутый, с кривым ножом и дубинкой.
– Какой еще дубинкой?
– Той, которой он бьет по голове своих жертв.
– Вы и дубинку у него видели?
– Нет, не видела. Но если поискать получше, то, может быть, я бы ее и нашла. Меня интересовало другое. Я выяснила, где он прячет мой паспорт. Теперь я могу уехать, чтобы спрятаться от этого душегуба. Но у меня проблемы с деньгами и со смелостью. Вот почему я обратилась в «Мисафер». Конечно, я не могла рассказать им всю правду, только поделилась кое-какими штуками из репертуара своего мужа. Надо сказать, они были под впечатлением. Пообещали большой интерес со стороны обеспеченных клиентов. Потом предложили встречу с вами. И вот я здесь, с паспортом, с чемоданом и с билетом в один конец.
– С каким еще билетом? – спросил Марк, возвращаясь на прежнее место на диване.
– Это я так, образно. Путь назад для меня отрезан, мосты сожжены.
– А-а-а, понимаю, – немного рассеянно откликнулся Марк. – Образности вам, безусловно, не занимать.