Сделалось печальней
Тем, кто ходит на ветру.
Но – быть может – поутру
Огорченье это все
Сам же ветер унесет?
Может быть, и весть худую
Незаметно ветром сдует?
И растают без следа
В чьем-то сердце глыбы льда…
Как бы стало хорошо,
Если б та дурная сила,
Что приносит бед мешок,
Их сама же уносила!
…
Не хотим гулять по зебре,
Не хотим дышать в газетах –
Нас все время тянет в дебри,
Где нет клавиш и розеток.
Этот лес тысячелетний,
Волны зелени широкой;
Птичьи голоса и сплетни,
Разносимые сорокой;
Этот цвет малины встречной,
Краски, модные без моды;
Эта простота и вечность
Неиспорченной природы.
Старый лес не строит козни,
Не рычит, и здесь, на пне
Разговоры о серьезном
Легче и тебе, и мне.
Здесь, без офисных азалий,
Вдалеке от новых сел,
Мы б друг другу рассказали
О прекрасном. Обо всем.
Колыбельная
Кот улегся на бочок,
Ночь на волю вышла.
Где-то в погребе сверчок
Щелкает чуть слышно:
– Баю-баю, день, отчаль.
Унеси с собой печаль.
Пусть обидный голос твой
Зарастет густой травой.
Месяц тьму теснит плечом,
Зажигает свечки.
Тихо-тихо. Лишь сверчок
Щелкает на печке:
– Баю-баю, милый край.
Спи, усни, не унывай.
Все, что не успели днем,