– Не пойму, почему у нас все попы из одного монастыря. В других деревнях не слыхала про такое.
– Отец Власий объяснял, что в старину так везде было. Если при монастыре какая деревенька есть, а в деревеньке – церковь, то в ней монастырские попы службы служат.
– Да какое там при монастыре! Километров пять до них, если не больше.
– Четыре-триста по спидометру. Потом еще километр по лесу, – поправил Андрей старушку Сердобину, которой принадлежали последние слова.
Праздник был испорчен. Во главе с котом прихожане, кто с лукошками, кто с сумками, кто только с яркими праздничными куличами в руках, потянулись к церковной калитке. Мария сняла с головы платок, который надела в храм, и на ходу пыталась привести в порядок непослушные волосы.
В мелкой ячее вертятся две плотвички, каждая размером чуть побольше блесны. Бережно, чтобы не покалечить, Матвей выпутывает рыбешек из сети.
– Куда такая мелочь?
– Нашему Окушку если?..
– Не ест он плотву.
Матвей тормозит на полпути к пустому ведру и шагает обратно в реке. Встав на колени, он опускает в воду кулачки, в каждом из которых бьется по рыбехе.
– Може, навозу взять на приваду?
– Брали уже.
– Коровий брали, а куриный – нет.
Он забыл обтереть руки от слизи, сразу сунул их в карманы разгрузки, и в такой позе глядит на реку в детской задумчивости. Вода в Великой волнуется по-весеннему. Сзади слышны шаги, а потом и голос Бориса Прилуцкого:
– Как уловы, командир?
– По-разному, – со значением отвечает Матвей.
Ставить сеть под водой через лунки, как это делают соседи-староверы, Геннадий не умел. В марте он достал из сарая старинную отцовскую сеть, загодя подлатал и стал ждать ледохода. Три дня они вдвоем с сыном ходили к берегу глядеть на плывущие льдины, а на четвертый взяли сеть и пошли к своей заводке.
Сетью ловить это уже не рыбалка, а промысел: удовольствия никакого. Но Матюха так не считал. Пока не сходят проверить улов, за уроки его было не усадить. В первый день Речной Дед проявил милость: достали подлещика, пять окуней, столько же ершей и почти килограмм плотвы. Во второй день подлещика уже не было, а потом и окуни с ершами перестали попадаться. Не то, что себе на уху, а кота нечем угостить было.
– Чем прикармливаешь? – Спросил Борис Прилуцкий.
– Червями. Тошнотиком. Черствым хлебом, ясно дело.
– А привада какая? Подсолнечное масло пробовал?
– Целую бутылку влил, – Парамонов понизил голос: масло было взято им из кухонных запасов без спросу у матери и супруги, так же как и флакончик духов, которые Мария второй день искала и не могла найти.
– Парфюм? – Угадал его мысли майор.
Геннадий молча кивнул и скосил глаза на Матвея.
– Вчера даже керосину плеснул, в сарае отцовский остался. Он только им и приваживал. Може, выветрился, конечно.
– Керосин – это не дело. Всю экологию загубишь, – сумничал Прилуцкий.
– Я же капельку. Рыба – она что попахучей любит.
– Мне один поп знакомый говорил, что ладан использует. Привады, мол, лучше нет. Главное, истереть помельче.
– Да где я его возьму?
– У Власия попроси. Скажи, что для лампадки.
– Для какой лампадки? – Не понял Геннадий.
– Ну, мол, купили, чтобы молитвы дома читать. Это нынче модно.
– С запою он вышел, не видал?
– Ну та-ак, – майор с нехорошей ухмылкой покрутил рукой воздухе.
Геннадий посмотрел на сына. С выступа на берегу ребенок наклонился над водой и что-то разглядывал в черной паводковой мути. Ветер с реки ерошил рыжие волосы. Из кармана детской разгрузки торчала шапка, которую Матвей стянул с головы еще по пути на рыбалку, как только изба, откуда их могла видеть мать, осталась за поворотом.
– А чего за сеть взяться решил? Не любил же.
– Да думаю, что в сарае без дела гниет? Дай попробую. Староверы-то в Ящерах вон по сколько тягают.
– Деньги никак на что понадобились?
– Дашку в университет собираем. Вдруг повезет, так Андрюха на продажу в город свезет. Всё не лишнее.
– В университет? Недешево это. – Майор потянулся к фляжке на поясе. Когда он сделал глоток, лицо у него стало такое, как будто вместо четырехзвездочного коньяка ему кто-то влил тайком во флягу местного самогону.
– Ну ты своих двоих как-то выучил. Оценки хорошие у нее, по математике…
– Не сравнивай, – резко оборвал Прилуцкий, непонятно что имевший в виду. – Всё спросить забываю, вы с Машкой теленка почем сдали?
– Тише ты, – Геннадий прижал палец к губам.
– А что, не сказали ему?
– Сказали, что в стадо продали. День ревел. До сих пор спрашивает, когда навестить поедем.
– Это не дело: мужика растишь. Я своим двоим с детства говорил…
За спиной раздался шлепок тела о воду.
– Ершонок!
Отец бросился к кочке, на которой только что стоял сын, упал на колени, поймал рукой петлю на спине его жилетки и привычным движением выволок ребенка на берег.
Матюха не кашлял, хлебнуть воды не успел. Майор присел на корточки вместе с Геннадием и глядел на его сына. Мокрые, волосы у Матвея казались еще рыжее, с жилетки и штанов стекала вода.