Огонь сделался плотнее. Приложились из «граника» – там, где лежал Мищенко, расцвел куст взрыва. Ручной пулемет, старательно лупивший оттуда, смолк.
– Прикроем салаг, черепа! – приказал Тарасов. – Короткими! Огонь!..
Багратион, отложив бесполезную эсвэдэшку, скупо постреливал вверх из «АКМСа». Шурави, поминутно отплевываясь, тащил из «разгрузки» новый магазин. Кузнецов…
Прапор, встав на одно колено, всадил гранату в купу кустов на скальном язычке. С истошным ревом оттуда рухнул раненый боевик. Кузнецов приготовил вторую свеклу гранаты…
Снайперская пуля, чвакнув, вошла под ремешок, поддерживающий «сферу». Кузнецов сделал движение, будто глотал, и огромным телом опрокинулся в траву, раскидав ноги в тяжелых ботинках, завалив назад шею с раздробленными в мелкие осколки позвонками.
«Двоих загубил!» – мысленно застонал Артем.
Волоча раненого, ошалело промчались два последних солдата – один прихрамывал на бегу.
Бэтээр разворачивался. Уцелевшие льнули к его бронированной туше.
Тарасов ткнул большим пальцем через плечо: назад! И когда он приподнялся, чтобы перебежками двинуться к бэтээру, автоматная очередь ударила в бронежилет, опрокинула и смяла Артема. Свирепая боль прожгла тело насквозь. Темная пелена поплыла перед глазами.
«Двоих загубил!.. Неужели свои подставили…»
– Командир убит! – яростно зыкнул из окружающей бесконечной темноты старший прапорщик Шурави.
Это было последним, что услышал Артем.
Сны пришли яркие, попугайской раскраски, и почему-то очень трескучие. То ли трещали пулеметы из ближней рощи – и звук казался игрушечным, ненастоящим на фоне струнно-оркестрового пения непуганых птиц; то ли гудели неподалеку моторы, и этот звук мирно убаюкивал. Минувшая война настырно стучалась в запотевшие окна офицерского сна. И звезды висели в небе, готовые скатиться на погоны героя.
…Те бравые кавказские парни крепко влипли. Их блокировали в полуразрушенном двухэтажном доме на окраине населенного пункта Н. Бэтээр ссыпал с себя мотострелков прямо в жидкую грязь и начал гвоздить из крупнокалиберного по огрызающимся редкими вспышками выстрелов руинам. Из дома, криво сползшего к шоссе метрах в трехстах, постреливал снайпер федералов. Матерился в рацию командир мотострелкового батальона. Солдатики, копошась в воняющей мазутом жиже, постреливали короткими очередями. Гранатометчик, раскинув руки, лежал неподалеку на простреливаемом участке, и ползти под пулями за чертовой трубой никому не хотелось.
«Картинка вялая, – подумал Артем, небрежно козыряя комбату. – Надо бы оживить».
– Товарищ майор, старший лейтенант Тарасов прибыл в ваше распоряжение!
Майор повернул скривленную небритую физиономию и мигнул воспаленными глазами:
– Ты-то мне здесь на что?
– Приказ комполка.
– А-а! – махнул рукой комбат и сжал в руке рацию, словно хотел ее смять кусочком пластилина. – «Проточка», ответь «Юнкеру»! «Проточка», жду ваших распоряжений! «Проточка», мать твою!..
В ответ на грубое слово связь порвалась окончательно.
– Ну что мне делать?! – вызверился майор. – «Обеспечить»! Приказ! Проедет командующий!.. А тут эти козлы из автоматов лупят – откуда они взялись на нашу голову через неделю после перемирия? Откуда?! Может, ты знаешь, а, старший лейтенант?
– Из нашего мирного будущего, откуда еще, – ответил Тарасов, но комбат не понял его иронии.
– Явился… – пялясь в сторону разрушенного дома, бормотал майор. – Спецназ прислали – на тебе! Спасибо за все хорошее! Сам управлюсь!
– Давай-ка по-спокойному, – снижая тон беседы, сказал Артем. – Танки вызвал?
– Связи нет, – морщась на это фамильярное «ты», ответил комбат. – Танки быстро бы эту коробку в щепки разнесли!.. Блин, а вместо танков прислали наглого офицера с «калашниковым»… Черт бы побрал этих идиотов!
– Не чепуши, майор, – прервал Тарасов. – Сколько их там?
– Вроде как четверо… А штурмом брать мне категорически запретили. Проедет командующий – а тут куча солдат пострелянных…
– Да, нехорошо, – согласился Артем. – С тыла там что?
– Третий взвод лежит мордами в грязи. Оттуда черные реально заблокированы.
– Попробую, майор, подсобить твоему горю. Слушай диспозицию…
По мере того как Тарасов говорил, лицо комбата прояснялось все больше.
– Молодец! Лихо придумал! – оживленно проговорил майор. – Действуем!
Действовать Артему пришлось в одиночку: пощаженные комбатом солдатики организовали неплохое огневое прикрытие. Шлепнулась в грязи у треснувшего оконного проема дымовая шашка. Заработали «калашниковы». Поверх грянул крупнокалиберный с бэтээра…
Тарасов, пригнувшись, побежал к дому. Это была задачка для первого класса. В душе одобряя решение майора не класть солдатиков перед случайной постройкой, Артем все-таки был недоволен: кавказская война вторая, а воюем хуже, чем на первой. Того нет, сего не подвезли, танки не успели, вертолеты опоздали… Любимый шлягер импотентного командования.
Боевики заметили движение в секторе обстрела. Свистнула у кромки каски пуля. Расплескалась фонтанчиками штукатурка. Заорали сверху по-чеченски.
Тарасов был уже у стены, в мертвой зоне, готовый спрыгнуть внутрь здания. Адреналин бьет ключом. Сердце стучит о гортанный хрящ. И граната в руке зажата. Ребята наверху поняли, в чем дело: заорали громче. Выстрелы загрохотали уже внутри разрушенной коробки здания. Гранатомета у них, видать, нет. Чем больше шумят ребята, тем лучше…
Тарасов швырнул «эфку» поверх разгромленной лестницы. В мгновенной паузе было слышно, как ребристое тельце гранаты прокатилось по бетону. А потом грохнул взрыв. В туче пыли, хлеща короткими очередями, Артем взлетел на второй этаж. Боевик со съехавшей на глаза зеленой повязкой скреб ботинками пол. Второй, бешено матерясь по-русски, лупил из «калашникова» по голому дверному проему. Короткой очередью Тарасов оборвал поток русского мата с кавказским акцентом и, метнув в темноту еще одну гранату, нырнул следом в клубящееся облако цементной крошки. Снаружи активнее заработали «калашниковы» мотострелков. Застучал крупнокалиберный.
Начертив автоматным стволом в воздухе восьмерку, Артем перепрыгнул пролом в полотне лестницы и припал к окну. Еще один боевик, подбитый пулеметной очередью, сползал по стене, дергая на себя застрявший в щели автомат. Второй улепетывал в сторону реки. Тарасов вскинул ствол и послал вдогонку пулю. Коротко взмахнув руками, боевик рухнул, отпечатав фас на раскисшей больной земле. А мотострелки, перекликаясь, уже прочесывали разрушенный дом и ближайшие окрестности…
Вскоре Артем получил четвертую звездочку на погоны и устный выговор от командира родной «Гаммы» – тот майор все-таки нажаловался на фамильярного спецназовца.
…Так, мелкий эпизод. Покой нам только снится… А еще снятся военные сны, от которых никакая водка не спасает. Смотри – это как кино из чужой жизни, Артем…
«Был батальон, и жизнь была, – думал кто-то за Тарасова. – А тогда ночевал у приятеля, как студент какой-нибудь или лимита рязанская…»
Тогда, помнится, дружок Пашка не оставил его ночевать у себя. «Жду бабу», – пояснил. Тот самый прапор-водила отвез подвыпившего Артема за три квартала и поселил на квартире Пашкиного знакомого. Знакомый то был или знакомая (очень уж явно пахло в уютной однокомнатной сладкой парфюмерией и сиротливый чулок-паутинка нахально глядел с журнального столика), Тарасова не интересовало. На плечи налегла усталость, как после двадцатикилометрового марш-броска, глаза мигом слиплись. Раздевание свелось к тому, что Артем бросил в угол куртку и брюки, а сам свалился на мягкий диван и, едва успев накрыться пледом колониальной расцветки, уснул…
…а ведь сволочью все-таки оказался тот майор-комбат – настучал тогда в особый отдел, настучал-таки, гад ползучий…
– Эй, собака, вставай! Жри!..
В грязь шлепнулся бурый кусок лепешки. Рядом упала, покатившись, пластиковая бутылка с водой. Грохнуло над головой.
Артем поднял голову и застонал: ребра сломаны, что ли? Метрах в трех над ним светился решетчатый люк. Вокруг царил бархатный полумрак подвала. Пахло кисло. В углу, затканные паутиной, валялись глиняные черепки. Здесь, на дне ловчей ямы, похоже, давно не бывало пленников. Не тот улов, что раньше…
Веревка въелась в запястья. Ноги босые, грязные. Из комбеза ремень вытащили. И раскалывающая голову боль.
Тарасов пошевелился. Нет, похоже, ребра все-таки целы, но болит чертовски. После такого попадания грудь превращается в один сплошной багровый синяк. Спасибо, броник выручил.
Как это вышло-то?