Контейнер со смертью

Поздоровавшись с летчиками и заместителем Игнатьева, который руководил отправкой «борта», Росляков стал разыгрывать занудливого представителя Главка. Он был очень озабочен сроками погрузки, условиями перелета для гражданских пассажиров и грузов. Главное в этой его роли было не перестараться и не задавать слишком много специфических вопросов. Это наведет обязательно на ответный вопрос о его полномочиях. Поэтому Росляков разыгрывал просто чиновника, который стремится всем и во всем руководить. Если не перегибать палку, то это вызовет лишь снисходительную иронию и косые насмешливые взгляды.

Толкался возле самолета и внутри Росляков примерно полтора часа. К окончанию запланированного для себя срока он наконец проявил свою «чиновничью прохиндейскую сущность». Сначала он обратился к заместителю Игнатьева с просьбой захватить на родину некую посылочку из Венесуэлы, а когда тот категорически отказался нарушать инструкцию, с такой же просьбой он обратился к командиру экипажа. Летчик отреагировал гораздо эмоциональнее и в матерных выражениях объяснил полковнику из министерства, что возить «трофеи» и контрабанду из страны, в которой такое несчастье, он не намерен. А намерен он, наоборот, доложить руководству о поведении полковника.

Дело было сделано. Росляков с видом обиженного и раздосадованного начальника удалился с аэродрома, забрав и свою неотправленную «посылку». Собственно, он просто украл из самолета аварийный парашют типа «крыло», который был очень компактным. В спортивной сумке у него лежала еще одна украденная полезная вещь – аварийный набор выживания. Коробка размером с автомобильную аптечку, в которой помимо средств первой медицинской помощи имелись средства для разжигания костра, ракетница, большой нож с пилкой, средства для обеззараживания воды, галеты, две банки мясных консервов, шоколад и спирт.

Карибский международный аэропорт имени генерала Сантьяго Марино Росляков выбрал не случайно. Аэропорт располагался в Парламаре на острове Маргарита, едва ли не самом людном месте во всей Венесуэле. Затеряться, избавиться от возможного преследования можно было именно в таком месте.

Насколько Росляков почерпнул из доступных источников, город был одним из самых старинных колониальных городов в Южной Америке. Если не врали туристические буклеты, то основан он был едва ли не менее чем через 40 лет после того, как тут побывал Христофор Колумб. Мало того, что в Парламаре живет треть всех жителей острова Маргарита, он стал коммерческим центром острова. И с тех пор, как в 1973 году порт города Парламар получил статус свободного от налогов порта, его улицы с магазинами заполонили туристы.

Еще через шесть часов багаж русского туриста погрузили в «Боинг-767», вылетавший рейсом на Каир, а он сам устроился в кресле салона экономкласса. Вылетел лайнер строго по расписанию, и только в воздухе Росляков облегченно вздохнул. Если ему дали улететь, то это говорило лишь о том, что он своих преследователей опередил. Следующий его ход они предусмотреть никак не могли.

Многочасовой перелет через океан пришлось выдерживать, не смыкая глаз. Спать хотелось страшно, больше, чем имитировать сон, Росляков разрешить себе не мог. С облегчением он увидел в иллюминатор, как за дымкой горизонта появился африканский берег. Потом стала видна изрезанная береговая линия, появился огромный язык мыса Альмади.

Росляков наметил себе для начала действия как раз тот момент, когда лайнер пройдет Дакар. Если ничего экстренного не случится, то он все должен успеть сделать как раз к тому времени, когда под крылом лайнера окажется нагорье Ахаггар на юге Алжира. Африку Росляков знал хорошо, потому что работать ему тут приходилось. И не только в городах. В Алжире в ходу помимо вездесущего английского был еще и французский, который он хорошо знал. Мог в случае нужды объясниться Росляков и на арабском, и на берберском. Наречий в берберском существовало много, но в принципе берберы и туареги друг друга понимали.

То, что он поднялся из своего кресла и отправился в середину салона, никому в глаза не бросилось. Многие шатались по салону, пытаясь размяться. Возле туалета образовалась очередь. Росляков неторопливо прошел мимо отсека стюардесс и оказался за декоративной дверцей, за которой был аварийный проход в грузовой отсек. Провернув ножом за неимением специального ключа запор, он приоткрыл дверь, в последний раз прислушался и исчез.

Когда-то, помнится, оперативников собирали на семинар по теме авиационного терроризма. Кое-что из полученных тогда знаний Росляков и намеревался теперь использовать. Главное, не забывать поглядывать на часы, потому что в его распоряжении было не больше трех с половиной часов. Первым делом разобраться с проводкой и металлическими справочными таблицами и схемами. Где-то вот здесь должны располагаться механизмы, управляющие выпуском шасси.

Росляков разбирался уже почти два часа, пока не убедился, что у него теперь есть представления, какая линия относится к силовой и управлению механизмами, а какая идет к датчикам автоматики и сигнализации. Ясно, что должна быть разница в сечении проводов, а если верить схеме… Черт, до чего тут холодно! А съемные панели на полу, которые ему придется снять, чтобы добраться до люка, вообще покрыты инеем.

Оставалось только надеяться, что в проводке он разобрался правильно. Теперь час на отдых, потому что предстоит вынужденное безделье. Разыскав свой багаж и убедившись, что все на месте, Росляков решил пока парашют не доставать. Для этого ему понадобится всего несколько минут. Можно ограничиться только курткой.

Через час дремота слетела с него. Внутренние часы подсказали, что пора. Посмотрев на наручные часы, Росляков полез за ножом. Теперь обнажить и те провода, и другие. Двадцать минут на эту работу, снова взгляд на часы – пожалуй, пора.

Лампочка на панели перед глазами пилота сменила цвет с зеленого на красный и замигала. Это означало, что открывается люк отсека шасси правого борта. Второй пилот доложил командиру, командир отдал распоряжение бортинженеру. Но пока тот попытался понять, что послужило причиной срабатывания сигнала, лампочка снова загорелась зеленым. Через несколько минут все повторилось, и бортинженер с хмурым лицом стал тестировать электрические цепи. По всему было понятно, что люк не открывается, но почему срабатывает сигнал?

Самописец бесстрастно фиксировал переговоры экипажа о неисправности. А потом сработал сигнал открывания люка. Это было уже из ряда вон! Командир связался с диспетчером и затребовал смену эшелона из-за угрозы нарушения герметизации салона. Диспетчер через несколько секунд разрешил спуск до шести тысяч. Но тут замигала лампочка выхода правого шасси, и в панике переговоры с диспетчером возобновились с большим жаром. В аварийном порядке командиру разрешили через десять минут спуск до трех тысяч и возможный заход в сорокакилометровую зону ближайшего аэропорта. А это или Триполи, если позволят условия, или военный аэродром на базе французского Иностранного легиона в Айн-Салах. Современные лайнеры с выпущенными шасси не летают – опасно.

По тому, как резко его качнуло в сторону и опора на ноги ослабла, Росляков понял, что «Боинг» во второй раз меняет эшелон. Значит, еще снижение! Когда пол под ногами стабилизировался и ощущение американских горок прошло, он надел парашют и стал снимать панель пола грузового отсека. Стоя по пояс в люке и упираясь ногами в стойки шасси, Росляков старательно прикрепил к груди сумку со зловещим контейнером и спасательным комплектом. Теперь в последний раз замкнуть провода, правда, уже другие, которые идут к управлению механизмами. Не дай бог ошибиться…

Со слабым гудением, отдавая вибрацией в ноги, створки люка стали расходиться в разные стороны, обнажая далекий пейзаж африканской саванны. Пахнуло ледяным воздухом, штанины стало рвать ветром, захватило дух. Росляков поспешно поставил над головой на место тяжелую половую панель. Теперь он сидел сгорбившись на стойке шасси. Все!

С парашютом Росляков прыгал за свою жизнь всего раз пять. Он хорошо помнил первый прыжок, когда все прошло на голом энтузиазме, потому что он представления не имел, что это за ощущения. Потом был второй прыжок, когда он испытал откровенный мандраж, потому что уже знал, что его ждет за порогом люка самолета. Это был самый тяжелый прыжок, но Росляков себя преодолел. Потом было еще два, для закрепления навыков. Эти прошли полегче. А потом, лет через пять, пришлось еще прыгнуть. Это уже для того, чтобы поддержать форму. Удовольствия Росляков от прыжков не испытал ни разу. Все-таки он был человеком сугубо земным.

Удар потока воздуха был таким страшным, что Рослякову сначала показалось, что его ударило о фюзеляж самолета. На какой-то момент он подумал, что это смерть. Но потом он стал свободно падать и понял, что все еще летит с закрытыми глазами. Холод сковал все тело как стальными тисками, однако Росляков постарался принять нужную позу, чтобы прекратить бестолковое кувыркание и немного снизить скорость падения.

Ледяной воздух схватил глаза так, что полились слезы. И, кажется, они сразу замерзли на его щеках. Ветер рвал волосы, штанины, надувал куртку ледяным воздухом. Он уже не чувствовал ни рук, ни ног. Закрался страх, а сможет ли он закоченевшими руками выдернуть кольцо. Захотелось поднести руки ко рту, погреть их дыханием. Это была просто паника неопытного парашютиста и не более, а с паникой Росляков умел справляться. Надо просто начинать думать о деле, о своей цели, о своих действиях.

«Наверное, достаточно», – подумал он своим замерзшим до крайности мозгом и взялся за кольцо. Рывок… и ничего не последовало! Просто какое-то шевеление за спиной… а второго запасного парашюта нет… И тут его дернуло вверх. Он просто забыл, что до момента выхода купола пройдет несколько секунд. Должен выйти вытяжной парашют, наполниться воздухом, а потом вытянуть основной. И теперь он вышел.

Лямки туго впивались в тело, и это было больно, потому что тело очень замерзло. Росляков старался без рывков, как его учили, управлять боковыми фалами. Надо определить по признакам на местности, в какую сторону дует ветер. А потом уже лавировать по ветру и выбирать место для посадки. Проклятые зонтичные акации, с ними Росляков когда-то уже познакомился. Упаси бог попасть на одно из этих деревьев. «Ага… это гора Тахат, кажется, а вон шоссе. Но нам туда не надо, – привычно мелькали в голове мысли. – Нам восточнее надо, в скалы».

Земля вдруг как будто опомнилась и стала приближаться с очень большой скоростью. Росляков только сейчас ощутил знакомый запах африканской саванны. Запах пыльной зелени, пряный запах чахлых цветов и песка. Вон она, Сахара – на севере!

– Я просто обязан сообщить местным властям о происшествии, – хмуро заявлял полковник Игнатьев во второй уже раз. – У меня два трупа местных жителей на территории лагеря. Да еще с признаками насильственной смерти. Вы что, не понимаете?

Андрей Демичев согласно кивал головой и барабанил пальцами по крышке стола.

– Да перестаньте вы стучать! – не выдержал полковник. – Вы можете мне объяснить, что тут, к лешему, произошло?

– Можем, – легко согласился Демичев и оглянулся на Максима, который все это время молча стоял в палатке за его спиной столбом. – Можем, но не имеем права.

Полковника Игнатьева, который руководил спасательными работами российского МЧС в Венесуэле, можно было понять. У него работы непочатый край, проблем выше крыши, а ответственности столько, что не приведи господь! А тут еще эти… разведка, наверное. Спрашивать не принято. Просто Игнатьев получил указание оказывать всяческую помощь конкретным людям, и все. Дело, конечно, государственное, но у него своих забот хватает.

И странные эти парни какие-то. Их товарищ пропал, пропал, надо сказать, самым загадочным образом и при весьма зловещих обстоятельствах, а они как на пикник приехали. Тот, смуглый, что стоит столбом и молчит все время, еще ничего, серьезный. Этот, светленький, с плечами атлета, все время лыбится и шуточки отпускает. Весело ему, а его товарищ, наверное, погиб.