Взорвать «Москву»

Он двинулся по проходу вагона, встал напротив закрытой двери третьего купе, посторонился, пропуская мамашу с сопливым зареванным малышом, торопящуюся в туалет, глянул в окно. Пакгаузы. Насыпи. Перелески.

Час езды. Точнее, час и десять минут.

* * *

– Я тебе в сотый раз объясняю – не бывает так, чтобы медведь сам из берлоги под стволы полез! – толковал веснушчатый бритоголовый парень в спортивном костюме, свесившись с верхней полки.

– Ты книжки почитай – там написано! – горячился сидящий на нижней полке крепыш в кожанке, со съехавшими на кончик курносого носа солнцезащитными очками.

– Что мне книжки читать – я у Тохи в Барнауле на свадьбе был! – гнул свое веснушчатый. – На третий день он особых корешей на медведя повез. Ты ж Тоху знаешь – без крыши пацан, в натуре! И там…

– Все равно гонишь! – возразил крепыш, натаскивая свои очки обратно на глаза.

– Приедем назад в Казань – у Баграма спросишь! Тогда, ну в Барнауле, у Баграма «калаш» был. Он встал напротив дырки в земле…

– «Калаш»?

– Придурок! Баграм встал…

– Ребята, можно не орать? – пискнул с нижней полки напротив помятый седой тип в очках, отрываясь от газеты. – С самой Казани спорите, а чего спорите…

– Засохни в натуре, дядя! – миролюбиво сказал крепыш.

– Ну почему вы с проводницей можете вежливо разговаривать, а с попутчиком – нет? – не унимался хмырь.

Веснушчатый только махнул рукой – достал уже совсем! – и продолжал:

– Баграм, значит, говорит…

Очкастый застонал и прикрылся газетой.

За время пути веснушчатый Кеша и кожаный Батончик, бывшие рэкетиры с казанского Центрального вещевого рынка, а ныне безработные, подружились и успели дважды крепко выпить и раз пять крепко поссориться. Энергия перла наружу. Москва приближалась, а с ней и конец путешествия. «Взяли моду рынки реконструировать, козлы! – горячился Кеша. – С Москвы, не иначе, моду срисовали – там вон тоже Черкизовский прикрыли. Кому эти павильоны-мавильоны нужны?! Суки!» Сердит был и Батончик: «Бригадир мне и говорит: канай, Батончик, куда знаешь, а место твое прогорело! Козел…»

В новое дело Кешу втянул Батончик – дело было взаправду новое и со вкусом опасности. Тот самый бригадир рыночной рэкетни сжалился над незавидной долей уволенных в запас бойцов и нашел для парней мужскую работу на две штуки баксов. Батончику уже доводилось ездить курьером с грузом наркоты, но за наркоту так круто не платили. Поэтому, презрев сообщенное свистящим бригадирским шепотом предупреждение, он, едва поезд тронулся, вскрыл облепленный скотчем картонный ящичек и присвистнул. В ящике, упакованные в полиэтилен, лежали блестящие мелкие камешки, в которых опытный Батончик признал необработанные алмазы. Дело было опаснее, чем думалось, и стволы, прихваченные на всякий случай, не казались больше данью традиции. От Кеши Батончик скрыл, что за груз они везут, а сам не спал ночью, прислушиваясь к перестуку колес, сопению напарника и храпу очкастого козла напротив. Мирные пассажиры, едущие в соседних купе, стали казаться Батончику подозрительными. Такие грузы не возят простые бойцы. Не иначе, кто-то пасет их в поезде. И передача груза должна состояться не на вокзале, а на Якиманке. Это для того, чтобы отрезать «хвост», если таковой прицепится.

«Ну бригадир, ну хитрожопый! – лихорадочно размышлял Батончик, уставший пить водку и спорить с неуемным Кешей. – Знал, кого послать! И с грузом через город переться – это ж какие нервы надо иметь! На метро ехать? Или частника взять? В метро могут менты тормознуть, а частник может морды запомнить и при случае ментам фоторобот нарисует… да что это я про фоторобот! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… Вот ситуация! Но и бабки неплохие… Сука бригадир!»

Батончик поделился бы информацией с напарником – в тамбуре, на перекуре, только ведь неумный Кеша обязательно начнет вопросы задавать, а хрен с газетой услышит… Может, это мент какой? Недаром он с самой Казани на них пялится. Запоминает… Однако, взглянув на пасмурную рожу недовольного попутчиками пассажира, Батончик успокаивался. В таком возрасте в ментовке разве что сторожем можно работать. Хотя хрен их знает, ментов, с подначками ихними злыми…

Батончик очнулся – Кеша увлеченно частил:

– И тут Баграм – кровь горячая! – очередь пустил, мишке поперек живота…

– Мишка дурак оказался, – вернулся в русло разговора Батончик.

– Что?! – затыкаясь, оторопело спросил Кеша.

– Мика, говорю, лоханулся. Он что, «калаш» от «тулки» не отличает? – проговорил Батончик. – Сидел бы себе в берлоге – он же в шубе теплой…

– Ну я ж и говорю! – просиял Кеша. – Мишка – брык! Пацаны – за ножи, чтоб, типа, с теплого шкуру снимать…

В дверь купе осторожно постучали.

– Ей-то чего надо, козе этой толстой? – вскинулся Кеша.

Батончик нахмурился и привычным движением ощупал под мышкой кобуру. Кеша, похоже, свой ствол из сумки и не доставал.

– Шумите и всем мешаете нормально ехать, – не замедлил прокомментировать из-за своей газеты хмырь. – Пусть хоть проводница вам замечание сделает…

* * *

Артем взглянул на часы. Скоро поезд вкатится в полосу отчуждения. Поплыли за окнами неухоженные загибающиеся поселки. Ничего, скоро пейзаж повеселее станет…

Он стоял вполоборота к третьему купе, откуда доносились голоса, еще раз мысленно шлифуя план действий. Все просто – военный фактор неожиданности срабатывает всегда.

«С началом новой карьеры тебя, товарищ капитан! – поздравил себя Тарасов. – Ну с богом, подразделение! Двинули!»

Он сдержанно постучал в двери купе.

Надпочечники исправно впрыснули в кровь адреналин. Мышцы Артема напряглись, сердце застучало быстрее. Мысль заработала ясно и четко.

Голоса смолкли. Дверь купе отъехала ровно настолько, чтобы стало видно круглую голову, украшенную темными очками.

Плечом распахивая дверь до упора, Артем ударил лбом, целясь в то место, где над очками начинался покатый бритый лоб. Тип с грохотом обрушился на откинутый столик. Заорали и заматерились в соседнем купе… Тарасов нанес еще удар – пяткой.

На верхней полке шевельнулось темное. Артем ввинтил сцепленные в замок кулаки во что-то мягкое, вцепился в одежду, рванул. Ошалевший Кеша с воплем кубарем скатился на столик. Не давая противнику передышки, Тарасов дослал его на пол и с хрустом приложился коленями к Кешиной шее.

Все заняло не больше пяти секунд.

– Ну хоть вы их приструнили, товарищ, – сдавленно проскрипел из-за газеты хмырь.

Окинув купе беглым взглядом, Артем ощупал бездыханных бойцов, выдернул из-под кожанки Батончика пистолет. Под сиденьем дышали колбасным духом спортивные сумки. Артем взвесил на руке первую сумку и тотчас отбросил – она была слишком легкой. Из второй полетели грязные трусы, блок сигарет, кожаный ремень… На дне, обмотанная ветхой тканью, лежала картонная коробка размером с обувную. Тарасов встряхнул коробку: времени разглядывать добычу не было.

Хмырь забился в угол, поджав ноги, и пялился сквозь очки на эту дикую сцену.

В проходе вагона кто-то матерился. Провизжала проводница.

Артем сунул коробку под мышку и вымахнул в коридор, чуть не сбив с ног грузного дядьку с красным гневным лицом и выпученными глазами. Проводница шарахнулась от него в свой закуток.

Артем выскочил в тамбур и сорвал стоп-кран.

* * *

Получив ослепительный удар в лицо, Батончик на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Рука, дернувшаяся к кобуре, будто где-то затерялась, исчезла. Второй удар опрокинул его в полную темноту с редкими, мерцающими прямо из космических глубин звездами. «Камешки, б… – пронеслось в его потухающем сознании. – Завалит теперь бригадир, б…»

Кеша, лежащий поперек обмякшего Батончика, больше не дышал – душа покинула его молодое тело, неслышно похрустывающее сломанными шейными позвонками, когда вагон подбрасывало на стыке рельсов.

* * *