Концентрация смерти

– Я не только тебя могу попросить об услуге. Это же золото. Другие найдутся…

– Я все понимаю, – Словак зажмурился от накативших на него чувств. – Но я говорил о месте для тебя. А ты еще просишь за Фролова. Зачем он тебе?

– Или мы вместе попадаем туда, или никто из нас, – сказал как обрезал Прохоров.

– Хорошо, договорились, – наконец-то сдался Водичка. – Только мне придется одному пленному отказать, хоть я ему и пообещал, – как бы перекладывая ответственность на Михаила, сообщил Франтишек.

Прохоров сжал зубы, в душе он стал противен себе. Один из таких же пленных, как и он, тоже желал выжить, оторвал что-то нужное для себя, последнее заплатил, чтобы попасть в мастерскую с лучшими условиями. И вот теперь он, Михаил, забирает у него этот шанс на будущее только потому, что волею судьбы у него в руках оказался кусочек золотого лома. А может, тот пленный тоже узнал о подкопе, потому и стремится оказаться на новом месте, чтобы воспользоваться им, совершить побег? Ведь неизвестно, одно или несколько предсмертных посланий отправил капитан.

– По рукам? – вспомнил сегодняшнюю фразу Фролова Прохоров, занося ладонь.

– По рукам, – согласился словак, подставляя кулак, в котором сжимал золото. – Только есть у меня одна просьба.

– Какая еще? – насторожился Михаил.

– Разделить кусок надо. Если такой покажу, он его весь заберет. Должен же и я что-то получить как посредник.

Кто такой этот «он», Водичка не уточнил, да и Прохоров по лагерной привычке не поинтересовался. Узники называют имена только тогда, если это никому не повредит…

– Как делить?

– На три зуба и один. Вот этот отрежь, – словак указал на самый большой.

Благо сапожная лапа, за которой работал Фролов, еще стояла на улице. Михаил нагнулся над ней, приставил к мосту нож и несколько раз несильно ударил по его ребру киянкой. Острое лезвие легко прошло сквозь золото. Прохоров специально старался отсечь один зуб так, чтобы Водичке досталось побольше металла. Все-таки словак сильно рисковал из-за него с Фроловым.

– Держи, – вложил в ладонь парикмахера рассеченный на две части мост Михаил. – И не дай бог, ты потом скажешь, что у тебя ничего не получилось. Тогда тебе не жить, – пригрозил Прохоров словаку.

Тот грустно усмехнулся в ответ. Мол, смерть в лагере для пленных вещь обычная и каждодневная, ею тут никого сильно не напугаешь, она и так днем и ночью здесь по пятам за всеми ходит.

Уже вечером после переклички Водичка подкараулил Прохорова и шепнул ему, что все в порядке. Таинственный «он» золото взял, и место в инструментальной мастерской ему с Фроловым обеспечено.

– Завтра можете перебираться, – радостно сообщил словак.

Если бы у Михаила имелось еще что-то ценное, он бы, не задумываясь, отдал бы его Франтишеку, а так только крепко пожал руку.

– Спасибо, товарищ.

– Мы должны помогать друг другу, – расчувствовавшись, прошептал словак.

Глава 4

С каким нетерпением Прохоров назавтра ожидал того момента, когда ему официально сообщат о переводе на другую работу! Он чуть дождался перерыва на обед, а никто пока не спешил с сообщением. Время тянулось и тянулось, Михаил нервничал. Наконец возле барака появился немец из охраны и, ничего не объясняя, приказал Прохорову с Фроловым собирать свои вещи. У пленных в лагере есть внутреннее чутье, они безошибочно чувствуют – на смерть забирают людей или же переводят на другую работу. Куда направятся Михаил с Ильей, нетрудно было догадаться. На них смотрели с завистью, когда Прохоров и Фролов выходили из барака, неся в руках ящики со своими скромными пожитками. Михаил избегал смотреть в глаза тем, с кем успел пожить и поработать рядом, чувствовал себя предателем.

Барак инструментальной мастерской показался им райским местом. Поскольку всех живших в нем казнили, то никто не растащил их имущества. Вещи после обыска в беспорядке валялись на земляном полу. Зато тут на нарах имелись занавески. Так что у каждого пленного, можно сказать, имелся свой персональный уголок. Пока еще Михаил и Илья являлись первыми счастливчиками, получившими здесь место. Можно было прибрать к рукам самое ценное. Но сейчас сильнее всего Прохорову хотелось очутиться в самой мастерской.

– Можно пройти? – спросил он у приведшего их в барак немца, показывая на дверь, ведущую в мастерскую.

– Поработать спешит, – улыбнулся Фролов.

Конвоир разрешил, открыл дверь ключом. И в мастерской царил беспорядок. Те, кто проводил обыск, пытаясь обнаружить подкоп, сильно старались, даже верстаки сдвинули с мест, разбросали заготовки. Прохоров стал собирать инструмент, складывать его на верстаки.

– Орднунг, гут, – заулыбался немец.

Михаил с Фроловым наводили порядок, но при этом косились на заветный пожарный ящик с песком, стоявший у стены. Ведь, согласно плану, нарисованному на подкладке, именно под ним и начинался подкоп. Прохоров удивлялся догадливости и смекалке покойного капитана Зубкова. Немцы при обыске перевернули вверх дном все и в бараке, и в мастерской, но так и не догадались разгрузить от песка и сдвинуть ящик.

– Не пялься так, заметит, – шепотом предупредил Михаила Илья.

Прохоров распрямился, стал растирать себе спину, при этом он смотрел на пожарный щит, висевший над ящиком. В нем за дверцей из проволочной сетки находились лопата, багор, ведро, топор, густо выкрашенные красной краской. Дверца была опломбирована.

– Пожар – фойар? – спросил Михаил у немца.

Тот кивнул в ответ, мол, пломбу можно срывать только в случае пожара, закурил и вышел в барак.

– Да тут и лопата есть, – возбужденно зашептал Прохоров. – Можно проволоку разрезать и каждое утро пломбу на место вешать.

– И не думай, – тут же отозвался Фролов. – Зубков пожарный щит не трогал. Тут железяк хватает. Если лопатой копать начнем, с нее краска вмиг слезет. Выдадим себя.

– И то правда, – согласился Михаил.

– Главное, не спешить. Мы же не одни здесь будем, к людям надо присмотреться, понять, на кого и положиться можно.

К вечеру в мастерской и бараке был наведен идеальный порядок. Других работников так и не привели. Наверняка пока еще шел торг, кто из пленных сможет предложить больше за перевод на новую работу.

Когда Фролов с Прохоровым вернулись после переклички в барак, то дверь, ведущая в мастерскую, уже оказалась закрыта на ключ.

– Замок врезной, – Илья сидел на корточках и заглядывал в замочную скважину.

Прожектор за окнами то и дело вспыхивал, ударял в пыльные стекла.

– Я проволоку в мастерской прихватил, – Михаил вытащил из сапога обрезок толстой проволоки.

– На взломщика я не учился, но пару раз видел, как это делается, – пробормотал Фролов.

– Смотри, замок не сломай. Тогда немцы сразу обо всем догадаются.

– Попытаюсь.

Илья вернулся к нарам, засунул конец проволоки между досками и загнул его буквой Г, затем принялся ковыряться в замке.

– Есть, – наконец выдохнул он, отодвигая ригель.

Дверь скрипнула.

– Надо будет петли смазать, – проговорил Михаил, нетерпеливо проникая в мастерскую, и сразу же бросился к ящику с песком, откинул крышку.

Каждый раз, когда прожектор проходился по окнам, Фролов с Прохоровым инстинктивно пригибались. Пронзительно-яркий свет обливал стены. Пленные жестяным совком, в который днем сметали мусор, торопливо выгружали песок из ящика прямо на земляной пол.

– Так не пойдет, – наконец сообразил Фролов. – Потом его надо назад сыпать. Времени жалко. Тут где-то мешки были.