Альма-матер

Минут через десять они вышли из кабинета и не спеша направились к самой большой аудитории, которую раньше называли Ленинской.

– Нам очень не хватает практиков, – негромко говорил Алексей Владимирович. – Прекрасных теоретиков у нас много, но ты же понимаешь, одной теории мало. Нам нужны люди, которые могут рассказать выпускникам, что их ждет там, – он махнул рукой куда-то за стены университета, – за рабочим столом, за монитором, за планшетом. А ещё их нужно научить уверенно общаться с людьми и сделать психологическую прививку, чтобы не боялись ни своих учеников, ни своих оппонентов. Кирилл, я очень рассчитываю на тебя.

– Я попробую, – неуверенно ответил Кирилл Эдуардович.

У дверей аудитории их ждал декан филфака. Они поздоровались и поднялись по ступенькам в большую аудиторию, за партами которой сидело больше ста человек. Пока ректор излишне лестно рекомендовал нового преподавателя, Кирилл Эдуардович смотрел на студентов, лица которых в эти первые минуты визуального знакомства расплывались в его сознании в какое-то одно общее лицо, которое он никак не мог толком разглядеть. Кириллу Эдуардовичу приходилось выступать перед разными аудиториями и страх от пристального внимания сотен глаз давно в нем прошёл, но эти слушатели действительно казались какими-то особенными. Кирилл Эдуардович почувствовал, что ему вдруг стало жарко.

– … я уверен, что эти лекции будут для вас не только интересными, но и очень полезными, – Алексей Владимирович завершал свое выступление. – А теперь мы удаляемся и не будем больше мешать вашему общению.

Под аплодисменты аудитории ректор пожал руку Кириллу Эдуардовичу и ушёл вместе с деканом.

– Здравствуйте, коллеги! – Кирилл Эдуардович обвёл взглядом выдохнувшую после ухода ректора аудиторию. – Алексей Владимирович меня так подробно представил. Не знаю даже, что ещё про себя добавить. Наверное, я не такой идеальный.

– Мы про вас можем добавить, – выкрикнула какая-то девушка, которую Кирилл Эдуардович даже не успел заметить. – Вы недавно развелись!

По аудитории пробежал негромкий смешок. Пророчество ректора сбывалось. Кирилл Эдуардович напрягся, он не любил публичного обсуждения своих интимных историй. Но обижаться и показывать свою уязвимость было нельзя, и он почти сразу рассмеялся.

– В эпоху интернета такими сплетнями никого не удивишь, – он чуть презрительно скривил рот, – поверхностная работа. Я понимаю, конечно, что в молодой и не слишком опытной в семейных делах аудитории само слово «развод» звучит интригующе. Поверьте, ничего особенно любопытного в этом процессе нет. Но если кто-то о-очень заинтересуется, могу поделиться. Только в другое время и в другом месте. А теперь давайте начнём.

– А ещё вопрос можно? – поднял руку молодой человек на заднем ряду.

– Давайте, если по теме.

– По теме. Лекции ваши обязательно посещать?

– Если будет совсем неинтересно, то необязательно, – произнёс Кирилл Эдуардович и понял, что допустил стратегическую ошибку: пять человек с задних рядов тут же поднялись и направились к боковому выходу. – Но в этом случае на лёгкую сдачу зачёта можно не претендовать, – быстро завершил свою фразу Кирилл Эдуардович.

Раздался смех. Студенты приняли его спасительный экспромт за умышленную провокацию и оценили. После этой ремарки четверо из пяти решивших свалить вернулись на свои места. Один парень, правда, всё-таки ушёл: сохранение личного авторитета оказалось сильнее страха перед зачётом.

Кирилл Эдуардович почувствовал, что инициативу нужно срочно отнимать и громко спросил:

– А кто из вас ведёт собственные блоги? – Он вышел из-за стола и сделал несколько шагов вперёд, показав, что он их не боится и готов идти на сближение. – Поднимите руки.

Руки подняли человек двадцать.

– Отлично! – Кирилл Эдуардович, казалось, сильно обрадовался. – А теперь я расскажу вам, почему даже самый популярный блогер никогда не сможет стать профессиональным журналистом!

Вбросив в аудиторию этот откровенно дискуссионный тезис, Кирилл Эдуардович нарушил всю заранее спланированную логику лекции, но сумел переключить внимание со своей собственной персоны. Студенты зашумели, заспорили, начали что-то обсуждать между собой и, позволив этому движению свободно подышать секунд десять, он повысил голос и заговорил всё быстрее и эмоциональнее, притягивая их внимание, нарезая в их сознании болезненные раны сомнений, а потом ловко залечивая их чёткими аргументами и конкретными примерами. О важных предметах Кирилл Эдуардович умел говорить легко и очень понятно, и это было его козырем в любой беседе.

Лекция закончилась, студенты шумно расходились. Кирилл Эдуардович вернулся к столу и бессмысленно перекладывал в своей итальянской сумке какие-то вещи. Ему хотелось поскорее остаться одному. Общение с выпускниками, для которых он был случайным, чужим преподом, оказалось выматывающим, и он был рад, что его модный светло-коричневый пиджак прикрывает мокрую на спине рубашку.

Когда все ушли и в аудитории стало тихо, Кирилл Эдуардович поднялся по ступенькам к самым верхним рядам, которые заканчивались высокими арочными окнами. Повернулся. Постоял немного, чему-то улыбаясь, и сделал несколько шагов вниз. Сел на скамейку, положил руки на длинную парту, традиционно покрашенную в черный цвет. Эти парты перекрашивали часто, потому что, несмотря на все просьбы и угрозы, на них постоянно проступали вырезанные ножиком, нацарапанные скрепкой или написанные ручкой студенческие татуировки, летопись любви, дружбы, ревности, приправленная цитатами классиков.

И даже сейчас, второго сентября, Кирилл Эдуардович разглядел в стороне выведенную жирной ручкой простую, но ёмкую фразу: «Толя дурак!»

«А дурак ли этот Толя? – неожиданно подумал Кирилл Эдуардович. – Может быть, эта надпись и не оскорбление совсем, а чьё-то тайное признание в симпатии?» Он поднялся и пошёл к центральному выходу.

Только что прозвенел звонок на следующую пару и большое пространство, объединившее вокруг себя все три этажа, коридоры, арки, лестницы, кабинеты, большие и маленькие аудитории, стало быстро затихать: студенты и преподаватели расходились по лекциям и семинарам.

Через минуту Кирилл Эдуардович остался один. Сквозь стеклянную крышу лился яркий дневной свет, который внутри здания дробился на блики, подсвечивал каменный пол, колонны, балюстрады открытых этажей и делал ещё темнее и таинственнее уходившие вверх лестницы.

Напротив главной аудитории открывался высокий проход, через который можно было попасть в полукруглое, казалось, немного забытое помещение. На самом деле это был центральный вход в университетское здание. Его и сейчас открывали иногда по праздникам или для встречи важных гостей, но это случалось редко. А между этими событиями никому ненужный портал превращался в тупиковый, аппендицитный отросток, где перед экзаменами прятались интроверты или тайком целовались влюблённые. На студенческом сленге это место называлось «собачкой», потому что приходившие на занятия курсистки начала двадцатого века оставляли здесь на время своих питомцев.

Кирилл Эдуардович прохаживался по залу, представляя себя в центре маленькой Вселенной, и чувствовал, что реальность непостижимо перемешивается в нём с прошлым. Первокурсником именно здесь он впервые встретил Таню: подвижную блондинку с яркими голубыми глазами. Она прошла мимо, а он оглянулся и понял, что жизнь его изменилась.

Со стороны закрытого центрального входа послышался какой-то шум, который все усиливался и стал рассыпаться на звуки шагов, голоса и женский смех. Кирилл Эдуардович повернулся и увидел, что в зал выходят девушки. Их было много, они были возбуждённые, весёлые, но при этом какие-то необычные. Они проходили совсем близко, он вдыхал легкий запах незнакомых ароматов, слышал шуршание одежды, смотрел в их милые лица и никак не мог понять, откуда они взялись. Все они были одеты в платья, волосы аккуратно убраны в скромные прически, на лицах никакого макияжа. Они были как будто из другой, прежней эпохи…

– Кирилл Эдуардович, – услышал он женский голос. – С вами всё в порядке?

Он словно очнулся и увидел перед собой двух улыбающихся девушек с распущенными волосами, в джинсах и ярких блузках. Они сильно отличались от тех, которые только что прошли мимо него.

– Да, конечно, – ответил Кирилл Эдуардович. – Задумался просто.

– У вас, наверное, столько воспоминаний, – сказала эффектная стройная брюнетка. – А мы только что слушали вашу лекцию про журналистов и блогеров. И, знаете, нам понравилось! Хотя, если честно, сначала все думали, что будет очень скучно. Меня, кстати, зовут Виктория, а это, – она кивнула в сторону подруги, – Аня.

– Таня? – переспросил Кирилл Эдуардович.

– Аня, – улыбнулась шатенка с карими, чуть раскосыми глазами, делавшими её лицо не только симпатичным, но и каким-то неповторимым.

– Извините, пожалуйста!

– Ничего. Мы хотели спросить, что интересного почитать о журналистике. Посоветуете?

Они прошлись по залу, спустились по лестнице и остановились возле столовой. Кирилл Эдуардович порекомендовал им несколько книг и спросил:

– А почему вы не на занятиях?

– Если честно, – заговорщицки понизив голос сказала брюнетка. – Мы прогуливаем одну очень скучную лекцию по старославянскому языку. Никаких сил уже нет слушать все эти, – она произнесла с гротескным проносом, – кня-язи, мя-ясо!

– Я тоже старослав не любил, – признался Кирилл Эдуардович. – Пересдавал несколько раз.

– А ещё есть очень хочется! – добавила Аня. – Поэтому мы идём в буфет. Вы нас не сдадите?

– Не сдам, – улыбнулся Кирилл Эдуардович. – Приятного аппетита!

Девушки поблагодарили и ушли на свой поздний завтрак.

– А он ничего, этот журналист, – говорила брюнетка своей подруге, облизывая с верхней губы вкусную кофейную пенку. – Можно с ним и замутить.

– Смотри, Вика, обвинят потом в харассменте.

– А мне-то что? Его же обвинят, не меня.

Они обе расхохотались и так долго не могли успокоиться, что даже привычная к студенческим выходкам буфетчица крикнула им из-за витрины с пирожками и сосисками.

– Девочки, вы же здесь не одни!

Кирилл Эдуардович шёл по аллее к метро «Фрунзенская» в замечательном настроении. Первая лекция удалась, его тема была интересна, он не показался занудой, а рубашка под пиджаком высохла! И это восторженное состояние требовало какого-то продолжения, не пускало в одинокую квартиру, быстро ставшую чужой после развода.