Союз хищников

Полковник Априкан выглядел осунувшимся.

Мужчина лет пятидесяти, худые щеки, серые невеселые глаза, седые волосы ершиком, спортивное тело атлета и марафонца, – он единственный во всем зале для собраний был одет в форму.

Перед ним сидели шестеро из девяти жандармов, задействованных во всем расследовании, и ждали его сигнала, чтобы приступить к докладу.

Когда все расселись, уныло, опасливо или устало поглядывая на стену с фотографиями жертв, полковник жестом приказал начинать Алексису.

В расследовании участвовали три ячейки, но именно команде Алексиса поручили координировать всю следственную группу. Ячейку нарекли Мнуб – «множественные убийства», но между собой все называли ее «Пазл», намекая на состояние жертв. Алексис Тиме в этом деле рисковал по-крупному. Он сам понимал это лучше всех. На него была возложена самая большая в его жизни ответственность. Здесь сыграли роль его учеба в Институте криминологии в Лозанне, а также превосходный послужной список. Он быстро анализировал и быстро вникал в суть. Он воплощал в себе новое поколение жандармов, выросших в эпоху компьютеров и игровых приставок, легко справляющихся с несколькими задачами одновременно, мгновенно схватывающих новое, фанатов новых технологий, любознательных и неустанно совершенствующихся. Тот самый тип людей, что в другое время стали бы инженерами, программистами, психологами или хирургами. Алексис был истинным жандармом версии 2.0: тридцать лет, широкий кругозор, работает по призванию, справится с любым заданием и – главное для начальства – способен, когда надо, беспрекословно подчиняться.

А если надо, сработает предохранителем, примет вину на себя, не слишком поднимая шум. Такое тоже может пригодиться…

Молодой человек откашлялся и прикрепил к доске с помощью магнита фотографию Жозефа Селима, полученную из психиатрической клиники.

– Это наш самоубийца, сбросивший людей под поезд на станции Эрбле. Жозеф Селима, двадцать лет. У вас на столах докладная записка с краткой информацией о нем. Там все, что мы смогли найти, помимо его уголовного дела. Нас интересует то, что связано с его недавно появившимися контактами. Селима явно имел связи с группой лиц, напоминающей какую-то секту или культ. Возможно, я немного утрирую, но именно это нам предстоит узнать. По словам единственного найденного свидетеля, Селима виделся с ними все чаще и чаще.

– Как давно они встречались? – спросила Магали, брюнетка со стрижкой каре.

– С начала года, видимо. Селима был осмотрителен, осторожен, и наш свидетель ни разу не видел его знакомых в лицо. Жозеф Селима встречался с ними за пределами сквота.

– Что их объединяло? – спросил Франк, высокий мужчина за пятьдесят, с короткой стрижкой и седыми усиками.

– Мы ничего не знаем, кроме их эмблемы… – Алексис взял маркер «Веледа» и начертил на доске символ, который теперь знали все: *e. – И конечно же, – продолжил он, – нас сейчас очень интересуют эти люди. Мы больше ничего не знаем. Селима жил мелкими кражами, немного попрошайничеством, денег у него было мало, вряд ли ради встреч с ними он ездил куда-то далеко. Придется связываться с местной полицией, расспрашивать, отрабатывать все идеи, которые приходят вам в голову. Новые друзья Селима приведут нас к…

Он посмотрел на фотографии всех жертв.

– Что именно мы ищем? – снова спросила Магали. – Мафиозную сеть? Или трех фанатиков, которые убивают во имя грядущего апокалипсиса?

– За всю историю криминалистики мы с таким ни разу не сталкивались, поэтому еще раз скажу: ничего не понятно. Два серийных убийцы, по крайней мере один педофил, а теперь еще и убийца-шизофреник – не было случая, чтобы такие личности сходились вместе. Обычно, наоборот, они держатся поодиночке, очень осторожны. Но судя по тому, что мы смогли увидеть в сквоте у Селима, тут замешаны какие-то… духовные практики. Даже религиозные. Там был алтарь, и свечи вокруг, зажженные во славу этого символа. Преступники не действуют вместе, но они словно бы дали общую присягу на верность. Их что-то объединяет. Нам предстоит выяснить, что именно.

Внезапно с дальнего конца комнаты от входа раздался низкий голос, поразительно спокойный и уверенный:

– Это не единение, а координация.

Массивная фигура. Руки скрещены на мускулистой груди.

Бритая наголо голова.

Пронзительный взгляд быстрых серых глаз. Такой, что проникает в разум, считывает мысли и видит собеседника насквозь.

Алексис сразу узнал его.

Это был Ришар Микелис.

10

В его взгляде читались все заповеди мира, все убеждения и еще какая-то первобытная сила, как будто он напрямую задействует рептильный мозг. Радужки глаз у него были такие светлые, что временами казались белыми; они завораживали, тревожили, контрастируя со зрачками такой глубокой черноты, что свет тонул в них, как в двух бездонных колодцах, ведущих прямо в потемки человеческой души.

Ришар Микелис внимательно оглядел всех присутствующих одного за другим. Некоторые не выдерживали пристального взгляда и внезапно начинали рассматривать носки своих ботинок.

Потом криминолог распрямился. Под одеждой обозначились мускулы, и он весомой походкой пересек комнату: каждый его шаг надежно впечатывался в линолеум, чтобы не дать упасть такой громадине.

Микелис встал перед полковником Априканом и протянул ему руку. Последний, немного растерявшись от такого театрального появления, помедлил секунду, прежде чем ответить рукопожатием. Затем Микелис остановился перед Алексисом. Два серебряных круга, казалось, светились изнутри и смотрели с такой силой, что молодой жандарм на мгновение подумал, что они выжгут на нем тавро, как раскаленное железо.

В этих глазах Алексис не мог ничего прочесть, не мог понять даже, чем они горят – гневом или азартом.

– Они не поклоняются какому-нибудь божеству насилия, если вы это имеете в виду, – сказал Микелис, обращаясь к аудитории. – Я так не думаю. Они общаются. Принадлежат к одному клану. Согласно заключениям судебно-медицинской экспертизы, эти *е-образные раны в момент нанесения не кровоточили или кровоточили очень слабо, что является признаком того, что сердце в тот момент уже перестало биться. Следовательно, это посмертные увечья. Относительно чистые. В обоих случаях. И первый убийца, и второй ставят свою подпись в самом конце. Когда все закончено, когда спадает адреналин, когда фантазия реализована. Эта подпись не является частью их личной схемы, это добавочная деталь. Они соглашаются ее ввести потом, так же как, например, стереть свои отпечатки пальцев. Она не встроена в их желание, в их фантазии. Это своего рода обязательство, которое на них наложено.

Априкан повернулся к Алексису.

– А он ведь вроде бы не знаком с досье, – сказал полковник тихо.

Молодой жандарм пожал плечами, не вдаваясь в объяснения.

Микелис приблизился к стене с фотографиями жертв. Он указал на несколько кадров, где были видны изуродованные тела.

– Причем каждый раз тело найдено в совершенно определенном положении, – продолжил криминолог. – Символ *e словно выставлен напоказ. То он на спине у жертвы, то на ягодицах, но систематически это чуть ли не первое, что бросается в глаза.

Магали – одна из немногих, на кого не произвело впечатления вторжение Микелиса, – вставила реплику:

– Что-то я не просекаю. Если это добавочная деталь, то почему они ее выставляют напоказ? Как товарный знак, чтобы мы их ценили, что ли? Гордость за свою работу?

– Обычно, когда убийца хочет, чтобы им восхищались, он создает максимум элементов, которые на это работают. Общается с прессой, выходит на родственников жертвы или полицию, устраивает настоящую инсценировку с трупами. Здесь они этого не делают. Ни тот, ни другой. Они оставляют мертвых в ужасном виде, но не придают им никакой позы. Просто вырезают этот символ на теле в самом конце и сматываются.

– Я все равно не понимаю, зачем тогда оставлять символ на самом виду?

– Это не для нас. А просто потому, что перед уходом им нужно как-то это использовать. Чуть отступить, чтобы получить общий план. И это *е должно быть хорошо видно.

– И какова ваша гипотеза?

– Они фотографируют. Смотрите.

Микелис указал на даты смерти пяти женщин.

– Фантом – самый хладнокровный из двух убийц, он проникает к жертвам домой. Это человек, который любит рисковать, он уверен в себе до такой степени, что без колебаний проникает в дом к намеченной жертве. Он настолько убежден в своем превосходстве, что приходит к ним домой, на их территорию, где действовать труднее всего. Будьте уверены, у этого человека очень высокая самооценка. Он очень дотошен, возможно, маниакально аккуратен в своей повседневной жизни. Он любит планировать. Все проверять. Контролировать. Вряд ли он что-то имеет конкретно против этих женщин, они для него не более, чем инструмент наслаждения. Он полностью их овеществляет.

Микелис протянул руку и указал крупным пальцем на фотографию молодой рыжеволосой женщины, а затем на другой снимок с грудой вспоротой плоти и крови.

– Зверь – человек импульсивный. Он чувствует, как на него накатывает, готовится, но, когда уже не может сдерживаться, теряет контроль. Он атакует, как разъяренный хищник. Он весь – в тотальном разрушении, в ненависти к этим женщинам, к человечеству. Зверь вряд ли занимается долгой подготовкой и прикидками, он весь в действии. Он нападает на одиноких, молодых, слабых женщин. Это легкая добыча. Он недостаточно уверен в себе, чтобы выбрать что-то потруднее. Он нерешительный человек. Как видите, профиль у этих двух мужчин совершенно разный. И все же оба в финале вырезают один и тот же загадочный символ на телах своих жертв. Это послание, обращенное друг к другу. Я думаю, когда на месте им уже нечего делать, перед уходом они фотографируют. Увековечивают сцену и посылают снимок с условным знаком, как бы подначивая друг друга. Вот почему мы находим этот знак на самом видном месте.

Над собравшимися повисла полная тишина. В зале был едва слышен далекий шум транспорта. Все не сводили глаз с харизматичного человека с таким необычным, тревожным взглядом.

Микелис указал пальцем на даты каждого преступления:

– Фантом открыл счет 24 июня, убив Клер Нури. Зверю потребовалось больше времени, чтобы решиться, но 16 июля он тоже перешел к действию. 6 августа следует ответный ход Фантома. Зверь снова вступает в игру 22 августа. Они играют в пинг-понг. Они отвечают друг другу.

– За исключением того, что Зверь делает новый ход 14 сентября, убивая Армель Кале, – вставил Алексис.

В его голосе звучал легкий вызов. Как бы обида человека, на чью территорию вторгся чужой.