Да будет воля Твоя

Обнаружив ее там, шериф и его помощник Беннет, прижав шляпы к сердцу, долго стояли, печально глядя на труп, распростертый лицом к земле, его неестественно вывернутые конечности не оставляли сомнений в судьбе жертвы. Морозное утро уступало свои права дню, снег, выпавший ранее, не удержался, но холодный ветер, прилетевший с востока, гулял по равнине и свистел между фасадами домов. Анонимный звонок раздался в рабочем кабинете шерифа, и дрожащий мужской голос сообщил, что возле «складов позора лежит труп женщины, мир ее душе». Из-за сомнительной репутации зону пустовавших складов в добропорядочных семействах Карсон Миллса называли «складами позора». Мужчина тотчас повесил трубку, и Беннет однозначно решил: случайный свидетель, возможно, потенциальный «клиент», явившийся на встречу и обнаруживший труп, но никак не убийца, ибо он говорил «слишком взволнованно, слишком нервно».

Когда шериф наклонился и прижал два пальца к шее Терезы Тернпайк, пытаясь нащупать пульс, которого, разумеется, уже не было, стало понятно, что та была мертва уже долгое время. Лицо ее было повернуто набок, позволяя разглядеть левую его часть, и Джарвис с глубоким волнением отметил, что даже спустя время после смерти оно сохранило тревожное выражение. Очень горько, что такая добрая женщина погибла от рук насильника. Она этого не заслужила, совсем не заслужила. Но стало еще хуже, когда они перевернули ее и обнаружили распухшую, покрытую фиолетовыми пятнами маску, которую являла собой другая половина ее лица. Джарвис заметил несколько вырванных ногтей, напомнивших капот машины, поднятый для проверки двигателя, по меньшей мере два сломанных пальца и предположил, что в больнице Энид, куда отвезут труп и составят подробный протокол осмотра, зафиксируют многочисленные кровоподтеки на всем теле. Но это уже для врачей, не для него. Джарвис совершенно не хотел созерцать изуродованное тело Терезы Тернпайк. Он вообще не любил смотреть на мертвые тела людей, которых знал, а тем более женщин, от этого ему становилось особенно плохо: вопрос стыдливости и уважения.

Джарвис несколько раз старательно разгладил ладонью густые усы, кончики которых загнулись кверху.

– Это не местный парень с ней сделал, – пришел к выводу Бенет. – Никто из здешних не стал бы причинять зло Терезе.

Джарвис скептически усмехнулся. Он не разделял его мнения.

– Напротив, Бенни, именно кто-то из местных мог иметь причины ее ненавидеть. Тереза вмешивалась в семейные ссоры, часто вытаскивала скелеты, которые предпочитали прятать по шкафам, к тому же, в округе несколько папаш и мамаш потеряли своих детей из-за нее или благодаря ей.

Ибо за последние двадцать лет Тереза Тернпайк поместила в приемные семьи с полдюжины детей. Детей, с которыми плохо обращались, которых били смертным боем и запугивали собственные родители. Но были и дети, для которых она не смогла ничего сделать.

– Негодяй совсем остервенел, ты видел, во что он превратил ее голову? – промолвил Джарвис. Он был в ярости. – Это кто-то из местных, уверен. Кто-то, кто имел на нее большой длинный зуб. Не знаешь, какие дела она вела с детишками в последнее время?

– Нет, после сына Эдвина Джеймса я ничего не слышал.

Шериф прекрасно помнил Маркуса Джеймса. Его школьные приятели сами пошли к библиотекарше, потому что мальчик боялся кому-либо довериться. Почти каждый вечер он покорно терпел побои от своего отца-алкоголика. Маркус испугался и отказался говорить даже с Терезой, а тем более с людьми шерифа, и это несмотря на синяки, покрывавшие его руки. На другой день он пропустил школу и вернулся только в следующий понедельник с разбитой губой и отсутствующим зубом. Джарвис до сих пор продолжал горько упрекать себя. Он слишком долго не вмешивался, и Тереза Тернпайк сама поднялась в квартиру, расположенную над бывшей мастерской по изготовлению текстиля, и пригрозила Эдвину черенком сломанной метлы, а тот влепил ей такую затрещину, что она упала. На следующее утро Джарвис отправился к Эдвину в сопровождении Дугласа, и они задали ему хорошую трепку, напомнив, что в Карсон Миллсе никто не имеет права вести себя таким образом. Вдобавок, желая дать ему понять, что теперь он у них под наблюдением, Дуглас вылил ему на голову три бутылки виски, найденные в шкафах, обжигая алкоголем скулы и десны Эдвина. Если Маркус вернется в школу хоть с малейшей ссадиной, шериф и его помощник вернутся и на этот раз законопатят папашу в камеру на несколько недель, лишив его любимого пойла. В глубине души ни шериф, ни его помощник не хотели сажать Эдвина, он являлся единственным родственником Маркуса, единственным, кто мог его кормить и платить за жилье, так что тюремное заключение стало бы наказанием также и для сына, но они надеялись, что им удалось изменить ситуацию хотя бы на некоторое время. Это все, что они могли сделать, чтобы уменьшить причиненный ущерб. Так вершилось правосудие в Карсон Миллсе.