Сказка Сердца / Часть 1: Город Осколков

Кукла отвернулась и начала драить пятую луну. Голова перестала кружиться, магистр встряхнул ею и поймал рукой качающуюся швабру. Снова окунул её в ведро и принялся с усилием драить поверхность перед собой. «Старый баран», – бубнил голос. «Сам старый баран», – бубнил в ответ другой. «О! трещинка», – удивился третий. И Вульфи прищурился, разглядывая поверхность большой стеклянной мозаики. Похоже было, что стекло действительно треснуло и готово было вот-вот развалиться. Вульфи поднял голову, чтобы крикнуть кукле про сумку с инструментами, но тут раздался хлопок и фиолетовый дым, повалил из здания Университета. От него отделились два сверкающих зайчика и стали двигаться в их сторону. Вульфи открыл рот и машинально поднёс руки к глазам. Зайчики не двигались, но увеличивались. «Что за проделки красной луны? – удивился голос. – Не это ли его старая лаборатория? Как высоко. Вот бы мне там жить». Вульфи протёр глаза, но зайцы не исчезли.

– Эй! – крикнул Вульфи, привлекая внимание куклы. Та посмотрела на него, а он поднял палец вверх, указывая на светящиеся точки, уже превратившиеся в фюзеляжи летающих мотоциклов со спиральным хвостом аэродинамического следа, вот-вот готовых врезаться в часовую башню.

Время застыло, как все четыре лунных циферблата на башне замка Амун. Вульфи разглядывал блики, ползущие по размытому отражению выступающих по краям переднего сопла подкрылок ближнего мотоцикла. Кукла поворачивала голову наверх со своим уже до невозможности надоевшим магистру отсутствующим взглядом. Запах цветов, вечерний бриз, огонёк на куполе, замок в двери, оставленный им незапертым. «О, Сердце! Замок», – произнёс испуганный голос, и время вновь полетело вперёд. Кукла повернула голову наверх ровно в тот момент, когда один из мотоциклов с грохотом ударился в балкон, пробив его, протаранил люльку с куклой и продолжил падение. Второй пронёсся недалеко от Вульфи (отчего тот мгновенно оглох), зазвенел, как колокол, раскачался и потерял ориентацию в пространстве, запутавшись в стропах. Повиснув вниз головой, он почувствовал, как мимо пронеслись ещё несколько летающих судёнышек, обдав его жаром двигателей, но Вульфи уже не различал их, а только слышал, борясь с головокружением и страхом. Темнота настигла его.

ГЛАВА 2

– Держи!

– Что?

– Руль!

–Что?

– Держи! О, луны!

Крепко сложенный мужчина, с ног до головы перемотанный изолентой, отпустил руль, и ускорение тут же откинуло его назад, треснув головой о заднее сидение. Но ремни безопасности, удерживавшие его ноги в педалях, не давали инерции вырвать его из кресла. Аэроцикл продолжил падение между мостками и трубами, минуя оживлённые кварталы среднего яруса и стремительно погружаясь во мглу Соляного завода.

Пикируя, машина билась о висящие то тут, то там бочки, указатели и вёдра с солью, рискуя вот-вот развалиться в воздухе, сорвала загоревшуюся парусиновую растяжку и, словно комета, пронеслась между товарным составом и испуганными лицами машинистов. Руль перехватил синего цвета осьминог в лётных очках, в последний момент успевший дёрнуть его на себя и свернуть от каменной кладки складской стены – и аэроцикл нырнул в проулок между заводскими трубами, сбив вывеску, цитировавшую Последнего Поэта: «Не рассыпьте Соль! В этом ваша роль!»

– Чтоб тебя! Аккуратнее! – завопил здоровяк, попытавшийся в своём необычном положении вытащить из второго мотора застрявшую в нём куклу. Его пальцы постоянно соскальзывали с гладкой поверхности лопастей, а изолента под напором ветра слезала с его тела, закрывая глаза и мешая обзору. Аэроцикл пробил очередную трубу и подскочил, отчего мужчина крикнул:

– У меня ЕСТЬ позвоночник, помни об этом!

– Я помню больше, чем хочу! – закричал в ответ осьминог потоком лопающихся пузырей, незамедлительно попавших в нос здоровяка. Тот тут же чихнул, что придало дополнительную вибрацию аэроциклу, и осьминог крепче вцепился в трясущийся руль, стараясь всеми щупальцами удержать направление. Здоровяк весь выгнулся, неудобно вцепившись в щель, где конечности куклы застряли в крутящем механизме мотора, и крикнул:

– Мне неудобно делать это вниз головой!

Осьминог дёрнул что-то под рулём и аэроцикл перевернулся на 180 градусов, так что мужчине пришлось схватиться руками за двигатель, чтобы не упасть:

– Рауд! Ты! Ашкарашана! Верни! А-а-а-а! Идиот!

– Кто идиот?

– Что?

– Ничего!

– Переворачивай назад!

– Что?

Рауд рванул руль вверх, и летающий мотоцикл, совершив мёртвую петлю, в последнее мгновение успел увернуться от шедшего наперерез полицейского лётного катера. Голова здоровяка, словно маятник часов, совершила предательский разгон, а затем ударила и расколола шлем полицейскому, неудачно высунувшемуся за борт катера. Перед этим здоровяк всё же успел что-то дёрнуть в двигателе – кукла вылетела из него, с громким звоном ударившись металлической грудиной о выхлопную трубу, и исчезла во вращающейся воронке пространства. Здоровяк, потирая звенящий лоб, подтянулся к рулю и отодвинул осьминога:

– Иди за пулемёт.

Осьминог сощурил глаза, разглядывая кровь, залившую лицо мужчины, но двинулся на заднюю часть мотоцикла. А здоровяк, лавируя между зданиями, пустил мотоцикл ещё ниже – в паровой сектор, на ярусы, куда не проникал солнечный свет.

Фары заскользили по паутине труб, словно по изрытой ручьями пещере, застав врасплох верёвки, цепи, вентили и древние, сердцем забытые паукообразные механизмы, следившие за состоянием этого тёмного царства. Пугаясь, они прятались и разбегались, попав в дрожащий конус света, роняя свои инструменты, так и норовившие попасть по голове беглецам. От копоти и гари, поднимавшейся от печей, было нечем дышать, но хуже всего был пар – он неожиданно поднимался горячей струёй то с одной, то с другой стороны, обжигал и почти ослеплял здоровяка. Кровь заливала мужчине глаза, и звон в голове становился всё сильнее. Аэроцикл медленно полз по лабиринту, где в глубине был слышен инфернальный звук парового котла.

Гул сдвоенных моторов насторожил осьминога, и он, включив прожектор, устроился сзади, за пулемётом. Но в перекрестье его прицела появился не полицейский катер, а другой летающий мотоцикл, за рулём которого была маленькая деревянная обезьянка в тряпичной матросской шапочке с розовым помпоном и торчащими из-под неё ушами. Она тревожно вглядывалась в свет перед собой, щурясь и закрывая лапкой нарисованное лицо. На её полностью деревянном теле неизвестный художник нарисовал большие глаза и рот, большой пупок и ярко розовые штаны. Веревочным хвостом она крепко держалась за седло аэроцикла.

– Притормози! – обернулся осьминог к здоровяку, как раз увернувшемуся от очередного выброса пара. Мужчина дал по тормозам, и обезьянка поравнялась с ними. В пулемётном кресле, наспех закреплённая ремнём безопасности, сидела та самая кукла, выкинутая здоровяком.

– Лила, зачем она тебе? Эта бесполезная болванка чуть не убила нас! – крикнул он, вытирая кровь, заливающую глаза.

– Его починит отец! – закричала в ответ обезьянка нарисованным ртом, уворачиваясь от очередного испугавшегося «паука».

– Ты рехнулась! – закричал мужчина. – Руна с тобой?

– Да!

– Разделимся. Я уведу их к восточной стене! А ты давай через каналы!

Обезьянка кивнула, и в этот момент над её головой просвистела очередь трассирующих пуль, рикошетом отскочивших от трубы за её спиной.

– Мамочка моя! – закричал Осьминог и вцепился в пулемёт, дав ответную очередь в темноту.

Здоровяк пропустил вперёд аэроцикл с обезьянкой, давая осьминогу время на залп – и вслед за ней вылетел из парового сектора в сточный колодец Соляного завода.

Это была огромная каменная труба, по которой отработанная на заводе вода множеством водопадов из торчащих в стенах труб попадала в нижний сток городского канала. Бросив на обезьянку тревожный взгляд, мужчина крепко сжал скрипучую резину на руле и, вдавив педаль, рванул аэроцикл вверх к небу, белой точкой сверкавшему на вершине колодца. Лила дёрнула руль вниз и влетела в основную сточную трубу, куда скапливалась вся вода. Через мгновение из паутины парового сектора появился целый рой полицейских аэроскутеров. А за ними и два больших катера. Почти всей группой судна по спирали полетели наверх, где их тут же встретил пулеметный огонь Рауда. Однако, мерцая соплами моторов, несколько преследователей юркнуло в трубу, где исчезла Лила. И только третий катер, со свесившимся с борта полицейским в разбитом шлеме, остался дежурить в колодце.

В трубе от двигателей стоял невероятный грохот и треск. Лила еле-еле могла разбирать мелькающие в свете пляшущих фар повороты. Труба всё больше сужалась и то ныряла, то уходила резко вверх, загибалась то влево, то вправо. Аэроцикл бился моторами о края и обещал вот-вот не выдержать. Но наконец вдали показался свет, а пространство расширилось. Обезьянка обрадовалась мелькнувшей надежде и дала газу. Летающий мотоцикл рванул вперёд, но на его пути возникла торчавшая из стены балка. Правый двигатель налетел на неё и оторвался, так что аэроцикл закрутило и ударило сначала об одну стену, потом о другую. Кувыркаясь и скрипя о металл ярким снопом искр, он проскрежетал по трубе почти до самого выхода и остановился у толстого каменного обода, напоминавшего раскрытый рот, откуда вода срывалась и падала в темноту канала.

Лила пришла в себя от гула приближающихся моторов. В глазах всё плыло. Она резко подняла голову, оглянулась на тусклый свет, дёрнулась к нему, но не смогла встать – её деревянные ноги застряли в раскуроченной обшивке. С бессильным стоном она сделала попытку отбросить от себя аэроцикл, но ничего не вышло, он был слишком тяжёлый. Груда железа попросту зажала её своими обломками. Гул приближался. Она потянулась к висящей на руле сумке, её маленькие деревянные лапки с трудом сумели открыть застёжку, и в сточный ручеёк упал яркий, светящийся красным цветом осколок. Будто живой, он переливался розовым и фиолетовым свечением.

Вода, куда он упал, окрасилась алым и голубым, а от её поверхности стали подниматься искры лазурных светлячков, что кружились и танцевали, не ведая о надвигающейся опасности. Лила напряжённо смотрела на него, не понимая, что делать. Потом огляделась по сторонам и увидела ту самую куклу, которую беглецы зацепили во время падения со здания Университета. Она схватила осколок и подползла к кукле, насколько могла. У той был металлический каркас, закрывавший грудь и живот, словно рыцарский доспех. От падения он раскрылся, обнажив хранилище сердечной пылинки в маленьком стеклянном шаре, окружённом сложной механикой шестерёнок. Обезьянка выдернула шар и, повернувшись, выкинула его из трубы. Затем схватила осколок и стала запихивать его внутрь куклы. Шестерёнки и колёса хрустели, как печенье, а из глубины с вибрирующим звуком выскакивали пружины, но Лиле удалось пропихнуть осколок внутрь.

Когда рёв аэроскутеров был совсем уже близко, Лила захлопнула грудь куклы и без сил, тяжело дыша всем своим деревянным телом, упала в грязный ручей.

В то же мгновение полицейский скутер, не глуша мотор, завис прямо над ней, так что сияющие красным сопла почти ослепили её. Из-за них, отделившись от темноты заднего сидения, на обезьянку спрыгнуло напоминающее пса существо. Оно всё было покрыто чешуей металлического панциря с кое-где торчащими вентелями, окрашенными чёрной матовой краской. Как показалось Лиле, оно напоминало смесь носорога и гончего пса, собранного на танковом заводе. Существо вжало Лилу в трубу тяжёлыми механическими лапами с острыми когтями, вошедшими глубоко в деревянную грудь обезьянки, так что грязный ручей почти накрыл её лицо, а глаза её оказались под водой. Через мутную воду из ноздрей существа на Лилу повалил чёрный дым, а в глубине черепа засветились красные огоньки глаз.

Плавающими движениями постовой полицейский в грязной и растрёпанной от погони синей форме городового спрыгнул с аэроскутера и принялся дёргать ноги Лилы из обломков летающего мотоцикла. Та издала крик, поднявшийся нарисованными пузырями на поверхность ручейка. Но существо над ней зарычало своим механическим нутром и пустило ещё больше дыма из ноздрей, отчего у Лилы прошла даже её воображаемая боль.

Дальше было темно, трясло и голова билась о крышку багажника. Сознание обезьянки сжалось в точку. Как-то особенно дико свистел ветер, скребя об обшивку летательного аппарата. Тревога сменяла печаль, а печаль – тревогу. Лила, не переставая, мысленно ругала себя. Она вспомнила своих сестёр и старый дом, глаза девочки, у которой она жила, и почувствовала, как из её нарисованных глаз потекли маленькие нарисованные слёзы. Обезьянка чувствовала, что кукла рядом. Та тоже билась во время маневров о крышку, но не подавала признаков жизни. Надежда, конечно, была, но её совершенно невозможно было рассмотреть во всей этой неразберихе.

Вновь и вновь обезьянка закрывала лапками глаза и злилась на себя. Через какое-то время вибрации скутера стали плавнее. Лила подумала, что, наверное, он набрал высоту и теперь шёл по размеченной трассе где-то на втором ярусе.

От равномерной вибрации её глаза закрылись, и голова стала тяжёлой. Было темно, но потом её внутренний взор стал различать мерцающие радугой очертания – они приобрели вид высоких толстых колонн, рядами уходящих в темноту. Она не сразу разобрала, откуда идёт свет. Оказалось, от неё самой. В ушах стоял гул, словно в голове работал реактивный двигатель. Плитка на каменном полу чередовала свой рисунок, стоило только отвести взгляд, представляясь то клеткой, то волной, то дротиками и змейками. За ажурной лепниной вокруг оснований колонн то тут, то там виднелись лужи. Лила подошла и осторожно посмотрела в одну из них на своё отражение. С пола на неё смотрела деревянная обезьянка, только вместо глаз у отражения чернела пустота. В испуге Лила сделала шаг назад и, упав, громко вскрикнула неправдоподобно глухим, многократно отразившимся эхо. Тяжело дыша, она схватилась за капитель у основания колонны и привстала с пола. Навстречу ей, из-за другой колонны, казавшейся тоньше остальных, выбежал знакомый старик в рабочем комбинезоне. Он остановился и растерянно посмотрел на Лилу, удивлённо подняв брови.

Проснулась Лила от того, что её ударило и прижало к крышке багажника. Шум в ушах превратился в шум мотора скутера и, придя в себя, она поняла, что скутер снижается. Летательный аппарат тряхнуло ещё несколько раз и закружило. Обезьянка вскрикнула, ударилась о куклу и вновь потеряла сознание. На этот раз сна не было, и она пришла в себя от того, что её голова тряслась по решётчатой металлической поверхности. Периодически попадались заклёпки – и одна из них разбудила Лилу.

Глухо хлопали чьи-то шаги, над её глазами полз металлический потолок с крестовым арочным сводом, чьи края светились от масляных светильников, пылавших жёлтым и красным огнём. Вокруг было сыро, с потолка на лицо обезьянки падали капли, а запах, пробивавшийся к её естеству через нарисованные дырочки носа, отдавал сыростью и плесенью. Медленно возвращался слух, и всё яснее слышались стоны и причитания, бормотания и смех лишившихся разума. Стен и дверей не было видно, но, без сомнения, это был плач заключённых.

Где-то внизу раздался отрывистый крик. Лила вздрогнула, отчего её шапка зацепилась помпоном об обломок деревянной доски и слезла, обнажив макушку головы с большой копной наструганных завитушек. Лила завертела головой и увидела, что куклу тащат рядом, держа за ноги здоровенной мясистой рукой в чёрном рукаве. Посмотрев вверх, обезьянка обнаружила другую такую руку, державшую её саму за остатки деревянных ног. Владельцем рук была огромная сгорбленная чёрная спина, чьи одеяния доходили до пола. А колышущаяся от тяжёлых шагов материя лишь намекала на размер ног.

Еле заметная голова её нового транспортного средства, была обмотана сальной тряпкой, грозившей с каждым шагом упасть, но каждый раз, вопреки здравому смыслу, сохранявшей своё положение. Нарисованный нос Лилы потёк от влаги, но она слышала, как от одежды пахло чем-то палёным, то тут то там были видны прожжённые искрами дырки. Гигант повернул за угол (стало заметно теплее) и принялся спускаться по большой винтовой лестнице. Лила перестала разглядывать носильщика, сосредоточившись на ударах головой о ступени, и к концу спуска снова потеряла сознание.