Попутчица

– На неделю примерно.

– И я тоже. Обратно в следующую пятницу, и тоже поездом. А вы?

– А я пока не знаю. Еще не брал билеты.

– Вы чем занимаетесь? Если не секрет?

– Медицинское оборудование и все, что с этим связано.

– А в какой гостинице останавливаетесь?

Улыбаюсь, молчу несколько секунд.

– Интересно… Чувствую себя на собеседовании! Давно забытые ощущения. Нет, не в гостинице, в квартире.

– То есть вы домой возвращаетесь?

– Не совсем. Живу я в другом городе.

– Значит к друзьям?

Молчу. Смотрю. Улыбка, прямой взгляд, плечо все еще открыто.

– Значит к друзьям, – Возвращаю улыбку, – Продолжаем собеседование?

– Продолжаем. Семья? Дети?

– Нет.

– Это значит, что в командировке нет женатых? – чувствуется насмешка.

Смотрю в глаза, стираю улыбку.

– Это значит, что нет семьи и детей.

– Как сурово! Значит, вы едите к невесте?

– Нет.

– По делам, в квартиру к другу, без семьи… И не к невесте?

Молчу, продолжаю улыбаться только губами.

– Да, по делам, в квартиру, без семьи и не к невесте.

Кофе закончился. Встаю, беру кружку, полотенце, достаю зубную щетку и пасту, иду умываться. Ну и помыть кружку заодно. Да и точку в разговоре поставить.

Туалет на удивление чист. Бумажные полотенца, сверкающая нержавейка, отголоски запаха хлора. Чищу зубы, умываюсь. Вафельным полотенцем вытираться нельзя, оно похоже на наждачную бумагу. Промакиваю лицо и руки. Не люблю ощущения мокрой бумаги на коже. Ополаскиваю кружку. Заглядываю к проводнице, наливаю кипятка. Возвращаюсь в купе. Марины нет, явно тоже пошла освежиться. Снимаю джинсы, носки, натягиваю свободные бермуды, забираюсь под простынь и одеяло. Книжка ждет. Шоколад, кстати, съеден.

Увлекся текстом, ушел в книгу с головой. Франция, лавандовые поля, высадка саженцев винограда, непременное описание гастрономических удовольствий, ироничное недоумение от общения с обитателями деревень… К моменту, когда появляется Марина, я уже почти физически ощущаю свежесть ветра, приносящего с собой прохладу и запахи полевых цветов, язык жестов французских фермеров мне почти понятен и близок, и традиция обниматься при каждой встрече кажется очень правильной и естественной. Хорошая книжка. С трудом отрываюсь от текста, поднимаю глаза на попутчицу… Макияж смыт, от чего Марина, на мой взгляд, только выиграла, аромат её духов удивительным образом накладывается на книжные впечатления. Ловлю себя на сожалении, что не владею французским, сейчас он был бы кстати, фраза «Вы очень красивы!» на языке Алена Делона сейчас звучала бы гораздо лучше. Vous ?tes tr?s belle! И медовое послевкусие от этих слов…

За окошком резко обрывается лесополоса, и заходящее солнце оранжево-красным прожектором заливает купе и стоящую в дверях Марину. Только сейчас понимаю, насколько серым и тусклым было до этого момента. Серая футболка перестает ощущаться, зато картинка на груди у Марины оживает, и качели качаются, и слабый ветерок чуть шевелит ветки дерева, и в молчании нарисованных мальчика и девочки происходит Самое Важное, то, над чем гордо красуется надпись «Love is…»

Поезд снова скрывается в тоннеле деревьев, и я понимаю, что все эти секунды длящейся солнечной вспышки я не дышал и не отводил взгляд. Стараюсь незаметно выдохнуть, а вот взгляд отвести оказывается гораздо сложнее. Марина звонко чихает, входит и закрывает за собой дверь.

– Чихаю когда на солнце выхожу, – улыбается, вешает походную косметичку. Продолжаю смотреть на нее. – Что-то не так? Где-то испачкалась?

– Нет, все в порядке. Просто жалею, что в руках фотоаппарата не было когда вы входили. Очень хороший кадр был бы. Вас вообще фотографировать надо, – возвращаю улыбку и наконец отворачиваюсь.

– А вы еще и фотограф?

– Почему еще?

– Просто фотограф?

– Нет, просто люблю фотографировать. Для себя.

– Покажите?

Марина садится на мою полку. Закрываю книгу, открываю фотографии. Ну… Например, Питер. Девушка сидит на набережной и читает книгу, а на Неве стоят на якоре хищные силуэты военных кораблей. Темнокожий официант, в екатерининские времена такого назвали бы арап, в белоснежном фартуке выходит с подносом из домика в Летнем Саду. Велосипедист прислонил своего стального коня к горизонтальной ветке старого дерева в парке у пруда, а сам лежит на этой ветке. Разведенный мост, утопающий в разноцветных огнях подсветки. Листаю фотографии, меняю альбомы. Лица, люди, дети, города, детали… Марина смотрит, наклонясь, и я с трудом удорживаюсь, чтоб не смотреть ей в просторный вырез футболки, и продолжаю показывать, и даже иногда комментировать фотографии.

– Спасибо, – Марина не спешит пересесть, просто выпрямляется. – Замечательные фотографии.

Не спеша выключаю планшет, закрываю его, кладу на столик.

– Я с детства люблю фотографировать. Ходил в фотокружок, – я закрываю глаза и откидываюсь к стенке, прижимаюсь затылком, – Родители записали. Мы туда с друзьями ходили. Мне на день рождения подарили Зенит… Нас там учили как смотреть, правилам построения снимков… Как отрезать лишнее, и еще лучше – как не фотографировать лишнее… Темная комната с красным светом, где мы проявляли, печатали… Магия, волшебство, когда снимок проявляется постепенно… Пленка, цветная и черно-белая, и понимание, что кадров мало… Сейчас проще. Сейчас фотоаппарат есть в любом телефоне, и фотоаппарат хороший. Но я люблю настоящий, просто приятно в руках держать, контролировать сам процесс съёмки… Сейчас количество кадров почти не ограничено, и сложно выбрать то, что надо оставить… Оставить самые-самые фотографии. Чтоб можно было на стенку повесить, чтоб их хотели вытащить из альбома, и не потому, что там вся семья, а потому, что там живой портрет… Зато можно придумать идею, тему, которую и попытаться показать… Так даже интереснее, все зависит от фантазии, от способности передать картинку… Ну и держать фотик под рукой, чтоб не упустить момент, как с вами. Хотя вообще-то сначала надо разрешение спрашивать, мало кто любит когда его снимают…