Вольнодумцы

– Пока ничего. – Крючков бессчётное количество раз слышал этот вопрос.

– Она у нас очень на хорошем счету. От неё мы получаем самые острые материалы – и криминальную хронику, и журналистские расследования. А… вы по поводу какого-нибудь её материала? Мы всё можем уладить. Мы всегда неплохо ладили с правоохранителями. – Главред задействовал всё свое обаяние.

Крючкова раздражала его льстивая суета.

– Мне с ней надо поговорить. Тет-а-тет.

– Вы предлагаете мне вас оставить тут вдвоём?

– Да.

Редактор, недовольно покачивая головой, перебрался в приёмную.

Через несколько минут в кабинет вошла девушка среднего роста, с причёской каре и немного широковатыми плечами,

– Я дедушка Вики Крючковой. – Он не поприветствовал её умышленно: сейчас для него все подруги внучки – косвенные виновные.

– Я знаю, кто вы. – Соня погрузила слова в мягкое сочувственное марево. – Я потрясена. Такое горе. Я очень любила Вику.

Лицо генерала оставалось непроницаемым. Короткова мялась, не решаясь присесть.

– Ты когда её видела в последний раз?

– Я не помню. Достаточно давно.

– Но вы списывались, созванивались?

– Разумеется. Но не слишком часто. У нас были схожие вкусы касаемо кино. А почему вы спрашиваете именно меня? У неё наверняка имелись подруги и поближе.

Генерал не привык отвечать на вопросы тех, кого допрашивал.

– Она не делилась с тобой, есть ли у неё молодой человек? – Генерал смотрел не на Соню. Куда-то в сторону.

– Нет. Я же сказала, мы не настолько были близки, чтобы доверять что-то личное.

– А что вас связывало?

– Мы подружились в Сети. Потом иногда встречались. Это допрос? Меня в чём-то подозревают? – Соня пыталась перейти в наступление.

– Она могла принимать наркотики?

– Да нет, конечно! – Соня почти прокричала это.

– Она никогда не упоминала при тебе братьев Рахметовых?

– Нет. Кто это? – Соня впервые за разговор искренне удивилась. – Найдите их обязательно. Тех, кто это сотворил. Найдёте? – Соня всё искала глаза дедушки Вики, но он не отдавал их её взгляду.

Больше вопросов он ей не задавал. Закрыл глаза, запрокинул голову. Замер.

Соня восприняла это как сигнал, что она свободна.

Дверь в кабинет главного прикрыла очень тихо.

Крючков не сомневался, что журналистка врёт. Врёт во всём. Почему?

* * *

Шульман появился в Управлении ближе к обеду. Сразу прошёл в кабинет к Елисееву. Тот разговаривал по телефону. Давид услышал только концовку:

– Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант.

Елисеев положил трубку. Сейчас не так часто пользовались стационарным телефоном, только в случае звонков высокого начальства.

– Генерал Родионов звонил. Сообщил, что дело на контроле у министра. Требует результатов. Торопит. Я такой суеты что-то не припомню. Только мешаются. Тьфу! – Елисеев нервно крутанулся в кресле.

– А он-то здесь при чём? Он же антитеррором занимается. – Шульман, лицо которого привычно жило своей жизнью, изобразил гримасу человека, только что разжевавшего лимон.

– Предупреждает, что молодёжь нынче сложная, с разными фокусами в голове. При чём здесь это? Спрашивает, обыскивали мы квартиру убитой или нет? А как её обыскать? Ордер нужен. Без Крючкова как? Что у тебя?

Давид потёр глаза, потом громко, как из пушки, чихнул, услышал от Елисеева «Будь здоров!», ответил «Спасибо». Начал рассказывать. В его тоне слышались нотки романтические, как всегда в случае c Шульманом, не особо уместные. Иногда казалось, что в этом человеке не хватает какого-то винтика, детали, отвечающей за соответствие его поведения тому, что он делает или говорит. Однако этот сбой совсем не мешал ему, только окружающим, и то лишь тем, кто к нему не привык.

– Вчера вечером, как только мы расстались, я немного поторчал около дома Алиханова. Дай, думаю, посмотрю, как он ночь будет проводить. Как-то беспокойно он с нами распрощался. Вдруг намылится куда? Но наш голубчик больше порт приписки не покидал. Я только намёрзся и простыл. – Он закашлялся. – Ушёл я ни с чем спать и пожалел, что не воспользовался вашим, товарищ полковник, предложением домой меня подбросить. А сегодня с утра пораньше прогуляться на Дорогомиловский рынок пришло мне в голову, точку нашего дорогого Тиграна проведать, вдруг там наркоши молодые, что на притон Рахметовых Тиграна навели, обретаются. Он же нам так убедительно о своей жалости к ним поведал: дескать, и кормил он их, несчастных, и поил, и привечал всячески, в оперативных, разумеется, целях. Взглянуть бы на них хоть одним глазком. Так вот, никаких таких торчков, хоть минимально похожих на описанных доблестным помощником правоохранительных органов, никто там никогда не видел. Там у меня кое-какие знакомцы имеются. Они меня за нос водить не станут. Бьюсь об заклад, что их не существует вовсе, этих, как его… Толяна и Тузика. Фантазия, кстати, у нашего Тиграна так себе. Толян и Тузик. Смешно. Вот выдумщик…

– Так. – Елисеев откинулся на спинку кресла. – Значит, мы с тобой не ошиблись. Тигран врёт. И зачем ему это? Давай-ка сходим к технарям, посмотрим кое-что на камерах, что называется, для уверенности.

Он резко поднялся. Хорошо, что он сегодня, среди прочего, дал распоряжение доставить видео с камеры у подъезда Тиграна.

Кабинет с видеопросмотром располагался в другом конце здания. Быстрее дойти туда, чем ждать, пока из видео выделят нужный фрагмент и перекинут на комп Елисееву.

Стены в коридоре пестрили объявлениями. Коллектив ГСУ жил, как и все другие, отмечал праздники, сбрасывался на подарки, люди информировались об изменениях в системе медстрахования и том, где какие документы можно получить.

Шульман нетерпеливо потирал руки, Елисеев также чувствовал, как в нём нарастает азарт. Так неизменно случалось, когда в деле появлялся намёк, что следствие на правильном пути. Однако на этот раз их прогнозы не подтвердились.

Они пересматривали запись несколько раз, пытаясь зафиксировать момент, когда опера предупредили Тиграна, что ему не нужно говорить правду, а следует выдумать версию с торчками. Не верили своим глазам, но ничего похожего на то, что они ждали, на кадрах не запечатлелось. Смотрели ещё и ещё, но результат тот же. Выходит, они предупредили его по телефону? Дураки! Ведь это легко проверить. Или они заранее его проинструктировали, как вести себя в критической ситуации, и он был готов?

– Ну что? Надо звонить в прокуратуру и запрашивать разрешение на наружку оперов и Алиханова? – обрадовался Шульман. – И телефоны их надо взять на контроль. Проверить их звонки и сообщения вчерашние. Вот всё и сойдётся.

– Это мы успеем. – Полковник задумался. Ему казалось, они что-то упускают.

Около двери Елисеева топтался Сергей Туманов.

– Есть важная информация… – начал он, завидев их. – Товарищ полковник, я только что от дома, где проживают Рахметовы. Походил по двору, расспросил бабушек, что гуляют с внуками, и выяснил, что утром того дня, когда был обнаружен труп Виктории Крючковой, во дворе с утра гудела огромная машина с подъёмным краном, и с неё, по всей вероятности, что-то через окна передавали в дом. Как раз на втором этаже, где окна Рахметовых. Одна бабушка уточнила, что окна у них в доме широкие, а лестницы узкие, и, когда-то кто-то въезжает, иногда мебель через окна в квартиры доставляют.

– Вот оно как! И во сколько это было? – Елисеев жестом пригласил Шульмана и Туманова пройти в кабинет.

– Они точно не помнят. Говорят, часов в десять утра. Но машина шумела и пыхтела раньше. Они жаловались, что всех перебудила и дышать от этой гари было невозможно.

– Ну что же! Теперь ясно, почему камеры у подъезда нигде не зафиксировали Вику. Надо срочно связаться с местным «Жилищником». Отправляли они машину для работ в этот двор или нет?