Не болельщик я и не зритель,
Я не прежний и не другой.
Я лишь памяти укротитель,
Ставший преданным ей слугой.
«К тебе стремятся до утра…»
К тебе стремятся до утра
Слова мои несчастные.
Их гонят гулкие ветра,
Дожди секут нещадные.
Но их не замечаешь ты,
В них мало знаменитого.
Они боятся темноты
И окрика сердитого.
Но если вдруг удастся им
Разворошить, что копится, –
Ты смутно вспомнишь Первый Рим
И все междоусобицы.
Нырнёт к ногам святая дрожь,
Польются мысли лавою.
Но ничего ты не поймёшь,
Решив, что нервы слабые.
Постель чужая, дом не наш,
Ночь покрывало вышила,
Да, у меня такая блажь,
Чтоб ты меня услышала,
Чтоб проступило сквозь гранит
То, что вдвоём читали мы…
Ведь Юлий Цезарь не убит
И ждёт тебя в Италии.
«Сонная артерия не спит…»
Сонная артерия не спит,
Гонит кровь с немыслимым упрямством.
В небо поднимается пиит
По бумажной лестнице и с ранцем.
Что ему бояться высоты?
Лишь она одна и непреложна.
Если упадёт, то прям в цветы,
Что толпа ему на гроб положит.
Вниз смотреть, пожалуй, смысла нет,
Что там? Книги, женщины, теракты
И не пригодившийся билет
На спектакль, в котором нет антракта.
Вдох за вдохом и за шагом шаг,
Туча – прохудившаяся кровля,
Сонную артерию в кулак
Можно взять, не выпачкавшись кровью.
Благодарность – Богу, и жилью,
И любви спасительному зелью.
Страшно только встретить тень свою,
Что с небес спускается на землю.
«Я привыкаю праздновать без тебя…»
Я привыкаю праздновать без тебя
Праздники, полные лиц навсегда счастливых.
Я привыкаю праздновать не любя,
Я привыкаю праздновать торопливо.
Лишь бы скорей закончился красный день,
Красный от крови памяти и разлуки.
Я привыкаю праздновать чью-то тень,
Что появляется в доме моём от скуки.
Где-то салют рассыпается не для нас,
Горе торчит, как неправильный гвоздь, наружу.
И фонаря неприлично огромный глаз
Смотрит внимательно и вынимает душу.
Что ты уставился? Всё как обычно! Хлоп!
Это шампанское просится прочь из тары.
Старая жизнь умещается в гардероб,
Новая жизнь не приходит на место старой.
Я привыкаю праздновать невпопад
В комнате, что повернулась ко мне спиною,
А календарь прошлогодний чему-то рад,
Он ведь не знает, что станет потом со мною,
Он ведь не знает, что край для того и край,
Чтоб за него зайти, чтоб сказать: не струшу.
Если меня ты помнишь, не разрешай
Мне тебя помнить. И я всё равно нарушу…
«Петербург наступает, как интеллигентное войско…»
Петербург наступает, как интеллигентное войско,
Чтобы пленные знали, что их отпускают обратно.
Я иду по Фонтанке, а ты понимаешь превратно
Каждый шаг мой усталый. Ну что? Невтерпёж,
так завой же,
Чтоб смешаться с гудками заводов, которых
не слышно,
Чтобы слиться с трамвайным безумием
прошлого века,
Может, даже получится снова найти человека,
Но я спрячусь в четвёртом дворе. Извини.
Так уж вышло.