Зашифрованный план (сборник)

– А… документ? – спохватывается она.

– К обеду будет готов. Вчера весь день писали!

Старуха растерянно ежилась. Она смотрела то на меня, то на рубль. Корыстолюбие, однако, перетянуло.

– Где же ты ночь-то, батюшка, шлюндрал?

– У хороших, мамаша, знакомых ночевал. На постели! Но сейчас мороз, не приведи бог! И я не ручаюсь, целы ли мои уши…

– А ты на-ко, суконкой потри, – совсем сдается она, – а я самоварчик налажу…

Большего я не мог и желать!

Но все-таки доверяться старухе особенно не годилось. Мало ли что могло взбрести в ее заполошную голову? По вопросу обо мне она, например, могла обратиться к консультации дворника…

Аллах с ней, впрочем! До девяти-то часов посижу в тепле и спокойно. Только очень хочется спать, потому что в библиотеке был и не сон и не бодрствование.

Там я дремал, словно привязанный к железному стержню, а стержень этот был мыслью об утре.

Я очень удачно выбрался из библиотеки. Правда, долго не мог закрепить за собой выпадавшую из двери доску.

В этих воспоминаниях я и заснул. И спал, пока меня не разбудила хозяйка с самоваром.

– Вон у каких знакомых ты ночевал! – посмеивалась старуха. – У знакомой, должно быть!

Но мне не до шуток. Состояние такое, что дальше один я оставаться не могу. Я нуждаюсь в совете, спокойном и мужественном.

Издерганный беспрерывной тревогой и предоставленный самому себе, я могу совершить непоправимые ошибки. А положение все ухудшается. Максаков обманом заставил поверить себе, и теперь ему помогали власти. Каждый бесполезно пропущенный час приближает мой конец и корыстный триумф моего врага.

А часы идут, особенно сейчас, когда доступ в библиотеку отрезан.

И вот я придумываю фантастический, дикий выход. Если нельзя работать в библиотеке днем, я заберусь туда ночью! С потайным фонарем, как вор, я обшарю все полки. И – либо уверюсь, что тетради там нет, либо найду ее!

А сейчас пойду к доктору. Открою ужасное свое положение и – будь что будет!

14

В прихожей у доктора – полусвет-полутьма… Во мне начинают бороться два чувства – сказать ему все или остеречься?

Может быть, подождать?

Доктор выходит с упругим скрипом подошв, бодрый и безмятежный. Сперва он меня не узнает, потом весело удивляется и остается очень доволен. Усаживает меня в кресло.

– Я совсем было вас потерял. Да что это, батенька, с вами? Вы нездоровы?

– Н-нет… ничего, – смущаюсь я.

– Не врите, мой милый. У вас провалились глаза. Что я скажу нашему сибирскому другу?

И рушится мое упорство перед ласковым вниманием этого человека. Я сознаюсь:

– Кажется, доктор, я попал в плохую историю. Я расскажу ее вам, потому что мне не с кем больше поделиться.

В моем голосе горе, поэтому он хмурится и шумной серьезностью помогает мне.

– Разумеется, расскажите… Конечно же!

И я повествую подробно, начиная от прииска и кончая вчерашней ночевкой…

Доктор курит папиросу за папиросой. Отбрасывает окурки в сторону, глядит на меня удивленно, блестящими через дым очками. Постепенно в слушание вовлекаются его губы. Они мнутся улыбкой. Потом ерзает по бумагам кулак. Чувствуется, что Максакова он уже ненавидит.

– Ловкий прохвост! – замечает он наконец. – Но, знаете, для вас это может кончиться худо…

– Пусть, – соглашаюсь я, – только бы отыскать тетрадку! Вы понимаете, что мой план без нее, без пояснений, – никому не нужная бумага!

Доктор подходит к окну, стоит широкой спиной ко мне, постукивает по стеклу. Потом шагает по кабинету и говорит, словно сам с собой:

– В здешнем тресте потолковать?

– Не захотят и слушать, доктор! Вероятно, искренне верят, что я мошенник, укравший план…

– Гм… – Доктор переводит на меня невидящие глаза. По лицу его чувствую, что он близок к решению.

– Важно что? – овладевает доктор своею мыслью. – Оборвать эту слежку и помочь вам в поисках.

– О, доктор! Только это и нужно!

– Так, – решительно заключает он. – Я о вас расскажу сегодня авторитетным людям. А дальше, чтобы не испортить дела, вы останетесь пока у меня и не будете высовывать носа на улицу до того времени, когда это будет можно. Согласны?

О чем же тут спорить? Я соглашаюсь.

– Плохо ведь что, – волнуется доктор, – а вдруг ничего не найдется? Какое у вас тогда положение будет?

– А, черт побери! – вдруг вскипает он. – Нечего церемониться с этим Максаковым! Вы говорите, Ирина Макарова знает его в лицо?

– Да, знает…

– Дайте мне ее адрес!

Я называю ему дворец литераторов.

Закончив дела, мы идем обедать. Доктор предоставляет мне весь кабинет. В нем я и буду жить. Он даже послал продать мой билет, и через час мне приносят деньги.

Я чувствую себя маленьким и эгоистичным перед ясным благодушием этого человека.

15

Окна мягко проваливаются в сумерки, в вечер.