Сквозь пелену

– Договорились, – сказала Сафия и направилась в комнату. – Убери за собой, перед тем как идти спать.

Мне захотелось ответить ей резко, что я и так это знаю, но решила промолчать. Главным для меня было то, что я убедила ее не сидеть в школе в одиночестве. Поэтому только выпила квас до конца и молча убрала со стола.

Сафия ушла в баню, а я постелила постель и легла спать. Сон не сразу ко мне пришел, я думала о блондине, надеялась, что эта мера предосторожности поможет. Думала о том, уйдет ли он после этого или будет искать другие пути. А может возьмётся за кого-то другого.

«Еще посмотрим, для кого уже поздно», подумала я, улыбнувшись в душе. И хоть чувствовала себя намного увереннее, мысль, что он, скорее всего еще не ушел из города, не давала мне полностью успокоить себя. Но всё же мне удалось уснуть до прихода Сафии.

Сестра сдержала обещание и приходила домой к семи вечера. Уходила она с последними, но уже не сидела в школе одна, и меня это устраивало. Со временем она стала и обедать дома. Правда на день рождения Марины и на знакомство с новым жеребцом на ферме, Сафия со мной не пошла.

Тем временем, жизнь снова шла своим чередом. Я дописывала рассказы и, больше из чувства благодарности к Владу, начала бегать сначала по вечерам, а после по утрам, когда поняла, что мне даже нравится. Но по утрам бегать было удобнее, вечерами сестра была дома и хотелось больше времени проводить с ней. К тому же тогда я могла за ней наблюдать. Мысль о блондине и мой короткий разговор с ним не уходили из моей головы. Но Сафия вела себя как обычно, правда всё так же мало разговаривала.

Июнь сменился июлем. Под конец месяца я закончила последний рассказ, написала в этом году шесть. Не самый лучший мой результат, но всё же, учитывая события лета, я была удивлена, что смогла закончить последний из них. Ждала начала сбора урожаев, чувствовала огромную необходимость физической работы – не думать ни о чем, только собирать.

В конце июля Сафия сообщила мне, что закончила рисовать. Выставка должна начаться восьмого августа и ее картины пробудут в галереи до октября, после их сменят картинами другого художника. Сафия выберет несколько своих работ, которые посчитает лучшими и их повесят в музее, где хранятся картины и скульптуры всего времени существования этой традиции.

От этого момента Сафия ходила в мастерскую изредка, только посмотреть на свои работы, еще раз и убедиться, что всё нормально. Мы стали проводить больше времени вместе, так как закончили свои дела, а на сборы нас еще не пригласили. Сафия попросила меня прочесть ей мои рассказы. Обычно я не разрешаю ей этого, предпочитаю, чтобы она прочла их уже после издания, в книге, но в этом году решила ей уступить, не знаю почему. Может из-за последних переживаний. Поэтому каждый вечер, в плоть до восьмого августа я читала ей вслух, пока мы сидели на лавочке у дома и пили холодный квас.

Сафия слушала меня внимательно, не перебивала. Хвалила каждый рассказ, смеялась и пару раз всплакнула. Я была безумно рада и чувствовала себя в эти дни замечательно. Даже перестала вспоминать о блондине, оставив его в прошлом.

Летние вечера согревали мое тело, а наши посиделки согревали мою душу. Моя благодарность к сестре была так велика, что я решила для себя больше не обижаться на нее за отстраненность. Даже если в ноябре она снова будет пропадать в мастерской, я это пойму и приму.

«Но ночами там сидеть ей уже не позволю».

Когда до выставки оставалось два дня, Сафия предложила мне навестить тетю Диану. У них в гостях она была в последний раз весной, уже давно, и, как сама мне сказала, поняла, что пришла пора нагнать задолженные встречи.

Сейчас в огородах было много работы, но мы знали, что в обеденное время, когда августовское солнце пекло, многие сидели по домам, поэтому к двум часам дня мы отправились к дому тети.

Возле двора нас, как всегда, встретила Шайна, а вместе с ней и Фаиз, молодой мужчина, не высокого роста и крепкого телосложения. Торс его был оголен, и мы могли увидеть, как сильно он загорел. Его черные волосы были спрятаны за кепкой, которую он снял при виде нас.

– О, привет. Какие люди, Сафия. Не видел тебя сто лет, – он подошел к нам и пожал нам руки.

– Привет Фаиз. Да, в этом году было много работы.

– Наслышан. Восьмого августа жди меня в галерее.

– Обязательно.

Они улыбнулись друг другу, и Фаиз повел нас в дом, сообщив, что его мама приготовила эчпочмаки[4 - Эчпочмак (тат. ?чпочмак – «треугольник») национальное татарское блюдо, тесто печеное с мясом, картошкой и луком.]. От этого слова у меня заурчало в животе. Обожаю эчпочмаки тети Дианы.

– Ох, давно их не ела, – призналась Сафия, и я увидела в ее взгляде то же удовлетворение, что было и у меня.

Мы прошли в столовую, которая находилась при кухне и использовалась только когда в доме было много людей. Там сейчас никого не было, но было слышно, как на кухне гремит посуда. Фаиз прошел туда и позвал маму выйти к нам.

– Сафия! – воскликнула тетя Диана. – Думала уже не увидеть тебя до выставки. Молодец, что зашла с сестрой.

– Да, я малость заработалась, – Сафия явно смутилась.

– Ничего, садитесь девочки, будем обедать, – тетя Диана улыбнулась Сафии и обняла ее одной рукой за плечо. – Фаиз, позови Алину и Дамиру, они еще не обедали. Элиа, можешь сходить с ним, девочки сейчас у лошадей, думаю тебе стоит посмотреть.

Меня удивило, что тетя Диана отправила к лошадям только меня, но она так и не отпустила руку с плеча Сафии и сестра не сопротивлялась, поэтому ничего не говоря, я отправилась за Фаизом.

Конюшня находилась уже за участком дома, но очень близко. Мне показали жеребенка, который успел окрепнуть и постепенно становился сильным красавцем, черного цвета с белым пятном на лбу. Такой окраски у коней я еще не видела, большая часть из них была коричневого цвета. Сейчас, когда конь подрос, цвет стал еще более выразительным, чем когда я видела его в июне. Пока я его гладила, он тыкал свой нос о мой живот, не в состоянии спокойно устоять на месте. Вдоволь посмеявшись мы вчетвером вернулись в дом.

Стол был уже накрыт, тетя Диана была на кухне, а Сафия сидела за столом. Когда мы только вошли, я увидела ее задумчивое выражение лица, но оно сразу же пропало, как только Сафия заметила наше возвращение.

Просидели мы почти до четырех часов, наелись эчпочмаков, съели блины со сгущенкой и вареньем, наговорились о моих рассказах, приближающейся выставки сестры и о сборах урожая. Алина и Дамира не сидели с нами долго, пообедав и немного отдохнув, они вернулись к животным, но Фаиз остался, так как обещал маме убраться в кладовке.

Когда и мы с Сафией более-менее пришли в себя от огромного количества еды, тоже попрощались и пошли домой. На прощание Сафия обняла тетю Диану и прошептала ей что-то на ухо. На это тетя только улыбнулась ей, как-то грустно. Фаиз этого не заметил, так как ушел на кухню с чайником и тарелкой от блинов. А я да, заметила.

– Что ты прошептала на ухо тете Диане? – спросила я, когда мы уже вышли на дорогу и направились в сторону дома.

– Попросила прощения за то, что давно не заходила, – сразу ответила Сафия.

Меня успокоил ее ответ. Весь обед тетя и сестра немного странно себя вели, посматривали друг на друга. К тому же тетя явно специально хотела побыть с Сафией один на один, поэтому отправила в конюшню только меня. От всей этой загадочности я снова вспомнила блондина и испугалась, что причина будет в нем, но, как видимо, мне нужно успокоить свои нервы. Видимо тетя Диана хотела только убедиться, что у Сафии все хорошо. Они ведь правда давно не виделись, а такое случилось впервые.

До дома мы шли молча. Сафия ничего не говорила, а я решила не поднимать эту тему, подумав, что ей скорее всего и так не удобно. Мне это понравилось. Пора было бы уже сестре выйти из своих картин и вернуться в реальность. Эта ее отрешенность начала проявлять нездоровые нотки.

«Но, к счастью, до выставки осталось чуть-чуть. Еще немного и закончатся эти мои переживания ни о чем».

Глава 5.

Седьмого августа Сафия почти целый день провела в мастерской, а после в галерее, где сама вешала картины. От помощи она отказалась, объяснив это тем, что не хотела, чтобы ее картины кто-либо увидел раньше времени. Даже проверенные люди, которые каждый год помогали ей развешивать ее работы.

В день выставки возле галереи поставили большой, длинный стол, где каждый из деревни приносил и ставил свои блюда или напитки, которыми все мы планировали перекусить после просмотра работ Сафии. В основном приносили консервированные овощи и фрукты, эчпочмаки, баурсаки, сушеную баранину, кыстыбай, губадию[5 - Баурсак – кусочки теста, жаренные на глубоком масле; кыстыбай – лепешки с картофельным пюре; губадия – сладкий пирог с рисом и сухофруктами.], квас и компот. Я принесла наши прошлогодние закатки с помидорами и вишневый компот. Тетя Диана приготовила большой чак-чак[6 - Чак-чак – блюдо из обжаренных кусочков теста, соединённых с медовым сиропом.]. На открытие выставки пришли не все. Чтобы каждому было удобно, в этот день приходили только близкие родственники и друзья. Но у других и так было много времени рассмотреть картины подробнее в остальные дни, до октября. Я часто заглядывала в галерею, когда там висели картины сестры. Интересно было разглядывать каждую из них и почти всегда находить что-то новое. Совсем как в книге. И иметь возможность чуть глубже узнать Сафию через ее работы.

К десяти утра многие уже собрались возле входа в галерею, но Сафия нас пока не впускала. Утром я ее тоже не видела, она ушла раньше, чем я проснулась. Дядя Коля, наш сосед, который часто помогал нам в домашних делах, чаще всего в перемещении тяжелых предметов, и, одновременно, один из музыкантов города, принес с собой аккордеон и, когда сестра так и не вышла после десяти, взял первые ноты и заиграл «Одинокая гармонь». Поначалу все только слушали, как он поет, но еще при первом куплете многие начали ему подпевать. Я плохо знала слова этой песни, но тоже тихо подпевала в знакомых местах.

Песня еще не закончилась, когда Сафия вышла. Она ничего не сказала, только смотрела на нас, поэтому не все сразу ее заметили. Как только дядя Коля увидел Сафию, он перестал играть.

– Приглашаю всех на мою выставку, – сказала Сафия, раскрыв двери и прижимаясь в бок, чтобы дать всем пройти.

– Ну что, дорогие мои, айда[7 - Айда (тат. ?йд?– пошли) – используется в просторечии.], – весело сказал дядя Коля, вставая и откладывая аккордеон на скамейку.

Благодаря отличной погоде и его песне, а также, в преддверии вкусного полдника, все с большим оживлением прошли внутрь. Некоторые приветливо пожимали руку Сафии, и все улыбались ей, проходя мимо.

Я зашла последней, вместе с сестрой. Она взяла меня за руку.

Из-за того, что не все еще успели разойтись по галереи, я не сразу смогла разглядеть хоть одну из картин. Заметила только, что те, которые бросились мне в глаза, были в темных тонах.

Гул голосов стих и все медленно разошлись по помещению, что позволило мне подойти ближе к первой из них. В этот момент я почувствовала, как Сафия сильнее сжала мою ладонь, но сразу же перестала это ощущать, как только поняла, что я вижу перед собой.

Поначалу я увидела женщину, с покрасневшими глазами, немного опухшим и красным лицом, с волосами давно не мытыми. Она улыбалась, но улыбка ее была какой-то странной, потухшей. Постепенно, я начала узнавать эту женщину и поняла, что это я. Только я, старше себя и выглядевшая ужасно.

– Это такая шутка? Вот так ты видишь мое будущее? – нервно рассмеялась я.

Сафия ничего не ответила. Лицо ее было абсолютно серьезным. Мне кажется, я еще ни разу не видела ее такой. Это выражение лица сестры смутило меня, но, ничего не сказав, я прошла дальше.

На следующей картине снова был портрет женщины лет тридцати пяти, тяжело было определить точный возраст из-за страшноватой внешности. Синяки под глазами, снова тот потухший взгляд покрасневших глаз, запутанные волосы. На щеках то ли синяки, то ли покраснения и какие-то пятна на шее. В ней я увидела Сафию, только, как и в моем случае, ее обезображенную версию.