Очевидец

– Доставай спички.

Камиль, Роза, Элизабет, Эрик, и парень, которому оторвало руки.

Знакомство с Эриком оставило после себя след в виде ноющей пустоты в моей груди. Эта боль не оставила меня даже после того, как я собственными глазами увидела его распятое мертвое тело, возвышающееся над землей на фоне голубого неба. Как ненасытная раковая болезнь, не покидающая своего носителя до его последнего вздоха, моя боль отправится со мной в могилу. У неё есть глаза – зеленые, как болотная тина. Иногда, в моих снах, они наблюдают за мной.

В школе святого Акария всю грязную работу выполняли обучающиеся. На второй день моего пребывания там, нас вывели на улицу, предварительно всучив метла и грабли в руки. Посчитав меня достаточно ответственной, чтобы выполнить свою работу в одиночку, мисс Летиция отправила меня убираться в небольшом, покосившемся амбаре.

Я складывала в ряд поленья для топки, когда мое уединение было прервано появившимся в дверях Эриком. С глупой ухмылкой на самодовольном лице, он поздоровался и протянул мне недокуренную сигарету. Когда я отказалась, за его спиной выросла долговязая фигура Камиля. Перед тем, как повалить меня на усыпанный опилками и пожелтевшими листьями пол, они затолкали мне эту сигарету в рот.

Я не сопротивлялась, когда Эрик навалился на меня, разрывая плотные колготки под моим платьем. Спокойно смотрела в его зеленые глаза, когда почувствовала кислый запах его пота и горячее дыхание на своем лице. Он сжимал мои бедра, мял мою грудь, дергал за волосы, но так и не смог вытянуть из меня ни звука. Моё упорство помогло – привыкший к сопротивлению, слезам и борьбе, его не возбудила моя покорность. Он не смог. Зато смог Камиль. Минуту, растянувшуюся в моей голове на годы, я смотрела на пыль на его жирных, черных волосах и слушала его хриплое кряхтение.

Когда я обмолвилась об этом директрисе, она наказала меня за ложь и клевету, отправив меня в изолятор до конца дня.

«Мерзость пред Господом – уста лживые, а говорящие истину благоугодны Ему».

Позже я узнала о том, что отец Эрика является одним из главных спонсоров этого прекрасного заведения. Лучше бы молчала – не пропустила бы ужин.

На следующий день все повторилось, но на этот раз, когда Эрик снова дотронулся до меня, я начала притворно стонать от наслаждения, тем самым раздражая его жестокую душу садиста. У него снова не встал. Зато как возбудился Камиль! Крупные капли пота на лбу, из приоткрытого рта стекает слюна, торчащие уши покраснели, а рука, приставившая нож к моей шее, дрожала. Тридцать секунд его похотливых вздохов и быстрых толчков, и меня оставили одну.

Я начала сопротивляться на третий раз, когда Эрик прихватил с собой лопату, направив на меня её тупой, деревянный конец. В тот день он получил от меня всё, чего добивался раньше. Крики, слёзы, мольбу и сломанные ногти – результат царапания пола от боли. Я дралась и кусалась так яро, что им пришлось позвать помощь. Того рыжеволосого мальчика. Его одежда была пропитана запахом свободы – осенним дождем, костром и лесом. В его голубых глазах горело сочувствие, когда он коленом уперся в мою шею, перекрывая доступ к кислороду. Не буду делиться подробностями. Скажу лишь то, что в тот раз я успела несколько раз пересчитать веснушки на его лице, сбиваясь из-за слёз и потери сознания из-за удушья.

Через пару дней после его смерти кто-то из учеников нашел распятые тела Эрика и Камиля в поле. К тому времени истерия, охватившая учеников, успела закончиться – мисс Летиция взяла все в свои руки и направила страх детей в нужное русло, а именно в религиозный фанатизм. Электричество пропало (обычное дело для школы, находящейся в глуши – её подвалы были заполнены восковыми свечами), так что телефоны оказались бесполезны. Кого-то отправили в ближайший поселок за помощью. Он так и не вернулся.

Мертвецы были прибиты к деревянным каркасам в виде крестов, на которых раньше висели набитые соломой чучела, отпугивающие наглых ворон. На серой, распахнутой рубашке Камиля – следы рвоты. Тела повисли на гвоздях, под давлением ослабевших, измученных мышц. Плечевые суставы вывихнуты после борьбы за глоток воздуха. На лбах – окровавленный шрам в виде трёхлистного клевера, а в правой щеке Эрика зияла дыра. Ворона, сидящая на его плече, пыталась вытащить через неё его опухший язык, периодически отвлекаясь на то, чтобы поклевать кровавое месиво, которое когда-то было его глазом.

Когда я пришла туда, вокруг мертвых тел уже успела собраться толпа учеников. Дети падали на колени перед ними, моля Бога о спасении их душ и защите своих.

К вечеру следующего дня мы воссоединились с остальными сбежавшими и дошли до деревни. Было принято решение разделиться и обыскать дома в поисках помощи и пропитания. В худшем случае, мы должны были запастись тёплыми вещами и необходимым снаряжением для продолжения нашего путешествия.

Где-то вдалеке выли бродячие собаки. Холодный свет нависшей над горизонтом луны отбрасывал тени полуразрушенных построек с заколоченными окнами и провалившимися крышами. Чем дольше мы петляли по узким улицам, вдоль которых тянулись дырявые, перекошенные заборы, тем сильнее во мне крепла уверенность в том, что здесь никто не живет.

– Знаешь, я пыталась поговорить с мисс Летицией после того инцидента с мальчиками, – сказала Карина, обводя светом фонарика близстоящие дома. – Она мне не поверила, после того как те девочки сказали, что ты сама нанесла себе увечья.

– Я знаю.

Элизабет и Роуз были моими соседками по комнате. Они с таким усердием отводили взгляд от моих увечий, словно боялись, что изнасилование заразно. Ни одного любопытного вопроса или вздоха, выражающего сожаление. Сомнения таяли на глазах: я не первая девушка в этой школе, которую эти мальчики взяли силой. Эрик угрожал им, пообещав, что они окажутся на моем месте, если не солгут мисс Летиции.

Перед вечерней молитвой всех собрали в комнате отдыха. Сидячих мест всем не хватало, поэтому многие усаживались прямо на пол в ожидании зрелища. Мисс Летиция вывела меня на середину комнаты и велела встать на колени, в одной ночной рубашке, открывающей на всеобщее обозрение синяки и ссадины, покрывающие мою кожу на руках и ногах. С крестом и библией в руках, нависая надо мной, как хищная птица, она приказала мне исповедаться в своих грехах. Предварительно директриса поставила меня перед выбором: либо я сознаюсь в том, что сказали про меня мои соседки, либо месяц в изоляторе (на завтрак, обед и ужин – хлеб, вода и порка прутьями). Я призналась в том, что она хотела от меня услышать. Меня не страшила порка, да и мысль о том, чтобы месяц провести в одиночестве, в местном карцере, приносила больше облегчения, чем страх. Но я не могла позволить себе отступить: план побега уже горел неоновой вывеской в моей голове.

– Кажется, там горит свет, – прошептала Карина, указывая пальцем на окно дома напротив.

Она пролезла через дыру в заборе и растворилась в темноте.

– Карина, я думаю, надо позвать остальных. Ты правда хочешь познакомиться с отшельниками, живущими в заброшенной деревне, одна? Никто не знает, где мы.

Я поспешила за ней, когда услышала, как она колотилась в закрытую дверь, крича о помощи. На удивление хорошо сохранившийся дом, по сравнению с другими местными постройками, не внушал доверия. Крыша осела, грозясь свалиться нам на головы, на лестнице, ведущей к крыльцу, не хватает нескольких ступеней. Через заколоченные окна льётся слабый желтый свет.

Дверь открыла пышная женщина в засаленном, грязном халате и вязаном платке, из-под которого выбивались слипшиеся от жира светлые волосы (я бы не сказала, что мы в этот момент выглядели лучше, после долгих дней, проведенных в лесу). Когда ей удалось разглядеть нас, её губы раздвинулись в озадаченной улыбке, показывая отсутствие нескольких передних зубов.

Из Карины вылился несвязный поток слов, пронизанный отчаянием на грани ужаса и мольбой о помощи. Женщина понимающе кивала, утаскивая её в дом, и усаживая рядом с горящим камином, таким большим, что при желании, в нём можно было зажарить лесного кабана.

– Значит, пожар в школе, да? – участливо проворковала она, пока Карина набирала воздух для последующей тирады.

Её жилище больше напоминало свалку, чем жилой дом. Скопление мебели и вещей, которые, по-видимому, были присвоены после того, как их оставили в своих домах предыдущие хозяева, не желая перевозить на новое место жительства. Грязные ковры на полу, нелепая коллекция фарфоровых статуэток животных и картин на стенах.

– Мы обязательно вернем вас домой, девочки, – сказала она, поставив на кофейный столик, стоящий рядом с нами, тушенку с кувшином воды и протянула нам кривые столовые приборы. – Но сначала вам нужно поесть, вы два дня провели в дороге.

Карина словно расцвела: карие глаза горят от благодарности, на губах играет улыбка, яркий румянец под слоем дорожной пыли. Её даже не смущал сладковато-гнилостный запах, витающий в комнате. Казалось, что им была пропитана вся мебель и даже стены. Легкий запах растворителя для краски, смешанный с резким запахом чеснока и чего-то сладкого, добавьте к этому вонь от испражнений и рвоты, из-за которых к горлу подступала тошнота.

Окружив нас заботой и сопереживанием, хозяйка (она так и не представилась нам) поспешила оставить нас наедине, сказав, что отправляется за помощью.

– Нам нужно уходить отсюда, – прошептала я, как только за ней закрылась дверь.

– Зачем? Сейчас она найдет остальных ребят и приведёт кого-нибудь, кто мог бы отвезти нас домой.

– Я не доверяю ей. Ты вообще слышишь этот отвратительный запах? Она – не фанатка уборки и так себе хозяйка, я понимаю. Но этот запах не исходит от давно немытого холодильника. – Я встала и взяла в руки своё пальто, висящее на деревянной спинке стула. – Поступай, как хочешь, я не собираюсь тут оставаться.

Карина вскочила, перегородив мне дорогу к двери. В волосах – сухая трава после ночевки на земле. Лицо побледнело от страха.

– Не оставляй меня здесь одну, – сказа она дрожащим голосом. – Хорошо, если ты ей не доверяешь, давай осмотрим этот дом, пока её нет. Я уверяю тебя, это просто подвал с гнилой картошкой, или какими-нибудь другими овощами. Ничего сверхъестественного.

Она была права, источником зловония действительно оказался подвал, но она ошиблась с его содержимым. Когда желтоватый свет моего фонаря споткнулся об металлическое ведро, наполненное человеческими внутренностями, покрытыми блестящей слизью, из меня вырвалась неконтролируемая, безумная вспышка смеха. Ничего не могла с собой поделать. Только вдумайтесь: мы сбежали из горящей школы, два дня провели в лесах, питаясь жестким хлебом и остатками сухого вяленого мяса, чтобы попасть в руки к чертовым людоедам. А теперь вопрос на тысячу долларов: «Что же было в той тушенке?». Билет в страну под названием Каннибализм?

Карина мертвой хваткой вцепилась в мое плечо, утаскивая моё сгибающееся от смеха тело вверх по скрипучей лестнице. Когда истерика покинула меня, оставив на попечение отнюдь не смешной реальности, меня вырвало.

Я не заметила, как пропала рука, поддерживающая меня. Запоздало подумав об этом, я выпрямилась, вытирая губы, и услышала глухой стук, отозвавшийся болью на моем затылке. Затем темнота встретила меня с распростертыми руками.

Камиль, Роза, Элизабет, Эрик, и парень, которому оторвало руки.

В воскресенье все собрались в зале для молитв. В тот день Бог ответил на их мольбу, даруя спасение от окутавшей их тьмы, а именно, вернул электричество в школу. Радуясь и плача на плечах друг у друга, дети восприняли это явление, как знак того, что их страданиям пришёл конец.

Тем временем, из-за короткого замыкания в котельной загорелась неисправная электропроводка. Огонь перешёл на топливную горячую пыль, покрывающую пол и стены котельной, быстро распространяясь по всему помещению. Через некоторое время произошел взрыв, сотрясающий стены и разрушающий потолки, и ученики, попавшие под завал, оказались в плену пожара.

Мы слышали взрыв из лазарета. Никто не рискнул зайти в горящую школу в поисках выживших учеников или работников. Все пытались успеть убраться отсюда подальше, прихватив с собой что-нибудь, пока огонь не перекинулся на здание лазарета.

Проснувшись, я обнаружила, что мы привязаны к столбу, подпирающему потолок подвала. Хозяйка дома не удосужилась оставить нам хотя бы одну свечку, поэтому мы сидели в кромешной темноте, вслушиваясь в тяжелые шаги на первом этаже и громкие мужские голоса, за закрытой дверью.

– Эта заброшенная деревня какая-то слишком многолюдная, не находишь? – спросила я, морщась от ноющей боли в затылке.

– Мы умрем, да?

– Нет, я так не думаю.

– Откуда такая уверенность?

– Видишь ли, если бы сегодня был твой последний день, я бы знала об этом. За несколько дней до гибели учеников в школе, я видела их смерть в своих снах. Я видела, как у Эрика и Камиля, висящих на крестах, перехватывает дыхание из-за растяжения грудной клетки под влиянием их веса, как они борются с силой гравитации ради глотка спасительного воздуха. Я видела перекошенное лицо того рыжеволосого мальчика, когда ему отрывали руки, слышала запах горящей плоти моих соседок, когда огонь пожирал тела этих девушек и других учеников. Ты знаешь, они не переставали молиться, даже когда их лица почернели, а языки распухли так, что они не могли говорить. Их губы продолжали двигаться, пока не обнажились их дёсны. Мисс Летиция гордилась бы ими.

– Почему… почему ты не предупредила их?