Некромантия. Практическое пособие

– Будем брать? – плотоядно осведомилась она.

– Нет, – сказала я, отступила поглубже за стойку и даже спиной отвернулась, потому что Эфарель, элегантно склонившись, помогал выбраться из феррату стильной пожилой леди, Лукреции Ясне Ливиу, мое бабке.

Глава 5

– Мы ужинать идем или как? – Геттар оперся о стойку и смотрел поверх нее на нас с Вельтой. Рост ему позволял. Вампирша хихикала.

– Вот твой тайный поклонник.

– Угу, второй встречный, все как папа любит. Ты нормально пригласить не мог? Обязательно шарады устраивать?

– Вы же любите всякую романтическую чушь, – пожал плечами парень, стараясь говорить и смотреть в сторону, но на меня все равно немного действовало, – а я хотел за выпускной извиниться.

– Считай, что извинился. Держи, спасибо, уже не нужно, – я протянула ему одолженный амулет, выглянула, чтобы удостовериться, что бабуля в сопровождении Эфареля скрылась внутри здания и попросила Вельту меня отвезти.

Геттар протырился следом. Я промолчала. Машина-то не моя.

– У вас дыра в семейном бюджете? – поинтересовалась Вельта. – Что ты все время пешком?

– Я впала в немилость за своеволие и лишена собственного транспорта.

– А он у тебя был? – поучаствовал феесирен.

– Нет, но меня лишили даже возможности его иметь.

Вельта ухмыльнулась и куда-то надавила. Магмобиль взмыл вверх, встраиваясь в воздушный транспортный поток. К горлу подкатило.

– З-зачем?

– Чтоб ты понимала, чего лишилась, и так – быстрее.

Так действительно оказалось быстрее. Спустя минут десять я вышла у дома, радуясь, что стою на твердом. Даже в ступе был не так некомфортно, как в магмобиле.

– Спасибо, рада была вас видеть, хорошо, что недолго, – попрощалась я и направилась к дому. На крыльцо поднялась уже уверенно, входила и вовсе бодро, а наткнувшись в холле на отца, поспешила сообщить новость. Он, впрочем, тоже.

– Она здесь! – выпалили мы одновременно, и замолчали, уступая друг другу право продолжить.

Папа явно не горел желанием общаться с бабулей и быстро нашел себе дела в министерстве, или соврал, что нашел после того, как я поделилась подробностями встречи с Лукрецией. Мне деваться было некуда, обратно Вельте звонить – засмеет, Геттар странный стал. Он и был то не совсем, а теперь вообще. Неужели это ведьминское очарование так действует? Вон даже Нику проняло, а он за столько лет в Академии уже иммунитет иметь должен, ну, или хотя бы, пару крепких амулетов от приворота. Была, конечно, дурная идея напроситься на дежурство в отделение и тем спастись от общества бабки, но кто меня там оставит, если Холина не будет. Да даже если и будет, сказал же – до утра не соваться. И потом, нужна я ему, как нагу ботинки. Он парня-стажера ждал, а не такое счастье, как я. Пугал всячески и от себя и практики старательно отвращал. Это он с Лукрецией не знаком, знал бы, понял, что не тем пугает. Бабуля в редкие свои приезды и в приступе благодушия всячески из меня ведьму воспитывала, учила готовить неполезное для принимающих прямо на кухне или подсовывала древние ведьминские книжки с иллюстрациями. И чем старше я становилась, тем большего внимания от нее удостаивалась.

Вспомнив о книгах, я нагло влезла в папин кабинет. Делала я это редко, но всякий раз удачно – наложенные конкретно на эту дверь охранные обереги меня всегда пропускали. Папа был в курсе, но запирался все равно, не иначе министерская привычка. Я почти уже погрузилась в чтение о себе подобных, как присутствие в доме чужой сильной ведьмы резануло по нервам. Тьма и мрак! К демонам запреты!

Резво сменила юбку на бриджи, подхватила куртку и пояс и едва не кубарем скатилась по лестнице.

– Детка! – воскликнула эта невозможная женщина, успевшая ловко перегородить выход своим чемоданом. – А я к тебе.

Акулы улыбаются милее, чем мадам Ливиу, но мне уже было все равно на хищное радушие. Перепрыгнув чемодан (и не такие высоты брали) с воплем: “Привет, ба! Я на практику!” вымелась за порог. Вот тут я пожалела об отсутствии магмобиля, но вставшая в проеме Лукреция, которую я практически спиной видела, придала ногам необычайной резвости.

Похрустев гравием на подъездной дорожке, я просочилась в калитку у ворот, наискось пробежала скверик и оказалась на проспекте. Мобилей было не очень много, все-таки у нас тут, по эту сторону проспекта, в основном частные дома старых магических семей. Ага, то, что надо! До остановки общественного транспорта я домчалась, и успела шмыгнуть в последнюю дверь перед тем, как магбус отчалил. А когда головы немногочисленных пассажиров противоположного пола как по команде развернулись ко мне, сияя улыбками разной степени ослепительности, я поняла, что забыла о важном.

Забилась в уголок. Слева окно, сзади стенка, справа монументального вида степенная гномка с авоськой овощей и торчащими из них синими гусиными лапами. Сидящий впереди мелкий клерк тут же забухтел о высоком, обдавая меня, а заодно и мою соседку непередаваемым ароматом браги. Гномка нахмурилась, темные усики над верхней губой агрессивно встопрощились. Романтично настроенный товарищ сник и отвернулся, но даже затылком умудрялся источать интерес. Я тем временем копошилась в своих карманах: зелье концентрации внимания, пятновыводитель, разряженное самопишущее перо, блокнот, знак Академии с гербом факультета и моим номером, две печати упокоения и одна поднятия на глиняных основаниях, амулет от отравления, 23 чара мелкими монетами и сушеная куриная лапа в бусинках и цветных нитках с наговором на женихов. Опять Годица шаманит. Сунула самоделку в карман куртки, где должен был быть жезл, который так и торчал у меня в волосах. Обнаружила еще агатовый браслет-накопитель и пузырек с “радужным сном”, зельем для медитаций. Явно просроченным, потому как медитации у нас еще на третьем курсе закончились. Открыла и принюхалась. Ну, при некоторых допущениях может сойти за успокоительное, а если что – у меня амулет от отравлений есть. Глотнула. Глаза съехались в кучу, разбежались…

Проверить, сработало ли, можно было только опытным путем, но судя по тому, что долговязый полуфей у выхода теперь таращился в магфон, а не на меня, начало отпускать. Зато голова моя казалась мне большой и мягкой, как воздушный шар, наполненный ватой.

Из магбуса я вышла умиротворенная и в полной гармонии с собой. Вечер был чуден и прекрасен, прохожие милы и очаровательны, здание отделения магнадзора, к которому я подходила, казалось островком порядка и размеренности, а стоящий на крыльце хоббит с трубкой во рту – надежным и уверенным.

– Добрый вечер, дежурный Подхолмс, – радостно поприветствовала я надзоровца.

– Гарпия! Каким ветром? – удивился он. – Мастера твоего нет и до завтра не будет. Что тебе здесь делать?

– А посидеть можно?

Подхолмс моргнул, его глаза на мгновение сделались мечтательно-туманными, и он пропустил меня внутрь и даже каморку некромантскую открыл.

С моего последнего визита сюда не изменилось ровным счетом ничего. Рухнувший стеллаж так и лежал. Правда, часть папок и книг перекочевала на стол и подоконник. Полумертвый цветок продолжал вопиять о воде. Я сжалилась и щедро полила его из чашки с недопитым чаем со стола Холина. Беспорядок нарушал чувство гармонии внутри, и я принялась разбирать завалы. Меня никто не отвлекал довольно долго, а ближе к полуночи в дверь поскребся Пышко и позвал чаю попить.

Я между делом разжилась у хоббита слабеньким аналогом блокирующего амулета, и мы расположились за столом дежурного. Зарешеченное место временного заключения, в котором мне как-то довелось ночевать, пустовало, да и вообще вокруг было чересчур благостно. Пахло чаем и сдобой, где-то за стенкой переговаривались патрульные, в приоткрытое окно стрекотали сверчки, изредка, гудя, проносился магмобиль.

– А у вас часто так спокойно? – поинтересовалась я.

Пышко поперхнулся, выпучил глаза и отчаянно замахал на меня руками. Откашлявшись, он забормотал заговор от сглаза, щедро посыпал солью магфон-селектор, метнулся с солонкой к турникету для посетителей, но не успел. Обе двери, обычная с улицы и служебная со двора распахнулись, одновременно с этим задребезжала, подпрыгивая, трубка магфона. Лицо посмотревшего на меня Подхолмса обещало все кары небесные как при жизни, так и после оной.

Со двора разом и целиком ввалилась орущая и воющая толпа цыкан с кошками, гармошкой и самоваром, источающим убойный запах коньячной настойки. Двое патрульных, держащих каждый по представителю сего кочевого тролльего клана, несмотря на превосходство в росте терялись в толчее.

Пышко, успевший вернуться к своему месту, уже сорвал с магфона трубку и, прижав ее плечом к уху, что-то писал в журнал заявок, а свободной рукой показывал патрульным на место временного заключения нарушителей порядка. Цыканки в пестрых юбках атаковали Подхолмса вопросами и висели, стеная и причитая, на только что вошедшем патрульном, присевший в уголке тролль с одухотворенным видом припал к носику самовара и дегустировал содержимое, причмокивая и цокая от удовольствия. Один нагломордый пестрый кошак уже что-то жрал со стола, другой яростно драл угол скамьи для ожидающих.

За турникетом стоял пожилой мужчина в пижаме и одном тапочке с ребенком на руках и выражением запредельного ужаса в глазах. Полосатый рукав был разодран и в крови, на рубашке ребенка четко отпечаталась пятипалая ладонь с нечеловечески вытянутыми фалангами.

Глава 6

Меня пронзило от макушки до пяток, и ор и гам отодвинулся на задний план. Я поднялась. От стоящих за перегородкой остро разило смертью. Не той, что дышит курильницами, горьковатыми белыми лилиями, свежим деревом и печалью, а той, что пахнет сырой землей, волглым камнем, гнилью и кислым страхом, темным и вязким…

Свое первое поднятие и упокоение я проводила на втором курсе под присмотром пожилого магистра Ставера Руби, который вел у нас практику по некромантическим ритуалам. Он снисходительно стерпел мою напускную браваду и циничные шуточки, а потом откинул простыню с лежащего на столе тела юноши лет двадцати. Бледная кожа и вздувшиеся на руках и ногах синеватые вены, одно плечо выше другого… Я чертила фигуры, тщательно вымеряя углы, и наносила на грудь, лоб, тыльную сторону кистей и ступни “материала” опорные знаки поднятия. Я все сделала правильно. Он восстал: открылись блеклые глаза, спазмастически дернулась грудь, пришла в движение, словно это тело еще помнило, как дышать, и продолжало качать воздух в легкие, перекатился острый кадык на шее. Сел, потому что я потянула за опоры и приказала, опустил ноги на пол, качнулся неуклюже. Можно заставить говорить – гортань и язык остались целы, но скажет он только то, что велят – слишком долго мертв мозг. Мне нужно было всего лишь провести его вокруг стола и уложить обратно.

Мертвый шел внутри, вдоль линии вычерченного мной защитного контура, я – по внешней стороне. Его немного перекашивало, потому что я неровно держала нити, но в целом он двигался хорошо, почти естественно – мы не зря усиленно учили анатомию тела и биомеханику, чтобы знать, как двигаются мышцы и сухожилия. Оставалось только приказать ему вернуться обратно, оборвать подобие жизни и наложить печать покоя. Все изменилось в один момент. Внешне неуклюжее тело вдруг обрело гибкость и скорость несопоставимую с человеческой. Поднятый развернулся, его холодные руки коснулись моей шеи, и я почувствовала, как через него ко мне тянется что-то оттуда. Тянется, чтобы отнять тепло. За эти несколько секунд, пока выцветшие зрачки смотрели в мои глаза, я успела упустить заклинание и в панике забыть все, чему нас учили.

Дальше он не двинулся – магистр Руби играючи перехватил нити и уверенно держал мертвого, как хозяин держит на сворке злобного дворового пса. Он дал мне вдоволь прочувствовать, каково это – быть жертвой подобной твари. Стоит ли говорить, что занятие мне не засчитали? Я провалила его еще в самом начале, когда, нарисовав защитный контур, забыла его активировать. А сейчас страх, подобный моему тогдашнему, только умноженный десятикратно, владел человеком, стоящим по ту сторону турникета.

Мужчина не мог говорить. Пережитое стояло комом у него в горле, но мне надо было, чтобы он заговорил. Кто-то из них. Иначе могло стать поздно.

Я прошла за стойку, поймала взгляд и позвала его идти следом, вкладывая в слова повеление, которым пользовались создатели конструктов. Это было на грани этики. Даже одной ногой за. Но мужчина сейчас был больше похож на голема, чем на живого. Послушался. Пошел. Я направляла его. Тапок соскользнул с грязной ноги и остался лежать у турникета.

Когда мы проходили мимо стола дежурного, Подхолмс вытащил свой магфон и в одно нажатие отправил вызов, затем дернул патрульного и тоже куда-то услал. След от пятерни на одежде ребенка он тоже хорошо рассмотрел.

Я усадила мужчину. Он так и не выпустил из рук родное, и вряд ли выпустит в ближайшее время, но мне было нужно не это. Цинично сделала несколько снимков разодранного рукава и отпечатка пятерни. Внутри все еще плавало отстраненное спокойствие.

Вернулась к Пышко за чашкой. В моей еще оставался чай и по возвращении я вылила остатки “радужного сна” туда и так же, как заставляла идти, заставила выпить. Руки обмякли. Ребенок сполз на колени, повернулся ко мне лицом – мальчик, лет двенадцати, человек.

– Давно вы живете в Нодлуте, уважаемый? – я спрашивала у мужчины, а ответил ребенок. Дети куда крепче взрослых, если дело касается мертвых.