И тут чужак, что вышел к берегу первым, выкрикнул что-то и ткнул пальцем в траву, где сидела Шиан-Сами. В то же мгновение другой вскинул и прижал к плечу странную вещь, от которой дохнуло такой злобой… Из зелёного сплетения листьев и ветвей, выгнувшись в прыжке, желто-коричневой молнией выскочил Хо-Дзар, но вместо мягких объятий Шиан-Сами, опоздавшей всего на миг, его встретила обжигающе ледяная злоба из странной трубки чужака.
И всё вокруг смешалось и слилось в гудящий кокон.
Хо-Дзар лежал рядом, прижав к груди руки, из-под которых замедляющимися толчками вытекал Сок Жизни. Кончик его хвоста всё ещё чуть вздрагивал в такт ударам слабеющего сердца, а из открытых в небо глаз цвета сухой травы навсегда уходила Тень. Чудовища уже были рядом, кокон пропустил их и исчез. Грубые руки чужаков вязали Шиан-Сами верёвками, а она не отрывала взгляда от пустеющих глаз Хо-Дзара.
…Не смотри в глаза Уходящему, не то его Тень выпьет твой разум, и ты не будешь уже только собой. Но ведь это очень страшно – никогда не родиться снова, а пока жива Тень…
3
Берг вышел к пруду первым, постоял, вглядываясь в стену туземной осоки на противоположном берегу, и вдруг крикнул:
– Обезьяна!
Шедший за ним Алекс Доу мгновенно вскинул ружьё, но пуля, предназначенная серой обезьяне, досталась другой, жёлтой, вдруг выскочившей из леса. Метко стреляет, мерзавец.
Хайджелл Фитт оглянулся на подошедшего Алеана, словно боясь, что тот мог подслушать его мысли. Хлюпик. На кой чёрт Берг потащил с собой мальчишку?! Правда, в этом было одно приятное обстоятельство: теперь Алеан был на побегушках, а не он. Он-то свой хворост относил. Фитт снова обернулся – смотрит. Вот уставился, так и буравит глазами, болван сочувствующий. Я, что ли, стрелял?
Когда стало ясно, что жёлтой обезьяне конец, Берг смачно выругался – за трупы никто платить не станет. А вот другая обезьяна, похоже, просто ошалела от страха. Стоит, как столб, и таращит кошачьи глаза на мертвого сородича. Так и просится, чтоб связали.
– Эй, Рыжий, – Алекс, тот ещё фрукт, – Что застыл? Давайте, упакуйте с Алеаном эту леди.
И заржал. Такие, как он, не умеют смеяться, только ржут.
Верёвка была у Алеана. Надо же, подойти догадался! Хайджелл принялся методично скручивать обезьяну. Неловкие движения Алеана только мешали, но Фитт не стал его отгонять, получая удовольствие от того, что парня и так внутренне передёргивало от презрения к самому себе за участие в «экспедиции». Тоже мне, защитник бедных иобездоленных тахеанских мартышек… Взгляд Алеана скользнул куда-то в сторону, и парень стал бледнее, чем был, бросил верёвку, а спустя минуту из-за ближайших кустов раздались характерные звуки. Господи! Он ещё и крови не выносит! Умора.
Смеясь вместе с остальными, Хайджелл затянул последний узел и проверил на прочность все остальные, подёргав за верёвки. Тахеанка едва не упала, но так и не оторвала глаз от лежащего на земле жёлто-коричневого тела. Только шептала что-то на своём.
Шипит, что гадюка. Никак дружок был, а? Что это вы тут вдвоём делать собирались? А грудки ничего, если побрить… Фитт обернулся, почувствовав между лопаток чей-то взгляд. Опять смотрит, бледная немочь. Ещё пара таких взглядов, и я начну его ненавидеть.
– Держи, – Фитт бросил Алеану конец верёвки, – поведёшь.
Поднял свой рюкзак и ружьё и подошёл к остальным. Бережной что-то жевал, сидя на траве, нисколько не смущённый близостью трупа, а Берг и Алекс спорили, что с этим трупом делать: закопать, бросить в пруд или просто бросить.
– А вы его выпотрошите и чучело сделайте, Бергу в офис, – выдал Бережной и снова принялся есть.
Хладнокровный гад. Такой будет человека на куски резать, жевать что-нибудь, да ещё шуточки садистские отмачивать. Считает всех вокруг трусами. Это ненормальные ничего не боятся. Впрочем, только псих мог ввязаться в подобную авантюру. Чует моё сердце – добром это не кончится.
– Рыжий, как думаешь? – подал голос Доу.
– Ну её к чёрту, эту обезьяну, пусть себе лежит.
– Нет, – возразил Берг, – ещё туземцы найдут. Или институтские крысы с базы. Нам ни к чему лишний шум.
Тело туземца бросили-таки в воду.
Лагерь разбили на месте прежней стоянки, в полудне пути от пруда. Наконец-то можно вытянуть ноги и глотнуть джина. Красота! Даже плоские шутки Бережного перестали раздражать.
– …Знаете, что получится, если скрестить помойную кошку и макаку из зоопарка?.. Тахеанская обезьяна!..
Потом Хайджелл, кажется, задремал, потому что, открыв глаза, увидел, как Алеан топчется возле обезьяны с флягой в руке. У парня было такое выражение, что губы Фитта разъехались в стороны сами собой. Внезапно все замолчали. Эта остроухая дрянь, умудрившись освободить свой хвост, вырвала флягу из рук задохлика и присосалась к горлышку!
Рядом грохнуло так, что у Фитта заложило уши… Не надо было быть чересчур сообразительным, чтобы догадаться, что пуля вышибла флягу. Алекс, уже изрядно осоловевший от джина, зверем метнулся к туземке и добавил к своему выстрелу звонкую оплеуху. Обезьяна завалилась на бок и осталась лежать.
Берг отозвался в адрес тахеанки выдающейся фразой, сплошь состоящей из эпитетов, во всех мыслимых и немыслимых подробностях описывающих интимные отношения туземцев. Что-что, а ругался он виртуозно. Впрочем, с ещё большим мастерством он умел делать деньги. У него было фантастическое чутьё на деньгу и, если бы не кругленькая сумма, предлагаемая за живого тахеанца в нескольких приграничных мирах, Берг ни за что бы не оставил свои дела на три недели.
Под звуки голосов Берга и Бережного Хайджелла окончательно сморил сон.
Проснулся он рывком, как кто в спину толкнул, и открывшимся глазам предстала дикая картина: Алеан, склонившись над обезьяной, быстро режет верёвки. А тишина стоит такая, что… Да он же её сейчас…
…Как болит шея! Господи! Берг едва не придушил меня. Лучше бы придушил. Лучше умереть, чем… Я же… Я… Господи!
Хайджелл лежал на своём спальном мешке, свернувшись калачиком. Спрятанные между колен ладони жгло огнём там, где их коснулась кровь Алеана. Было очень страшно. Не от того, что ненавидящий взгляд Берга преследовал везде – никуда не спрячешься – а от того, что скоро придёт ночь, а вместе с ней – кошмары. Значит, лучше не спать.
Кто-то разговаривает. Похоже, Виктор и Алекс.
– …Совсем крыша поехала. Стонет во сне, шипит, как обезьяны местные, говорит что-то.
– Ал, ставлю что угодно, он стрелял в обезьяну и… Сам знаешь, какой из него стрелок.
– Глупо умирать вот так, в глуши.
– Да мы все тут подохнем, понимаешь? Уже вторые сутки ходим кругами в компании трупа, психа и неудавшегося убийцы.
– Иди к чёрту, я не стану вместо тебя дежурить! А если боишься штаны намочить, так будни Алеана для компании, – сказал Виктор и завозился, укладываясь спать.
Алекс выругался, швырнул в костёр сучьев, подняв рой горящего пепла. Огонь взревел и ринулся ввысь, стремясь догнать разлетевшиеся искры, но не смог; чтобы подняться выше, нужна была ещё пища. Рука Доу потянулась было к куче хвороста и опустилась: до рассвета было далеко, а дров – мало. Однако не прошло и двух часов, как, несмотря на страхи, Алекс уснул, свесив голову на грудь.
Всё это время Хайджелл ждал. Ему нужно было… Он был просто обязан проверить, что виденное им прошлой ночью не сон. Ему привиделось, что вместо Алеана в спальном мешке лежит тело тахеанца, убитого два дня назад. Почти бесшумно Фитт преодолел несколько метров ползком и замер. Рядом с телом брата, беспокойно вздрагивая, спал Берг. Главное – не разбудить его. Хайджеллу достаточно было увидеть хотя бы часть лица, но замок спального мешка никак не хотел поддаваться. Чёрт… Руки предательски дрожали. Ему никогда не было ТАК страшно. Фитт зажмурился и глубоко вздохнул – помогло. Страх отступил. Было тихо.
Неестественно тихо.
На границе освещённой костром площадки что-то шевельнулось.
Тень.
Тень Травы.
Не смотри в глаза Уходящему, его Тень…
Это, наверное, очень страшно – никогда не родиться снова…
Хайджелл, дрожа всем телом, отполз от мёртвого и прижался к земле. Глаза, упрямо не желающие закрываться, смотрели в сторону неясного движения. На границе света и тени появилась тахеанка. Мягко, по-кошачьи, она подошла к спальному мешку, присела на корточки, легко расстегнула молнию и, склонившись над белым, как мел, лицом, что-то зашептала.
И тут чья-то ловкая рука пырнула ножом в пузырь тишины, накрывший лагерь, и в образовавшуюся дыру хлынули звуки: бешеный стрёкот насекомых, хлёсткие, как выстрелы, крики ночных птиц, тревожный шум деревьев… И никто, никто, кроме него, не слышал всего этого. Трава под Хайджеллом зашевелилась, пытаясь освободиться. Налетевший ветер разметал языки огня, рождая причудливые тени… Веки Алеана вздрогнули.
…Приветствую тебя…
Фитт сжал голову руками, словно это могло выдавить из неё чужой голос.