Моя правда. Философские рассказы

Значит, как революция проигралась в пух и прах Петру I сказалось, а теперь заодно сказать бы о рабстве, которое и отменилось будто бы упразднением крепостного права в имперской России еще да вот же проблема такая решается не декларациями, вестимо. Ведь если вчерашний раб не получает сегодня в собственность землю; не получает право и возможность свободного перемещения внутри страны, тогда все оканчивается лишь полумерой, направленной чтобы создать пропагандистскую повестку и только.

Однако, все это сбылось до революции еще, а что изменилось-то после? Будто бы и ничего, ну, совсем ничего. Ведь землю в собственность в итоге так и не получил никто, а более того и закрепостились же все в колхозы. То бишь если прежний рабовладелец твой барин, то теперешний хоть и перелицевался в колхоз да жизнь же твоя осталась суть та же ни паспортов тебе – ни зарплаты какой. Значит, полумера та полумерой и осталась же, разве что в доселе невиданных идеологических нарядах.

Впрочем и в городах ведь сталось лучше не многим. Ведь пусть бы и выдавались там паспорта, зарплаты платились. Однако, зарплаты той едва хватало до следующей зарплаты. Значит, разъезжать куда в карманах и денег-то нет, а потом и строгий паспортный режим наложился, чтобы с места на место не вздумал носиться бы кто.

Стало быть, революция проигралась так и Александру II, а следом же еще Ивану Грозному. Поскольку внутренний колониализм сохранился и в Советском Союзе. Хотя, казалось бы какой колониализм? Если переименовалось все это республикой кому автономной, а кому и союзной. Вот только республика та какая не будь не государство ведь вовсе, а такое вот чудаковатое название административной единицы внутри государства же. Возможно, скучным показалось называть просто областью, краем. Взялись называть еще и республикой, чтобы пропагандистскую повестку бросить в народ, чтобы всюду горланилось бы это добровольным объединением братских народов. Вот только цену братства того каждый сам на себе и ощущал едва заслышав в свой адрес, мол, «чурка» либо «тварь черножопая». Потому и объяснять никому ничего не приходилось уже. Задурить башку пропагандистской сивухой той никому не удавалось. Потому же и речь не о том, как и чего называлось, а опять же о жесткой централизованной административной системе российской империи, которая как была, так и осталась, ничего не изменилось. Так о какой же советской власти речь в таком случае?

Вот, а чтобы выяснить что то за власть и вспомнить бы об истоках русского государства. Однако, прежде бы общее определение дать. Скажем, государство обычно является политическим учреждением общественного взаимодействия некоего избранного класса. Повторимся, не в целом народа, а избранного класса только. В этом следует оговариваться, поскольку какая демократия не будь, а широким массам взаимодействие в политическом учреждении том вещь недоступная в принципе. Ну, разве что выборной системой создается некоторая иллюзия сопричастности широких масс тому избранному классу и только. Однако, если ничего лучшего нет, так и хорошо бы если государство политическим учреждением общественного взаимодействия избранного класса и останется. Ведь в России собственно и этого нет; ведь здесь всегда это административный орган некой негласной либо гласной общины и все.

Такое, конечно, засчиталось бы и за местную особенность в другой раз, а на сей раз никак не засчитывается. Поскольку, это принципиально различные учреждения. То бишь государство, как политический институт общественного взаимодействия некоего избранного класса есть одно учреждение, а государство, как административный орган некой негласной либо гласной общины совершенно другое. Поскольку первое может сбыться государством и только государством, а второе же может оказаться даже и кооперативом «рога и копыта», но в роли государства уже. То бишь первое это и действительно государство, а второе это то что подменяет собой государство.

Так что же изменилось в советское время в этом смысле? Нет, ничего, вообще ничего. Разве что управляющая община та сталась гласной и только. Однако, тем же обнажилось и то, что государство управляется некой негосударственной структурой, которая хотя и называется коммунистической партией будто бы, однако, это на уровне членства лишь партия, а на уровне административной системы закрытая негосударственная структура и только. Так если вся советская история суть та же имперская, но уже деградирующая, так была ли та или нет?

7. Настоящая история

Россия настоящего собственно все та же советская, но без ЦК КПСС, без прежних идеологических установлений. Однако, это не означает же что управляющая государством негосударственная структура та бесследно исчезла. Нет, ведь та словно кукла неваляшка поднялась вскоре вновь. Правда, теперь уже негласная, поскольку прежняя, советская форма легализации под корень срубилась. Опять же не скажешь вот, а лучше ли сталось? Пожалуй, что хуже. Ведь это не преступная справа какая, а местная политическая традиция. Потому и человеку местного корня понятно вполне, что президента можно избирать одного и другого, а правящая община будет все та же. Поскольку даже если всю общину поменять на совершенно новых людей, все одно воскреснет та вновь и займет свое место.

Впрочем, это былинное наследие еще, а что же имперское, имеется в виду последствия культурной революции и внутреннего колониализма? Хотя и прежде, казалось бы, уместней о внешнем обмолвиться, который, хоть и изрядно потрепанным, а сохраняется и после Союза. Вот разве даже если распустить всех инородцев хоть завтра, то Россия ведь колонией самой себя так и останется. Поскольку колониализм здесь не внешний сначала, а внутренний, называющийся централизованный административный режим. Стало быть, если прошлое это по сей день актуально, значит история здесь и поныне имперская. Конечно, уже деградирующая, если откалывается колония за колонией. Правда, откалываются лишь инородцы покудова. Однако и сами русские не заметишь как возьмутся за то же. Жизнь ведь не удержишь на месте; жизнь если не поднимается в гору, так катится под гору. Вот и колониализм же так катится. То бишь это и предопределение что-ли. Потому и вопрос уже в том, а насколько безболезненно завершится имперская история та. Конечно, рассчитывать на благополучный исход не приходится. Ведь, чтобы на что-то надеяться, надобно бы управлять и своей деградацией, а если разваливается все стихийно, то и рухнуть может хоть завтра без объяснимой причины.

Вот, а покудова же имперская история держится, и внешний – и внутренний колониализм, как и культурная раздвоенность сохраняется, хотя и сегодня это уж не столь очевидно. Тем не менее, унаследованная культурная традиция второго русского народа и ныне воспроизводит проевропейский русский народ, который по-прежнему выжимается вон из страны. Конечно, нормальным такое никак не назвать. Ведь это все еще тлеющий костер былой гражданской войны. Конечно, всем все надоело до чертиков, но былая распря вот все никак не замирится. Потому и любой политический протест здесь и грозит же разразиться открытой войной. Поскольку, как не уживаются на одной кухне две бабы, так и в одной стране два русских народа. Конечно, можно бы разрешить той культурный конфликт по уму, если пораскинуть мозгами да кому оно надо? Вот и чадит все костер той, а значит и русских в изгнании ничуть не убавится. Ну, а пенять за судьбу ту остается на Петра I разве. Потому и как знать, а не возгорится ли из искры той вновь пламя войны?

Историю можно бы и подправить, естественно, та есть в руках человека, поскольку уж и творится же та человеком. Однако, вот быль уже изменить невозможно. Поскольку же само собой та и складывается. Скажем, забеременела вот особа какая да не от того от кого хотела бы, а далее уж разрешается все тем либо беременность та выносится да родится ребенок – либо же сделается аборт, а что-то подправить в том уже невозможно. В разговор сей въехалось так потому, что и управляющая государством негосударственная структура ведь есть такая же местная традиция, которую подправить уже никак невозможно. Поскольку и это вроде нечаянной беременности что-ли, которую либо выносишь да разродишься – либо же сделаешь аборт. Понятно, если дело в масштабах целой страны, то и аборт той выльется в ловлю чертей. То есть дело сомнительное в принципе. Ведь если даже и суметь словить кого, а как убедиться теперь что именно черт и поймался? Никому неизвестно, значит можешь гадать и так – и эдак, а внятных определений нет от слова совсем. Сталось и мероприятие то закончится просто гонкой ради гонки и кроме разогрева никто и не удовлетворится ничем. Потому и если уж случилось забеременеть варягами, значит придется так и жить с тем. Ничего уж не выправится. Стало быть, это оборачивается даже чем-то вроде судьбы. Ведь как судьбу не изменишь, покудова сам не изменишься, так и национальную быль не изменишь, если прежде не изменишь народ весь.

Правда, коль докучает, колет глаза, можешь попробовать наебать ея просто. В смысле, сделать вид будто бы именно это и искалось, мол, Платон вот искал идеал государства, а я, блять, нашел. То бишь речь о легализации местной политической традиции и оформлении ея в основной закон государства. Хотя, это, конечно, совершенно не тот вопрос, который может разрешить правитель какой. Здесь нужна бы непременно пиковая, жреческая то бишь масть. В смысле, некий ведун, причем и непременно же местный, как по происхождению, так и по ведовской своей практике. Сталось и вопрос теперь, а где бы взять такого жреца? Нынче таких, разумеется, нет, поскольку уж веками православные все. Однако, допустим нашелся б такой и что? Ведь никто ж не допустит такого во власть, а между тем же тому должно бы, если уж не восседать во главе той структуры, так хотя бы свою карту открыть. Ведь община только тогда и остается общиной, если генералов там нет, все ходят в полковниках.

Конечно, все это абы да кабы. Если уж ума не нашлось подправить историю, так быль наебать не найдется тем более. Потому и разговор сей завершится же тем, что круг людей тех выявляется самосознанием в каждом. Ибо, чтобы паразитировать, надо же сначала осознать себя паразитом. Однако, если паразитировать не на ком более, все исхудались настолько, что кроме редиски и взять больше нечего, так того и гляди те вскоре и отвалят отселе. Ведь им жертвовать собой не пристало, где нет поживы, там и пастись ведь не будут. Потому и традиция та, пусть и былинная да получается же мыльная, а значит чужая, если уж в любой момент из рук может выскользнуть. Вот и подумаешь, а есть ли резон такую овчинку выделывать.

Однако, это в уме, а что же на деле? Ведь когда легальное положение управляющей государством негосударственной структуры в одночасье становится нелегальным опять, отсюда все однозначно понятно, что вершится это стихийно и разумения в том нет никакого. Тем не менее, текущая забота понимается четко. Имеется в виду обогащение и не личное, а опять же общинное. Ведь если прежний состав весь меняется полностью, значит и последующим имущество их не достанется. Не отец же родной, чтобы писать завещание. Однако, смысл обогащения здесь все же не в жадности, нет. Ведь собственность это и есть три кита те, на которых держится земля у них под ногами. Сталось и все хорошо бы, если бы еще и не морока оформления. Ведь даже и в легальное советское время собственность вся числилась общенародной, социалистической, читай государственной. То бишь на ЦК КПСС, если что никакой собственности нет. Вот и сегодня же нет ничего на руках и не потому что криминальная справа какая, а потому что управляющая структура та есть неузаконенная политическая традиция. То бишь русские живут так и живут издавна, пусть и не отдавая в том осмысленного отчета себе.

Так если собственность и есть же суть то, на чем стоит власть, стало быть, основной собственник здесь все та же негосударственная структура во главе государства, а как оформляется это неважно уже. Ну, а если основная собственность вся только общинная, значит и внутри страны никаких конкурентов же нет. Отсюда и подлинно капиталистические отношения здесь невозможны же в принципе, а коль так это значит и условия хозяйствования здесь вполне феодальные и причем же на всю страну еще и всего лишь один-единственный феодал. Вот только, если во времена Ивана Грозного феодализм той ограничивался лишь землевладением, то нынче уж не ограничивается. Однако, ведь, помнится, исключительное положение такое и сталось же в прошлом причиной установления рабства в стране. Конечно, былые формы рабства не актуальны уже. Однако, как знать чем может вылупиться рабство, если и возможность та сохраняется да и руки по-прежнему чешутся?

Впрочем, покудова это лишь запятая. Ведь пусть бы сей собственник внутри страны не имеет никаких конкурентов. Однако и страна ведь не в пустыне находится, не в глухой тайге, кругом целый мир. Тем более, мир в котором случается еще и залупишься. Ведь одна собака, если та на прохожих не гавкает, а другая, если проходу никому не дает. Потому и коль своим гавканьем влезешь миру в глаза, то и мир сей уткнется в глаза те, естественно. И, ладно бы, если показать что имеешь да ведь что ты покажешь феодальной своей экономикой? Если экономика твоя вся в экономии и хозяйствование твое заключается в том, чтобы собирать тупо нажитое да складывать все в мошну. Неважно, честным трудом заработанная или воровским промыслом, но это только мошна, а значит и расходов у тебя уйма, а доходов-то и нет никаких. Поскольку, то, что заработаешь или наворуешь, не работает хотя бы на свое содержание. Вот потому и феодальная экономика та, конечно же, есть приговор, который и приводится в исполнение однажды. Впрочем и приводился ж недавно. Ведь чего бы Советский Союз развалился? Да не смог содержать себя далее. Оно, конечно, и феодальная экономика протянула б еще, если бы по мошне залупаться. Значит, так вот феодализм да амбиция и сгубила Советский Союз. Ну, а коль и сегодня постановка все та же, значит и неважно как собственность та оформляется. То есть если прежде оформлялась государственной, а ныне вся частной, это не означает же что перестала быть феодальной. Потому и мораль сего такова, что если вовремя не отпустить свое прошлое, то оно уходит вместе с тобой.