Нэнэй

– Ну-ка, пошел отсюда! – сурово сказал он, ногой отпихивая тележку подальше от бабушки. – Сейчас по хребту получишь…

– Чё пинаешься! – огрызнулся убогий, однако быстро-быстро начал крутить колеса своей тележки. – Угрожает еще, козел…

– Поговори у меня! – пригрозил милиционер, оскорбленный тем, что его обозвали.

Инвалид еще что-то пробурчал и поехал между рядами давно не видавших краски деревянных скамеек, выкрикивая: «Эй, убери костыли, не видишь, что ли…»

Мужчина повернулся к Хаят-апай и дружелюбно посоветовал:

– Не спи, бабка, тут тебя в два счета без вещей оставят. Рюкзак сними со спины, поставь между ног или держи на коленях. Привязать к одной руке не забудь. А то вырвут, не успеешь опомниться… Здесь все голодные…

– Жалко ведь… – виновато проговорила женщина, стягивая с плеч рюкзак – Тем более инвалид…

– Э-э-э… Ты, бабушка, будто с луны свалилась. ? Омоновец удивленно посмотрел на женщину. ? Откуда приехала? В гости, что ли? Не время нынче на Кавказе по гостям ездить …

– Из Башкирии я, – устало ответила женщина, поправляя платок. – За внуком приехала…

Из Башкирии? А мы из Челябинска. Земляки, значит. Что, внук не хочет служить? – поинтересовался мужчина.

Почему не хочет? В плен он попал… – выпалила Хаят-апай, разозлившись на милиционера.

– Не повезло парню… – как-то буднично сказал мужчина, присаживаясь рядом.

В это время подошел другой омоновец, неся в руках два стакана.

– Степаныч, в буфете только чай, – проинформировал он товарища. – Даже хлеба нет. Кусок мяса стоит тысячу рублей…

– Придется этим довольствоваться… – без энтузиазма подытожил омоновец, осторожно забирая у товарища стакан. – Фу ты, чай совсем никакой… разбавили холодной водой, что ли…

Хаят-апай посмотрела на них с сочувствием.

– Нехорошо голодать, – сказала она, открывая рюкзак. – Давайте я вас угощу…

Она разломила остаток курицы, достала хлеб, казылык (вяленая колбаса) … Мужчины переглянулись.

– Бабушка из Башкирии, наша соседка, – познакомил товарища старший омоновец. – Как-то неудобно вас объедать. Вам ведь еще…

– Ничего, не беспокойтесь… – перебила его женщина, – все равно продукты долго хранить невозможно. «Будет день, будет и еда», говорят у нас.

– Узнаю башкир, – радостно произнес уже ставший «своим» Степаныч. – У меня в Челябинске сосед родом из Башкирии, Гали его звать. Так он последним готов поделиться. Любит охотиться. Подстрелит зайца ? обязательно угостит соседей…

– Вы не стесняйтесь, – засуетилась женщина, раскладывая на скамейке продукты. – Ешьте! Вы же мужчины, тем более на службе…

– Честно говоря, матушка, – признался обрадованный столь щедрому столу молодой милиционер, – уже четвертые сутки толком не ели. Отправить-то нас отправили, а денег не дали. Что взяли с собой, давно слопали. Эх, сейчас бы граммов сто для согрева… – мечтательно изрек он, отрезая колечко казылыка.

– Ничего, Володя, – успокоил его Степаныч. – Вернемся, даст Бог, домой, махнем ко мне на дачу, затопим баньку и примем на грудь по стаканчику напитка Людмилиного производства…

– Вы домой едете? – поинтересовалась Хаят-апай, поддерживая разговор.

– О-о-о… До дома нам еще далеко, – вздохнул Cтепаныч, – только разгрузились. Ждем своих, должны за нами приехать, уже вторые сутки тут торчим.

– Кстати, как вас величать? Меня зовут Валерий Степанович, а он Володя…

– Хаят-апай, – скромно ответила бабушка.

– Зачем «апайка», это же оскорбительно, наверное? – удивился Володя.

– Балда ты, Вовка, – засмеялся Валерий Степанович. – У башкир «апай» – это уважительное обращение к женщине, старшей по возрасту.

– Извините, не знал, – растерялся Володя. – Как же вы, Хаят-ап… апай, очутились здесь?

– У нее внук в плен попал, – ответил вместо нее старший омоновец. – Кстати, Хаят-апай, зачем же вы отправились в такой дальний и опасный путь? У него, у вашего внука, разве нет родителей?

По радио мужской голос сообщил о прибытии какого-то поезда. Когда стих голос диктора, женщина со вздохом ответила:

– Погибли его родители. Сын вез на «Запорожце» невестку и семидневного внука из роддома домой. Навстречу из-за поворота выскочил грузовик с пьяным водителем из соседней деревни. Сын погиб сразу. Когда я прибежала, невестка еще была жива, а внук спал на заднем сиденье в плетеной корзинке. Остался жив – ни одной царапинки, только вместе с корзиной соскользнул на пол. Это его и спасло. Невестка умерла на моих руках. Успела лишь сказать: «Мама, назови его Тагиром, вырасти, умоляю тебя, не отдавай в детдом». Ведь она сама была сиротой…

Воцарилась гробовая тишина. Было слышно, как храпит слева на скамейке какой-то офицер и хлопает входная дверь вокзала.

– Зачем же вы приехали? – Володя поставил стакан на пол. – Как вы в этой мясорубке найдете своего внука?

– Найду! – уверенно ответила Хаят-апай. – Мне бы только в Грозный попасть. Там живет женщина из нашей деревни, которая замужем за чеченцем. Найду ее, попрошу помочь.

Валерий Степанович нервно встал и наклонился к женщине.

– Уезжайте, Хаят-апай, домой! Вы не представляете, что творится в Грозном. Одни руины. И внука не найдете, и себя погубите…

– Эх, сынок, – покачала головой женщина, – я свое уже отжила, мне уже за семьдесят. Ничего я в этой жизни не боюсь… Я обещала невестке вырастить внука, женить, увидеть его детей… И я обязательно его найду!

В это время прибежал солдат в бушлате.

– Товарищ капитан, – обратился он к Валерию Степановичу. – бэтээры подошли, объявили погрузку.

– Хорошо, – кивнул он омоновцу, – сейчас будем.

Он подошел к Хаят-апай, приподнял и поцеловал ее в щеку. – Спасибо тебе, матушка, за хлеб-соль, – сказал он, крепко обнимая женщину. – Удачи! Даст Бог, найдете своего внука. Нам пора. Может, еще увидимся…

Он взял свой вещмешок, перекинул через плечо автомат и, не оглядываясь, направился к выходу, бросив на ходу: «Пошли, Князев!».

Володя проворно схватил ношу, виновато улыбнулся, кивнул головой и побежал за своим командиром, поправляя ремешок оружия.

Часа через два, уже под утро Хаят-апай тоже вышла на улицу. Было холодно, снова повалил мокрый снег…

«У нас, наверное, тоже прошел настоящий снег и стоит двадцатиградусный мороз, ? подумала женщина, двигаясь по мокрому, грязному тротуару вдоль некрашеного, сломанного забора. – «Фатима, видимо, уже подоила корову, пропускает молоко через сепаратор…»

Мимо нее, разбрызгивая снег и грязь, с ревом проехали военные машины, полные людей в маскировочной одежде. Дрожала мелкой дрожью земля, с деревьев комками падал прилипший к сухим листьям снег. Вскоре оглохшая от шума моторов и задыхающаяся от запаха выхлопных газов Хаят-апай оказалась у здания комендатуры.

Пройти в комендатуру она не смогла. Уже на подступах к лестнице ее остановил военный.