Укутавшего испокон
Тот дом – как храм, где дремлет нега,
Таясь под ризами окон.
Верни мне что-то из былого:
Задумчивость, боязнь пути,
Велеречивость рифмолова,
Любовь, прибитую к груди.
И я пойду с такою ношей,
Вихры привычно теребя,
И никогда Её не сброшу,
И буду верить лишь в Тебя.
***
На дороге в Элизиум ветер ласкает траву,
Предзакатное солнце стыдливо укуталось в тучи.
Отставной гладиатор – я в лоно начала плыву.
Впереди – лишь покой, позади буераки и кручи.
За спиной Пантеон заскорузлых и лживых богов
И слепой император, давно не владеющий пальцем.
Завещая им звон, заржавевших от пота оков,
Я изящно ушёл, раскусившим свободу скитальцем.
Как по левую руку мою разлилось серебро
Заповедного озера Неми, где всплыли из тины
Золочёные «барки любви», вон уж с палуб хитро
И зазывно моргают гетеры, как я – либертины.
Как по правую руку мою – расписной Палатин.
У подножья его под смаковницу – символом веры –
За волчицей выходят: ещё не убивший один
И пока не убитый другой из священной пещеры.
Я иду и сбиваю с сандалий имперский навоз,
Вековой фанаберии духа постылую ересь,
Статуарность эпохи витийства, обмана и слёз
Позабыть и развеять в пространстве добра вознамерясь:
Там – за всю мою боль и за кровь на горящих руках,
В искупление зла, провозвестием новой надежды –
Повстречает меня, воплощённый в мечтах и стихах,
Молодой, доброглазый, красивый и в белых одеждах.
***
Бывает, что спишь и видишь всюду Твои приметы,
Тебя же не видишь, не слышишь, хотя не глух и не слеп;
И нюхаешь, нюхаешь воздух, и ноешь: Ну, где Ты? Где Ты?»
Потом спросонья пишешь разный верлибровый рэп.
А тут ещё надо ходить на службу и делать виды,
Как полагается издавна, исстари, искони;
Марать и комкать себя и людей. И от обиды
Болеть и думать: «Есть Ты? На чёрта мне все они?»
Свой день приравнявший к жизни, а жизнь, полагая отсрочкой,
Такой музыкальной паузой в долгом беззвучном пути,
В конце замыкаешь глаза, умираешь и маленькой точкой
Сканируешь бездны и ищешь, и снова Тебя не найти.
***