Театр невидимых детей

Неваляшка раскачивается почти постоянно. Даже в комнате отдыха, когда сидит с кубиками или своим обожаемым комиксом о Титусе, Ромеке и Атомеке – все равно раскачивается туда-сюда. Хуже всего, конечно, когда он раскачивается в кровати, перед тем как заснуть, – когда он к нам приехал, никто в «Сане» не мог спать, потому что пружины жутко скрипели. К счастью, тетя Завхоз, которая отвечает за наши вещи, раздобыла специальный матрас из поролона, так что теперь Неваляшка нам уже не мешает и может спокойно раскачиваться, раз он без этого не может.

Неваляшка спит, сунув палец в рот, хуже того – ему случается описаться во сне, а тетя Матильда этого просто не выносит! Она всегда ужасно злится, если обнаруживает, что кто-то из ее воспитанников написал в постель. Передать вам не могу, что тогда начинается! В спальне тут же включают свет, все должны встать, а виновник – в наказание – сам относит свою мокрую простыню в подвал, в прачечную и бросает в специальный бак. Никому не нравится ходить одному в подвал, а уж тем более ночью, потому что там наверняка водятся привидения. Другие воспитатели так не скандалят, это одна из причин, по которой я не очень-то люблю тетю Матильду. Неваляшка уже два раза оскандалился и после этого сделался ужасно нервным, а чем больше человек нервничает, тем больше вероятность, что он описается ночью, верно? Так что Неваляшка теперь то и дело просыпается и проверяет, не мокрая ли постель. Я иногда долго не засыпаю, и вижу, что с ним происходит. Разумеется, однажды ночью Неваляшка снова нащупал под собой мокрую простыню. Сначала он расплакался, но очень тихо – я бы точно не проснулся, если бы спал, но я как раз не спал. Потом вытер нос, встал, отбросил одеяло и снял простыню с матраса, на котором у него лежит специальная клеенка, чтобы поролон не промок, если случится авария. Я потихоньку наблюдал, потому что мне было интересно, что он станет делать. Сначала Неваляшка свернул эту мокрую простыню в комок и запихал под кровать. Лег и накрылся одеялом, хотя оно наверняка тоже немного промокло. Потом встал, вытащил из-под кровати простыню, тяжело вздохнул и пошел к двери. Остановился, громко подышал, потом решительно взялся за ручку и нажал. Неваляшка решил спуститься в подвал! В темноте, посреди ночи! А я бы смог? Вряд ли. Да точно нет.

– Себастьян, – прошептал я, а Неваляшка подпрыгнул, словно его ударило током, и, конечно, расплакался еще сильнее, к счастью по-прежнему тихо.

Я встал и на цыпочках подошел к нему.

– Не реви, – шепнул я. – Засунь эту тряпку под кровать и спи. Завтра отнесем. Понял?

Неваляшка немного подумал, шмыгнул носом и покачал головой.

– Я долзен пойти в пйацесную, – тихо заявил он.

Неваляшка не выговаривает «ж» и «ш», и вообще речь у него забавная – наверное, поэтому он предпочитает молчать. Он тяжело вздохнул и снова потянулся к дверной ручке, а я разозлился и восхитился одновременно. Не хватало еще наткнуться на тетю Матильду! Тогда она устроит скандал похлеще, чем если бы обнаружила описанную кровать! Нам не разрешается одним выходить ночью из спальни, а если кому-то уж очень приспичит, нужно сначала зайти к воспитателям в дежурку и только потом бежать в уборную. Этот запрет в нашем детском доме – один из главных, и его нарушение грозит наказанием не только виновнику, но и всей группе. Что мне было делать? Я пошел вместе с ним в этот подвал, где мы даже зажечь свет не могли, чтобы нас случайно не застукали. Честное слово, я от страха сам чуть не описался. Неваляшка бросил простыню в бак, и нам каким-то чудом удалось целыми и невредимыми вернуться в спальню. Когда мы топали босиком по ледяным ступеням на наш третий этаж, Неваляшка взял меня за руку, и я почувствовал, что люблю его. Меня это не слишком порадовало, но что тут поделаешь? Если уж ты кого-нибудь полюбил, не получится просто взять и разлюбить – разве что этот человек тебе гадость какую-нибудь сделает. А на какую гадость способен Неваляшка? Мозгов не хватит. Так что раз уж мне суждено было полюбить Неваляшку, я стал его слегка опекать. Мне удалось пронести в спальню из сушилки две запасных простыни, и теперь Неваляшка знает, что, если снова произойдет авария, надо меня потихоньку разбудить. Мы вместе поменяем простыню, мокрую спрячем в полиэтиленовый мешок, который я специально держу в своей тумбочке, а на следующий день я уж позабочусь о том, чтобы простыня оказалась в прачечной.

Но знаете что? После той ночи Неваляшка оскандалился только один-единственный раз! И мне кажется, что в последнее время он стал меньше раскачиваться, чем когда только приехал к нам. Тетя Йола сказала, что Неваляшка делает большие успехи и что это моя заслуга. Я не очень с этим согласен – ну что я такого сделал? Ничего особенного! Иногда помогаю ему причесаться, иногда мы вместе работаем в огороде, потому что поначалу Неваляшка без конца выкапывал то, что посадил, чтобы проверить, не выросли ли у растений корни, – теперь-то он более терпелив. Я вожу его к тете Медсестре, если он поранится (Неваляшка рассеянный, поэтому, к сожалению, часто падает). Время от времени читаю вслух его любимый комикс о Титусе, потому что сам он читает плохо, – Неваляшке очень нравятся картинки, и он ужасно удивился, когда я ему сказал, что в книге есть еще и слова. Вот и все мои заслуги – кот наплакал.

Ну ладно, хватит уже о «чокнутых». Теперь «хулиганы»… Хотя про них-то догадаться несложно. «Хулиганы» выходят за пределы территории «Молодого леса» без разрешения, а из школы (если вообще там бывают!) возвращаются ужасно долго. Они постоянно дерутся, пристают к младшим. Часто воруют или портят вещи и то и дело придумывают какие-нибудь идиотские штуки, которые чреваты большими неприятностями. А иногда просто шкодничают – например, дохлую крысу кому-нибудь в постель подкинут или рукава рубашки хитроумным узлом завяжут. Но случаются и вполне классные «хулиганы»: по отношению к другим детдомовцам они ведут себя нормально, а если уж с кем-нибудь дерутся, то разве что с одноклассниками – теми, что из обычных семей.

В «Сане» есть один классный «хулиган». Его зовут Мирек, он моего возраста, но крупнее и сильнее. Мирека посещают совершенно безумные идеи. Например, в прошлую субботу, когда дядя Радек выдал нам карманные деньги, Мирек подошел ко мне в галерее и поинтересовался: «Ты что предпочитаешь – спустить бабки на яд или потратить их на большое приключение?» Я посмотрел на него с беспокойством, потому что уж точно не собирался покупать на свои деньги яд!

– Какой еще яд? – спросил я.

Мирек кивнул мне – мол, иди за мной – и спрятался за витриной со знаменем.

– Сахар – это белая смерть, – сказал он. – По телику передавали. Так что, если ты купишь себе конфеты, это все равно как если бы ты купил яд, они ведь из сахара.

Конечно, я собирался идти за конфетами в магазин – тот, что за автобусной остановкой. А именно за тремя красными петушками на палочке, один из которых предназначался тете Йоле. Ну что ж, раз они ядовитые, значит, нельзя – ведь хотя я заинтересован в том, чтобы тетя Йола была как можно толще, но уж точно не хочу, чтобы она отравилась!

– Ага, – покивал я, потом задумчиво посмотрел на Мирека и осторожно спросил: – Большое приключение – это как? А то если ты снова собираешься купить бутылку подсолнечного масла и разлить на ступеньках, то я против.

– Нет! – возмутился Мирек. – Это было глупо. К тому же она даже не упала…

Она – это тетя Матильда, которой Мирек в прошлое воскресенье подстроил ловушку. В результате наказали всю нашу группу – вместо того, чтобы смотреть после обеда телевизор, мы отправились на кухню, где почистили, наверное, миллион килограммов картошки. Тетя Матильда, правда, поскользнулась на разлитом масле, но – к разочарованию Мирека – не упала, продемонстрировав невероятную ловкость. Мирек все видел, потому что подглядывал, спрятавшись под подоконником на лестничной клетке. Потом он сказал, что тетя Матильда спорхнула с этой лестницы, словно «чокнутая чечеточница». Пока мы чистили картошку, он все время смеялся, и мы ужасно злились, потому что он-то хоть развлекся, а нам досталось одно только наказание, да еще из-за него!

– Пойдем за «Людвигами», – заявил Мирек.

– За Людвигами? – изумленно переспросил я. – Какими еще Людвигами?

– Ну как какими? «Людвиг», жидкость для мытья посуды! Ты со мной или нет?

Я подумал и кивнул – мол, да, с ним, интересно же. Если бы я не согласился, он бы ничего мне не рассказал. Я понимал, что в результате нас всех наверняка накажут, а так хоть какое-то развлечение. Так что я отдал Миреку две трети моих карманных денег, он побежал в магазин, а потом, спрятав под рубашкой, принес в спальню три бутылки «Людвига». Я очень долго не мог уснуть – все гадал, зачем Миреку столько жидкости для мытья посуды, но так ничего и не придумал и заснул. В воскресенье, сразу после завтрака, вместо того, чтобы идти вместе с остальными мальчишками на спортивную площадку, мы сбежали из «Молодого леса». Мирек повел меня на трамвайную остановку.

– Куда мы едем? – спросил я, когда подошел трамвай и Мирек встал со скамейки.

– В Хожов, – объяснил он, после чего щедро пообещал: – А потом я куплю нам мороженого. За свои деньги.

Я люблю Силезию, потому что города здесь расположены так близко друг к другу, что можно передвигаться на трамвае или на автобусе, словно это один большой город. И слава богу, иначе бы у нас возникли проблемы, потому что в Семяновице нет железнодорожной станции и в Хожов нам пришлось бы ехать на междугородном автобусе. Когда-то в Семяновице был вокзал, но десять с лишним лет назад его закрыли, осталось только название улицы – Вокзальная, она ведет к парку Шахтеров, который рядом с металлургическим комбинатом «Единство». Здание, правда, тоже сохранилось, но оно пустует и превращается в руины. Вы не находите, что выражение «превращается в руины» – очень интересное и таинственное? Я услышал его по телевизору, и оно мне ужасно понравилось, так что я запомнил. Вещей у всех нас тут очень мало, так что я решил подмечать и коллекционировать всякие слова и определения – их множество, и это ничего не стоит, к тому же они не занимают места, ну и никто не стащит.

Ладно, вернемся к рассказу о Миреке и жидкости для мытья посуды «Людвиг». Мы сели в трамвай и – хоп! – мигом оказались в Хожове, который я знаю плохо, потому что был тут всего один раз. Мирек шел первым, я за ним, и минут через пятнадцать мы добрались до небольшой площади, посреди которой…

Ну а вы как думаете? Что было на этой площади и зачем Миреку три бутылки «Людвига»? Догадались? Потому что я сообразил только тогда, когда его увидел. Только тогда я понял, что Мирек задумал.

– Ты с ума сошел! – сказал я, вытаращив глаза. – Нас из-за тебя в исправительный центр отправят!

– Никуда нас не отправят, не дрейфь, – пожал плечами Мирек и внимательно оглядел площадь. – Милиции нет, отлично. Держи.

Он потихоньку подал мне одну из зеленых бутылок, а две оставил себе.

– Подойдешь оттуда и присядешь на парапет. Запомни, бутылку держи пониже и не отставляй в сторону. Так чтобы не было видно. Открутишь крышечку и выльешь, а потом делай ноги. Ясно?

Я взял эту бутылку, хотя сердце у меня прямо выскакивало из груди. С одной стороны, мне хотелось сбежать, с другой – было ужасно интересно, что получится. Я спрятал бутылку под рубашку, обошел площадь и уселся на бетонный парапет. Мирек сидел с другой стороны – мне было плохо видно, потому что его заслоняли брызги воды.

Вы уже догадались, что там было? Фонтан! Посреди площади стоял фонтан, из которого била высоченная струя воды, а потом опускалась вниз молочной лучезарной моросью. Ничего не скажешь, выглядело это очень красиво. Мирек подал мне знак, я быстро огляделся, открутил крышку, поднес бутылку к поверхности воды и перевернул. Черт, как же медленно лилась эта густая зеленая жидкость! Где-то неподалеку вдруг загудела машина, я испугался и уронил бутылку в воду, потом спрыгнул с бетонного парапета и помчался куда глаза глядят. Мирек догнал меня в самом конце площади и схватил за рубашку.

– Михал! Да стой же ты! – Он дернул меня назад, и я чуть не упал, потому что он очень сильный.

– Бе-бе-бе-жим! – пробормотал я, потому что на нервной почве снова начал заикаться.

– Сейчас? Ты с ума сошел! Ведь сейчас начнется самое интересное! – Мирек покрутил пальцем у виска, сел на тротуар и обхватил руками покрытые ссадинами колени. – Садись, чего стоишь? Жарко.

– Н-н-но нас п-п-поймают!

– Кто нас поймает? Мы ничего не знаем, ничего не сделали. Сидим себе, и все. Выходной день, вот и сидим, – заявил Мирек и стал всматриваться в фонтан. – Наверное, придется немного подождать, пока… О-о-о!!!

Я уставился на фонтан и вытаращил глаза. Струя поникла и била теперь неравномерно, как будто на фонтан напала икота. А потом началось!

Ух ты! Никогда в жизни такого не видел! В фонтане забулькало, и вместо воды вверх поднялась густая, переливающаяся всеми цветами радуги пена! Она выстрелила вверх широкой струей, расширявшейся на конце, словно зонтик или, скорее даже, атомный гриб.

Несколько недель назад к нам приезжал один дядя и показывал в комнате отдыха фильм про взрыв водородной бомбы и то, как надо себя вести, если начнется атомная война, – ну, там лечь ничком на пол у окна или под столом, прикрыть голову руками и так далее. Вот эта выстрелившая из фонтана пена выглядела точь-в-точь как атомный гриб! Только поменьше, конечно. В следующее мгновение пены стало больше, потом еще больше, она все густела, так что полностью поглотила гриб. Фонтан превратился в гигантский, все разбухавший пузырь лучезарного пуха, вскоре он выполз за бетонный парапет и теперь толстыми шматами выплескивался на брусчатку. Булькающая трепещущая гора пены была уже высотой добрых полтора метра. В мгновение ока она накрыла ограду, расставленные вокруг фонтана скамейки, добралась до газона и цветочных клумб. В окнах окрестных домов появились люди, кто-то закричал. Клумбы скрылись под клубами пены, которая подбиралась к фонарным столбам у тротуаров, и тут вдали раздалось завывание пожарной машины.

– А теперь смываемся, – сказал Мирек, повернулся на пятках и зашагал к остановке.

Мы сидели в трамвае и молчали. Ни он ничего не сказал, ни я. Это просто невозможно было передать словами! Когда мы подъезжали к Семяновице, я спросил только:

– Как ты думаешь, это покажут в новостях?

– Очень может быть, – серьезно заявил Мирек, а потом мы вышли из трамвая и съели по мороженому из итальянского автомата.

К сожалению, я не знаю, показали ли наш фонтан в новостях, потому что нам не разрешают их смотреть – в восемь тридцать уже полагается быть в спальне, так что с половины восьмого до половины девятого мы умываемся. Старшие воспитанники ложатся позже и смотрят новости, но мы боялись их спрашивать – уж они бы сразу догадались, что без нас тут не обошлось. Позже я думал, не рассказать ли обо всем тете Йоле, но решил, что не стоит, поскольку не хотел ее волновать, и хотя меня немного мучили угрызения совести, но все же не настолько сильно, чтобы я нуждался в наказании. Впрочем, угрызения совести и сами по себе – наказание!

Но должен признать, что этот булькающий радужной пеной фонтан и то жаркое солнечное майское воскресенье относятся к числу самых классных и одновременно самых ужасных воспоминаний за всю мою жизнь. Тем более классных и ужасных, что никто никогда не узнал о том, что мы тогда натворили.

Глава 2

Я вам уже много всего рассказал о ребятах из «Молодого леса» и о тех, кто там работает, и очень мало – о самом детском доме, а вам наверняка страшно интересно, как это место выглядит и как в нем живут, правда? Нет, я, конечно, шучу, потому что интересного тут мало – факт. Но я все же расскажу, только постараюсь покороче. Наверное, у большинства из вас есть мамочки, папочки и всякие родственники, а живете вы в многоэтажках или собственных домах, так что вам трудно себе представить, как это – жить в детском доме.

Вокруг главного здания – большая территория, она вся принадлежит нам. У нас есть спортивная площадка и задний двор – между домом и складом. Дальше сад и огород – весной, летом и осенью мы выращиваем там овощи. Сбоку склада – помойка и отдельный въезд, где останавливаются машины, которые привозят еду для столовой. Там же ставит свою красную «сирену» тетя Директор – она единственный владелец автомобиля, которого я знаю лично…