Собачий сын. Мистика и приключения

Собачий сын. Мистика и приключения
Марфа Московская

Очень жизненные мистические истории для взрослых. Написанные живым русским языком, с неизменным чувством юмора, увлекательные и часто драматические сюжеты окунут читателя в загадочный мир души человека и окружающего нас мира, не всегда видимого. Вас ждет городская жизнь, чудным образом перемешанная с мистикой, и глухие дебри лесов, которые внезапно откроют дверь в сказку… Сказка эта живыми узами переплетена с жесткой реальностью, а часть сюжетов взята из настоящих событий или сновидений автора.

Собачий сын

Мистика и приключения

Марфа Московская

Дизайнер обложки Марфа Московская

Иллюстратор Марфа Московская

© Марфа Московская, 2017

© Марфа Московская, дизайн обложки, 2017

© Марфа Московская, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-0868-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ангел Серый

Посвящаю своим друзьям

…Жилец девятого этажа блочного дома постройки семидесятых, подполковник в отставке Щукин обнаружил ее совершенно случайно. Вышел ранним утром на площадку покурить: жена, не переносившая дыма, нещадно гнала из квартиры! – и увидел прямо под ногами амбарный замок. Люк, ведущий на крышу, был открыт настежь.

Надо сказать, люк этот он видел открытым всего лишь раз за многолетнюю историю проживания здесь. Год назад рабочие меняли битум на крыше, и целую неделю сто восемьдесят квартир матерились от беспрерывного грохота и вони. Затем люк снова заперли. Щукин с подозрением осмотрел местность, вернулся в квартиру, надел рубашку, взвесил в руке топорик для разделки мяса и вернулся на площадку. О шайке воров, орудующей в микрорайоне, говорили давно; скорее всего, это они лазили на крышу.

С трудом поднявшись по хлипкой железной лесенке наверх, Щукин вдруг опьянел от внезапно нахлынувшего свежего воздуха, чириканья и курлыканья, ласковых лучей июльского солнышка… На крыше неторопливо текла своя жизнь – тихая, отрешенная и безлюдная. Скучающий ветерок тут же осторожно взлохматил седины подполковника, словно приглашая поиграть. Тот, щурясь, постоял с минуту, но все же заставил себя собраться, напружиниться… и даже собственный шаг показался ему кошачьим, а слух и взор сурово обострились. Он нагнулся и осторожно двинулся вперед, но не успел пройти и двадцати шагов, как увидел ЕЕ…

Винтовка с глушителем мирно стояла у парапета, аккуратно прислоненная, словно хозяин отошел в туалет. Рядом валялась гильза.

«Девять миллиметров», – автоматически определил Щукин, – «Наверное, ночью кого—то прикончили… Господи!…» – он на всякий случай неумело перекрестился и оглянулся с опаской. Но на крыше никого не было, из живого лишь мирно торчали голуби, налипшие на вентиляционных шахтах.

Вообще—то, по натуре Николай Щукин был пацифистом, и уже плохо помнил, как и зачем стал военным. В юности ничем особенно не увлекался, кроме, пожалуй, радио. Как и большинство сверстников, рос раздолбаем, однажды попался за мелкую кражу, но был отпущен, избит отцом и зарекся. После армии пытался поступать в МЭИС, однако провалил математику, а тут приятель зазвал в училище, делать было нечего…

Но молодость вместо сабельного похода бросила его, мужика мирного, в снабженцы, и в основном ошивался он при складах и канцеляриях, а бои выдерживал матерно—словесные. Позже судьба ухмыльнулась, и оказался Щукин на военной кафедре Московского института связи, где дослужился до старшего преподавателя. Глотка его стала зычной, мысли – правильными, а брюхо – большим. Студенты, как водится, считали его идиотом, и жизнь текла себе неторопливо…

В институте Щукин, тогда еще майор, познакомился с девушкой Машей из секретариата. Маша казалась тихой, незаметной; незаметно управляла мужем и по сей день…

Хорошее знакомство с оружием сослужило добрую службу. Подполковник без опаски, скорее даже – с любопытством и симпатией – начал рассматривать грозную убийцу, не касаясь ее руками. Сигарета во рту завяла, но он позабыл о ней, глаза его горели, словно у мальчишки, неожиданно нашедшего на помойке игрушку своей мечты. От винтовки мужественно пахло железом и порохом, и этот запах сводил с ума.

Первая мысль: спуститься и позвонить в милицию – быстро испарилась в горячей волне возбуждения. Ну, жалко было отдавать ТАКУЮ вещь!… По—человечески, по—мужски… Все равно, что клад государству отдать, елы—палы.

Дальше все происходило на уровне инстинктов: Щукин легко отсоединил приклад, поспешно содрал с себя рубашку и завернул в нее обе части; гильзу положил карман штанов. Затем, крадучись, стал спускаться вниз. На площадке никого не было; подполковник быстро прошмыгнул в квартиру и заперся в туалете. Безумно хотелось еще курить, но запах дыма привлек бы внимание жены, пришлось воздержаться. Гильзу Щукин бросил в унитаз и протолкнул подальше ершом; затем принялся рассматривать свою смертоносную находку…

Хороша игрушка, что говорить! Приклад костылем, из пластика, глушак длиннющий, магазин штук на двадцать патронов… Видно, что переделана из автомата. Взвесил в руке – кило три всего, как банка огурцов. Легкая, зараза, наверное, отдача большая. Название винтовки всплыло быстро – «вээска», снайперская штучка, может и очередью палить… Достаточно бесшумная, чтобы выстрел не был распознан обывательским ухом, и пламегаситель приличный. Такая игрушечка днем бьет в очко метров на четыреста, а ночью все двести, наверняка… Хороших денег, поди, на черном рынке стоит… Если еще глушитель отвернуть, так вообще влезет в «дипломат». Странно, что бросили… Может, спугнул кто, или киллер предпочел не рисковать? Видно, жертва стоила куда дороже…

Эх.

Подполковник приблизил любопытный глаз к черному наглазнику прицела – круто! С крыши до любой точки двора – сотни полторы метров, в человека попасть плевое дело, даже чайнику… Винтовка была профессиональной убийцей. Щукин нежно погладил холодный магазин и заметил с удивлением, что рука его чуть подрагивает. Магазин был наполовину пуст, в нем оказалось ровно девять новеньких, гладких патронов.

«Девять.»

Подозрительное число какое—то. А—а, девять жизней, замечательно! Но еще что—то было, точно… «Девять граммов в сердце… Постой… Тра—ля—ля…» Больше умного ничего не смог вспомнить. Да и хрен с ним.

Хозяин аккуратно прищелкнул коробку на место и глубоко задумался…

Отдавать винтовку не хотелось. Он любил хорошее оружие. Да и не видал его никто, вроде. Все чисто. С другой стороны, попасть в места отдаленные не хотелось тоже. А что, если спрятать ее где—нибудь и изредка навещать—любоваться? Самое место ей – на даче, в погребе. Может, и стрельнуть когда доведется, хоть по пластиковым бутылкам… Счастье еще, что она к нему в руки попала, а не какому—нибудь дуролому или шизику. Где гарантия, что ее не украдут или не продадут бандюкам на сторону, если вернуть милиции? Ведь попала она к убийце как-то! И опять станет чьей—то смертью…

Щукин решил дать себе еще немного времени на размышления. Пусть уж эмоции улягутся! Если сдавать, то завтра. Скажет, унес с крыши, чтобы дети не наткнулись, а потом срочно уехал. Нет, глупо выходит…

– …Коля, ты там надолго? – обыденный голос жены вернул подполковника к реальности. Он что—то пробурчал, шурша рулоном, и стал лихорадочно обдумывать, как вынести находку из туалета незамеченной. Не придумав ничего, рявкнул, чтоб не мешала нужду справлять, и жена оторопело покинула коридор; вскоре раздался обиженный звон посуды.

Пока благоверная шуршала на кухне, Щукин открыл дверь и быстро проскочил в комнату. Куда? Под кровать? Нет, Маша начнет убираться – найдет. В шкаф? Без мазы… Разве что в сейф… Ключ есть только у него; да, пожалуй, это самое надежное место!

Потея, он с трудом протиснулся под стол и вытащил гробом лежащий там железный ящик, в котором, согласно инструкции, хранилось старое охотничье ружье. Открыв его, подполковник попытался быстро втиснуть туда находку – однако гостья не лезла ни в какую. Пришлось вытащить почтенную тулячку и отсоединить прицел – только после этого винтовка уместилась в мягком ложе из тряпок.

Едва Щукин успел повернуть ключ в замке, как вернулась из кухни супруга. Она с изумлением увидела ружейные части, в беспорядке валяющиеся на плюшевом покрывале.

– Вот… Почистить решил, – сказал Щукин и потупился, оглаживая старую ореховую ложу. – И вообще, мать – сколько можно ему в ящике—то париться? Над кроватью теперь пусть висит, глаз радует…

– Коль, ты же сам говорил, что нельзя.

– Ничего… Чужие сюда не ходят, а свои не выдадут! – он неожиданно весело подмигнул ей и стал собирать ружье. Сочно щелкнуло цевье, заставив Машино сердце отчего—то вздрогнуть.

– Чего боишься? К нему патронов—то уже давно нет, все отдал! Пойду к соседу за дрелью… – Щукин оценивающе взглянул на стену. – Надо пробку потолще выстругать… Зато красота какая будет, а? Мать? Рога лося еще повесим.

«Сам ты лось!…» – беззлобно подумала жена, но промолчала. По части ружейных дел она предпочитала с мужем не спорить, да и известие об отсутствии в квартире патронов успокоило женскую душу.

Выйдя на площадку, Щукин хлопнул себя по лбу – забыл на крыше топорик! И бегом – туда, одышка прихватила; но успел, слава Богу. Надо быть осторожней! И вообще… Хоть и доверял он жене, но о сегодняшнем решил промолчать. Во—первых, у Маши и так с нервами не в порядке, она периодически лечится, целыми неделями иногда на таблетках… У ее отца в молодости тоже были проблемы, а после войны его поразила болезнь Паркинсона, и Щукин побаивался дурной наследственности, а что все болезни от нервов – и ежу понятно. Как бы то ни было, лучше не рисковать… А во—вторых, знал уже, что понимания не будет. Будет скандал и паленое оружие придется сдать.

Маша жалела мужа. Как ни готовился к пенсии, а все ж ударила она пребольно, поддых. Мужик должен быть всегда чем—то занят, иначе быть беде… Пыталась приручить его к Слову Божьему, но вся эта мышиная возня не нравилась отставному военному, нестарому еще мужчине. Два года уже, как маялся он от безделья и тосковал. Но чем тут поможешь?…

Друзья подарили им овчаренка, однако очень скоро тот сдох от чумки. Чета сильно переживала смерть малыша, и животных решено было больше не заводить. Правда, Маше врач посоветовал аквариум завести, на рыб смотреть, чтоб нервы успокаивать. Долго мучились, но все же решились – все хоть что—то живое движется… Много есть не просит, не гадит, и не шумит, да и полезно. Поехали на рынок, сначала хотели стайку маленьких цветных рыбок, но Николай настоял на паре крупных, полосатых, как кабанчики – все как—то солиднее, без мельтешения…

От одиночества спасали старая верная «Волга», книги, телевизор, прогулки, нечастые теперь встречи с близкими людьми… Раньше супруг увлекался охотой – втянули те же друзья – потом огрузневшему майору стало тяжело бороздить луга и перелески в поисках зайцев и тетеревов, да и зрение вдруг подводить стало. Памятью осталось ружье с приятными словами на ложе, подарок институтского начальства к сорокалетию – за достойное несение службы.

Еще была дача, которую Щукины строили долго и терпеливо. Дом был чисто деревянный, пахучий – привезли здоровенный сруб из Твери, сто лет еще сносу ему не будет. Остальное доделывали сами, не один год. На участке ничего не выращивали, просто отдыхали там, хороших людей приглашали в баньку. В прошлом году Маша затеяла какие—то каменные сады со мхом, заставила мужа привезти целую груду валунов, да еще трубу провести так, чтобы был фонтанчик. Подполковник ворчал, но делал все, что скажут – а по-иному и быть не могло.

Детей у Щукиных не было, и надеялись они только друг на друга, поддерживали, как могли; хоть и шипели иногда, но по—крупному не ссорились. Николай всегда полностью доверял жене – человеком она была трезвым и рассудительным; хоть и набожным в последние годы. Со скуки ли, от депрессий – все едино; он не очень—то верил в искренность ее увлечения, протестовал внутренне, однако помалкивал. Сам Щукин был не крещеным, и убежденным атеистом, хотя Бога по привычке поминал всуе.

Днем началась отработка жилого сектора. По подъездам шарились опера, расспрашивали. Лазили на крышу щукинского дома, но, конечно, ничего не нашли. Соседи вовсю обсуждали новость: около полудня в торцевом доме обнаружили мертвого мужчину, с дыркой в голове. Убитый оказался каким—то большим авторитетом, снимавшим здесь одну из квартир. Стреляли ночью, через открытый балкон – июльская жара не оставила бандиту шансов, и не было даже звона стекла, чтобы взбудоражить соседей.

Дом, в котором жил Щукин, шерстили по полной программе, но никто, как всегда, ни черта не слышал и не видел. Супруги пообещали позвонить, если вспомнят чего—нибудь подозрительное. Говорила в основном жена, подполковник согласно молчал, с равнодушным взглядом. Когда сыщик ушел, он понял, что лучше уже не рыпаться, повесят еще на него убийство… И зачем он связался с этой проклятой винтовкой?!