Елена Троянская

Я шла спотыкаясь. Зевс. Народ говорит, что я дочь Зевса, который в образе лебедя вступил в брак с моей матерью. Тот лебедь, который напал на нас, – возможно, он и есть мой отец? Если такое возможно…

Солнце светило по-прежнему ярко, но я не видела ничего, кроме белоснежного лебедя с безжалостными глазами, и еще взглядов горожан, которые застывали при виде меня. Ясно, почему мне требовалось покрывало, почему меня охраняли, почему мать ушла прочь, встретив лебедей в дедушкином парке, почему отец закидал их камнями, обозвал мерзкими тварями. И вот почему мать называла меня Лебедушкой… Все у меня перед глазами закружилось, и я упала на землю…

VI

Очнулась я на руках у Клитемнестры: она поднималась, тяжело дыша, по горной тропе. Меня поразили ее сила и выносливость – проделать такой трудный путь, все время в гору, с ношей на руках.

– Я… ты… – пролепетала я.

Я хотела попросить ее остановиться и, пока мы одни, обсудить новости, которые обрушились на мою голову.

– Молчи! – строго сказала она, но голос ее дрогнул.

– Но мне нужно поговорить с тобой! Объясни, почему все, кроме меня, всё обо мне знают? Любой спартанец знает!

Она остановилась и опустила меня на землю.

– По-моему, родители поступают глупо, когда ничего не говорят тебе. Они и с меня, и с братьев взяли клятву, что мы будем молчать. Будто не ясно было, что в один прекрасный день все выплывет наружу. И все эти меры предосторожности: не смотреть в зеркало, носить покрывало, не выходить из дворца… Какая глупость!

Впереди показались крепостные стены. Ворота были, как всегда, заперты, но Клитемнестра крикнула:

– Откройте! Откройте, это я!

Ворота широко распахнулись. Когда мы вошли, она оставила меня и помогла страже закрыть ворота на засов. Хотя нас вроде бы никто не преследовал, но осторожность не помешает.

Казалось бы, наше приключение закончилось благополучно. Клитемнестра шепнула мне, чтобы я сразу же шла к себе в комнату, пока нас не застукали. Но тут из портика показался отец. Он оглядывал двор перед дворцом – ворота скрипнули, и он увидел нас. Нахмурившись, он в мгновение ока оказался рядом с нами и схватил Клитемнестру за руку.

– Ты поплатишься! – прорычал он. – Ты за это жестоко поплатишься. Ты ослушалась моего приказа! – Тут он приблизил свое лицо к лицу Клитемнестры, и меня поразило их сходство. – Ты старше и умнее, поэтому тебя ждет более суровое наказание.

Затем он повернулся ко мне:

– А ты, ты подвергалась большой опасности! Ты могла пострадать, и мы вместе с тобой.

– Интересно, как бы ты пострадал? Получил бы меньший выкуп за Елену, если б ее внешности причинили ущерб? – дерзко спросила Клитемнестра.

Отец замахнулся и ударил ее по щеке. Она даже не шевельнулась, только прищурилась.

– Ступай к себе и сиди там, пока не вызову тебя, чтобы объявить о наказании.

Она неожиданно легко подчинилась, и я осталась наедине с отцом. Он внимательно осматривал мое лицо, и я поняла, что Клитемнестра сказала правду: он проверяет, не поврежден ли товар. Удовлетворенный результатом проверки, он успокоился и отпустил меня:

– Хорошо, ты тоже ступай к себе, – с этими словами он коснулся моей спины, направляя в сторону дворца.

В этот момент вышла мать и увидела нас. Она подбежала к нам; платье ее развевалось, лицо выражало испуг. Она обняла меня за плечи и зарыдала.

– Успокойся, Леда, – резко произнес отец. – Она цела и невредима.

– Куда вы ходили, зачем? – спрашивала мать.

Мне следовало выказать раскаяние.

– О матушка, прости меня. А Клитемнестра вообще не виновата. Это все я. Я упросила ее пойти со мной погулять, мне очень хотелось побывать в Спарте, осмотреть город. Мы вошли в него, и люди увидели мое лицо, и оно поразило их.

Мать с трудом переводила дыхание, но хранила молчание, и я продолжила:

– По дороге в город я играла в поле, и на берегу реки…

Мне не следовало говорить этого, ведь я обещала Клитемнестре хранить тайну, но в тот момент я поняла: только открыв наш секрет, я смогу заставить мать выдать свой, гораздо более важный. Поэтому я говорила дальше:

– Так вот, на берегу реки мы встретили лебедя, огромного такого, и он напал на Клитемнестру и щипал ее, а я защитила ее. Тогда он посмотрел на меня и – представляешь? – поцеловал. – Я с невинным видом смотрела на мать. – Мне показалось, что я понравилась ему, уж не знаю почему. Мне даже показалось, будто он знает меня, мама!

Она потрясенно вскрикнула:

– Как ты посмела!.. Как он посмел…

– Мне показалось, он хочет мне что-то сказать.

Она вытянулась в струну, словно сама себе приказав: «Смирно!» – и сказала:

– Завтра утром, Елена, придешь ко мне. После того, как отбудешь наказание.

Клитемнестру отвели на место для порки, где юноши проходили обряд посвящения, и наказали розгами. Меня заперли в своей комнате, не дали еды и приказали спать не на постели, а на каменном полу, в темноте – масляные лампы унесли. Я провела ночь в холоде и страхе, мне мерещились попеременно то лебедь и его черные глаза, то глаза сотен горожан, пораженных при виде меня. Я волновалась – не столько из-за того, что уже произошло, сколько из-за того, что предстояло мне услышать наутро от матери. Ибо я дала себе слово – не уйду от нее, пока не узнаю правды. Я решила во что бы то ни стало узнать всю правду о себе.

Когда взошло солнце, я закуталась в шерстяной плащ и отправилась в материнские покои. Они находились возле большого тронного зала с открытым очагом, специально для того, чтобы царица могла незаметно удалиться, когда вечерняя церемония затягивалась, а это случалось весьма часто.

Мать недавно проснулась. Когда я вошла в комнату, служанка драпировала ее плечи в тунику цвета остывшего пепла. Я поняла по ее лицу, что ложилась она только для вида и всю ночь не сомкнула глаз, как и я.

Рассветные лучи солнца, словно тонкие детские руки, протянулись через комнату между колоннами.

– Мое дорогое дитя, – обратилась ко мне мать, – позавтракай со мной.

Она указала на поднос с медом и хлебом, но сама не прикоснулась к еде. Я тоже.

– Елена, меня мучает страх за тебя, – сказала мать. – Ты знала, что тебе запрещено покидать дворец. И твоя сестра тоже знала. Она стала неуправляемой, и пора подыскать ей мужа, который нашел бы на нее управу. Ты не представляешь, какая беда могла произойти во время вашей прогулки. Да она, можно сказать, и произошла.

Больше я не допущу уверток и умолчаний. Правда должна быть открыта, извлечена на белый свет.

– Но, матушка, о какой беде ты говоришь? Горожане – не враги, а ваши с отцом подданные. Они не причинят вреда царевнам. Возможно, если бы я чаще бывала в городе…

– Нет! – Мать хлопнула в ладоши, чтобы заставить меня замолчать. – Нет!

– Все из-за этого пророчества…

Я знала, что слова сивиллы сыграли какую-то роль в том, что меня заключили во дворце. Итак, нужно разобраться с сивиллой и с лебедем. Начнем с сивиллы.

– Это было давно… Когда мы ездили в Дельфы. Там встретили эту колдунью, эту прорицательницу, не знаю точно, как ее назвать. Она что-то предсказала мне… Кажется, будто из-за меня пострадает Азия, пострадает Европа, погибнет много греков. Ты не выпускаешь меня из дворца, чтобы этого не случилось?

Я полагала, что мать ответит отрицательно, но она кивнула в знак согласия: