Нерон. Родовое проклятие

Это успокаивало и вселяло уверенность. Я был под настоящей защитой, и в то же время мне хотелось поскорее вывернуться из рук матери. В ощущение уверенности закралось нечто темное, но я отогнал это прочь.

* * *

Спустя пару дней на виллу приехали Аникет и Берилл, а с ними еще с десяток рабов для прислуги. Разной утвари на вилле нашлось более чем достаточно, она была обставлена и украшена так, что даже дом на Палатине не мог с ней сравниться. На террасе с видом на море стояла скульптурная группа: мужчина и двое юношей борются с гигантской змеей, которая пытается удушить их своими мощными кольцами.

Встав напротив, я попытался проследить за очередностью змеиных колец. Мужчина изо всех сил старался высвободиться, но у него ничего не получалось. Юноши были гораздо слабее его, змея крепко их держала, не оставалось никакой надежды на спасение.

– Великолепно, – заметила мать. – Мы украли эту скульптуру у греков. Вернее, не украли, а позаимствовали. Сделали мраморную копию бронзовой греческой скульптуры. О, я бы многое отдала за оригинал! Кажется, он в Дельфах.

– А кто это?

– Это Лаокоон, верховный жрец Посейдона в Трое, и его сыновья. Они пытались предупредить троянцев о том, что нельзя впускать в город того коня, но Афина, чтобы заставить их замолчать, наслала на них морских змей.

Почему Посейдон не защитил своего жреца? Мне не нравился Посейдон, но я бы никогда не признался в этом вслух, ведь мне наверняка предстояло путешествовать по его морю. Стоя на террасе, я слышал, как волны разбивались о скалу – звуки его царства.

Позднее в тот же день я обследовал эту скалу, однако не осмелился спуститься по тропинке вниз. Чистое море тянулось до самого горизонта, но Аникет как-то поведал мне, что если бы я был птицей, то мог бы по прямой долететь до Сардинии. А если бы полетел чуть левее, то довольно скоро приземлился бы на маленький остров, где жила в изгнании моя мать.

– Но смотреть там не на что, – сказал Аникет. – Остров голый, никаких естественных источников воды – идеальная тюрьма под открытым небом.

У меня никогда не возникало желания увидеть это место, и я сменил тему:

– А тут, в Антиуме, есть храм?

– Да, и очень большой. Храм Фортуны, богини судьбы и удачи. Там даже есть жрица. Не такая известная, как сивиллы в Кумах и Дельфах, но, осмелюсь сказать, очень достойная. А еще есть святилище в том месте, где когда-то сошел на берег сын Энея Асканий.

– Я хочу туда пойти!

– Могу попросить разрешения отвести тебя туда… если сегодня и завтра проявишь усердие на наших уроках.

Я неусидчив и склонен к беспокойству. Сознавая это, я старался контролировать себя и изображал интерес, пока Аникет рассказывал о монументальной «Истории от основания города» Тита Ливия, хотя на самом деле мне этот труд казался очень скучным. Но в конце занятий меня ждала награда, и я не хотел ее упускать, так что пришлось вытерпеть чтение отрывков из книг.

* * *

Аникет сдержал слово и повел меня в Антиум – по сравнению с Римом крохотный городок, но там был храм, которым мог бы гордиться любой город. Святилище на платформе из золотого камня окружали мощные колонны. Рядом собрались толпы людей – одни пришли поклониться богине судьбы, другие просто торговали с прилавков подношениями, цветами и благовониями.

– Подходите, покупайте! – зазывал самый крикливый торговец, размахивая букетом нарциссов и фиалок. – Ее любимые цветы!

Аникет купил букетик, пояснив, что мы должны поднести что-то богине, но нужно оставить несколько монет для жрицы. Ритуал проходил так: статую богини выдвигали из полумрака святилища, а служитель храма выносил небольшую шкатулку с деревянными жетонами. Желающие узнать о своем будущем по одному подходили к служителю, доставали из шкатулки жетоны и читали предсказание богини судьбы.

– Фортуна не богиня слепой удачи или жестокого случая, она – богиня скрытой воли судьбы, которая предопределена и неминуема, – сказал Аникет. – Мне трудно объяснить разницу, но это так.

– Значит, моя судьба предопределена? – спросил я. – И что бы я ни делал, я не смогу ее изменить?

– Именно это некоторые и утверждают, – ответил Аникет. – Однако боги славятся тем, что часто меняют свои решения.

Мы медленно двигались вместе со всеми в очереди. Я заметил, что люди с любопытством на нас поглядывают: видимо, слух о том, что моя мать вернулась в Антиум, уже разлетелся по городу. Но я не хотел, чтобы меня с ней отождествляли, лучше бы стал невидимым в ожидании ответа о своей судьбе.

Мужчина перед нами достал жетон и поспешил уйти прочь, чтобы прочитать предсказание подальше от чужих глаз. Теперь я стоял перед суровым лицом богини. Значит, вот так выглядит судьба? Действительно ли она так непреклонна и беспощадна? Аникет тихонько похлопал меня по плечу – настал мой черед подойти к шкатулке с жетонами.

Шкатулка с открытой крышкой стояла на деревянном столе. Она была такой маленькой, что даже для моей детской руки в ней было не так много места. Я запустил пальцы внутрь и сразу наткнулся на гладкие деревянные жетоны. Взял первый попавшийся и услышал, как они глухо застучали друг о друга. Если то, какой из них я возьму, предопределено, значит мои пальцы движутся по собственной воле? Они ухватили жетон, я его вытащил и сразу отошел, уступая место следующему просителю.

Крепко сжав жетон в кулаке, я отвел Аникета в тень за палатками торговцев. Как только мы остановились, я разжал кулак и посмотрел на лежащий на потной ладони жетон. Пророчество было на греческом, но я все еще не умел читать ни на латыни, ни на греческом и поэтому молча передал жетон Аникету, чтобы тот перевел для меня, что там написано.

Аникет нахмурился. Что же там? Что-то зловещее или ужасное? О, зачем я вытащил именно этот жетон? Почему не вытянул тот, который лежал рядом? Ну почему, почему?

– Что я могу сказать, это загадка, – криво улыбнулся Аникет. – Здесь начертано: «Скрытая музыка недостойна уважения». Жрица сегодня довольно смутно передает пророчества, но она этим славится. Тебе, маленький Луций, придется самому разобраться. Постарайся истолковать пророчество, насколько это возможно. Что же до меня, я не могу понять смысла этих слов.

После храма Фортуны мы отправились на побережье к святилищу моего предка. Там была небольшая, защищенная скалами бухта. Волны бились о них, но даже во время прилива не могли добраться до статуи Аскания.

Асканий был так прекрасен, что я подумал: «Не потому ли, что он внук богини?»

Я должен был испытывать волнение, но в тот момент мог думать только о пророчестве. «Скрытая музыка недостойна уважения» – жетон будто выжег слова на моей ладони. Что бы это ни значило, отныне они подчиняют себе мою судьбу.

X

Жизнь на вилле матери казалась настоящей идиллией. Один безмятежный день приходил на смену другому, и даже зимой вилла была прекрасна. Иногда брызги от бьющихся о скалы волн долетали до самых окон и, если ветер был достаточно силен, укрывали нас чудесным соленым туманом.

Мои занятия с наставниками продолжались, и порой я воображал, как моя голова распухает от знаний, будто дыня на стелющемся по земле стебле. В меня вдалбливали латинский алфавит, пока я не вызубрил его так, что мог выкрикивать по команде. После этого меня принялись учить выводить на дощечках буквы – первый шаг к умению писать, а затем наконец и читать. Наставники дали мне деревянную дощечку с вырезанными буквами, чтобы я, повторяя их очертания, тренировал руку.

– Нет-нет, Луций! – возвысил голос Берилл и, выхватив стилос у меня из левой руки, переложил его в правую. – Пиши этой рукой!

– Но мне так неудобно, – возразил я.

– Правильно – правой рукой, – стоял на своем Берилл.

Мне было труднее писать правой, но, когда Аникет согласился с Бериллом, я сдался.

– Обычные люди пишут правой рукой, – сказал Аникет. – Не позволяй им думать, что ты хотя бы в чем-то не такой, как они! Надень браслет на левую руку – так тебе будет легче.

Я стянул золотой браслет с правого запястья. Внутри хранились кристалл-оберег и кожа существа, которое отпугнуло покусившихся на мою жизнь наемников. Мать, как и обещала, заказала оберег из той самой змеи и заставила носить его, чтобы я всегда помнил о своем чудесном спасении.

– Когда освоишь это, перейдем к восковым табличкам, – объявил Аникет.

– А потом станем учить тебя чтению, – заключил Берилл.

Чтение! Выгодный обмен. Ради чтения стоит забыть о левой руке и начать писать правой.

* * *

К тому времени, когда я научился легко и естественно писать буквы правой рукой, на виллу пришла весна. Сладкое тепло ласкало сады и умасливало почки превратиться в маленькие зеленые листья. Садовники вскапывали землю вокруг деревьев и вдоль посадочных гряд, и этот запах – эта вонь земли – давал жизнь благоухающим цветам. Вот в чем великая тайна. Я гулял по садам виллы, и мне нравилось расспрашивать садовников, как и когда расцветают всякие растения. Садовники были очень терпеливы, они рассказывали, откуда привезли на виллу те или иные саженцы и обо всяких связанных с ними приметах или суевериях.

– Вон тот тис – его любили фурии, то есть использовали его ядовитые иголки. А вон тот тысячелистник, – садовник показал на только пробившиеся из-под земли ростки, – помог Ахиллу залечить раны. Мы до сих пор им пользуемся. А крокусы, фиалки, ирисы, гиацинты, нарциссы и розы – все они священные цветы Персефоны, потому что она как раз их и собирала, когда ее похитил Аид.

Я молча показал садовнику на кусты, которые пока не готовились зацвести.

– Это царица всех цветов, роза, – сказал садовник. – Но не стану кривить душой: лучшие розы растут в Александрии. Оттуда мы их и привозим.

И тут вдруг посреди нашего разговора из-под одного из розовых кустов донесся громкий хруст.