Поцелуй виконта

– Что вы говорите! – воскликнул старший конюх, будто впервые слышал о подобном происшествии.

– Да-да!

В это время, встревоженный суматохой, из пивного зала вышел хозяин постоялого двора. Вытирая руки о замасленный фартук, повязанный поверх толстого живота, он поспешил вперед мелкой рысью, что при его комплекции производило забавное впечатление.

– Ба, да это вы, лорд Бромвелл! – воскликнул он. – Надеюсь, вы сами не пострадали?

– Нет, нисколько, мистер Дженкинс, – отвечал виконт, смахивая грязь с кожаных штанов. – К сожалению, не могу сказать это о других. Нам срочно нужны врач, другой экипаж, а для меня верховая лошадь, вряд ли все мы поместимся в одном экипаже. Разумеется, я заплачу…

– Милорд! – возмущенно вскричал Дженкинс, прижав руки к груди. – Никогда!

Бромвелл благодарно ему улыбнулся. Между ни ми существовала давнишняя взаимная симпатия, поэтому он с досадой наблюдал надменное отношение своего отца к хозяину постоялого двора.

– Эй, Сэм! – крикнул Дженкинс старшему конюху. – Приготовь мою коляску и оседлай для его светлости Браун Бесси. Только возьми хорошее седло! А ты, Джонни, поставь сапоги у двери и беги за доктором, – приказал он чистильщику. – И поскорее, одна нога здесь, другая там, понял?

Мальчик тут же выбежал со двора, а конюхи и грумы повели усталую лошадь в конюшню. Подхватив корзину с бельем и снова водрузив ее на свое крутое бедро, женщина неохотно двинулась к прачечной. Зеваки вернулись на свой пост у дверной притолоки, откуда им были видны все въезжающие всадники и экипажи.

– Пожалуйте, ваша светлость, выпейте чего-нибудь, пока готовят лошадь и коляску, – радушно пригласил Дженкинс виконта. – Может, пожелаете умыться.

Бромвелл провел рукой по своей щеке и обнаружил и на ней брызги грязи.

– Да, пожалуй, стоит умыться.

Он последовал за хозяином к двухэтажному деревянному строению с пивной и столовой на первом этаже и со спальнями для гостей на втором.

Хотя лорд Бромвелл давно утратил малейшие признаки тщеславия, считая, что в отношении внешности ему далеко до своих друзей, шагая следом за Дженкинсом по грязному, усеянному соломой двору, он невольно думал, какое впечатление произвел на свою спутницу.

И какой дьявол толкнул его на этот дурацкий поступок? Правда, девушка была прехорошенькой, с изумительными зеленоватыми глазами, и, когда недалеко от Лондона она бежала к карете, он успел разглядеть под скромным серым плащом ее ладную фигурку. Но не в первый же раз он встретил красивую девушку. А туземные красавицы, которых ему довелось видеть почти полностью обнаженными во время короткого пребывания в тропиках! И если она сразу привлекла его внимание, то зачем он притворялся спящим, пока не заснул по-настоящему? Вот если бы он заговорил с ней, то сразу задался бы вопросом: как случилось, что девушка с такой правильной речью и изысканными манерами путешествует одна, без компаньонки?

Вероятно, она гувернантка или прислуга высшего ранга.

Но, кем бы ни была его попутчица, ему следовало бы стыдиться своего внезапного порыва – если бы он не доставил ему такого удовольствия.

– Слышь, Марта, у нас в гостях лорд Бромвелл, чудом избежавший гибели, – войдя в пивной зал, обратился хозяин к своей жене, стоявшей у кухни. – Вообрази, почтовая карета опрокинулась прямо на полном ходу!

Добрая толстушка миссис Дженкинс ахнула и кинулась к виконту, словно желая осмотреть его повреждения.

– Не беспокойтесь, – быстро предупредил ее виконт. – Насколько я могу судить, никто серьезно не пострадал. Ваш муж уже послал за доктором и предложил взамен свою коляску.

– Ну, слава Господу! Но разве я не твердила все время, что почтовые кареты слишком старые и изношенные, что в них просто опасно ездить?! – заявила миссис Дженкинс, остановившись и уперев руки в пышные бедра. Она сердито уставилась на них, будто считала их ответственными за это несчастье и что в их власти было устранить все недостатки в работе королевской почты.

– Да-да, женушка, говорила, – покорно подтвердил мистер Дженкинс. За долгие годы знакомства с супругами Бромвелл понял, что разгневанную миссис Дженкинс можно было утихомирить только одним способом – ни в чем ей не перечить. – Вели Саре принести в голубую комнату лучшего вина, пока лорд Бромвелл слегка приведет себя в порядок. Ему не помешает подкрепиться.

– Там уже есть чистая вода и свежее белье, милорд, – сообщила она и ретировалась.

– Хотя, конечно, она права, – заметил Дженкинс, почтительно провожая гостя. – Эти почтовые экипажи, что кареты, что дилижансы, просто позор, вот что я вам скажу, милорд!

Они миновали пивной зал, вызвав живое любопытство нескольких посетителей, которые сразу начали перешептываться.

И не только из-за несчастного случая, о котором успели узнать, или из-за его костюма, забрызганного грязью, – до Бромвелла донеслись слова «кораблекрушение» и «людоеды».

Видно, он никогда не привыкнет к этим любопытным и назойливым взглядам, которые преследовали его, где бы он ни появился. И хотя его радовало, что успех написанной им книги вызвал всплеск интереса к миру природы, в такие моменты он тосковал о былой неизвестности.

Знала ли, догадывалась ли его юная спутница, кто он такой? Не потому ли она так страстно ответила на его поцелуй?

И если это так, то как ему вести себя, когда он вернется?

– В кувшине чистая вода, правда, холодная, а там вы найдете полотенца.

– Благодарю вас, Дженкинс.

– Позвоните, если вам что-нибудь понадобится, милорд.

– Разумеется, – пообещал Бромвелл, и трактирщик вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Лучшая комната гостиницы была маловата по сравнению с комнатами Бромвелла в отцовском поместье и в лондонском доме, но чистенькой и уютной, с дешевыми ситцевыми занавесками в сине-белую полоску, таким же покрывалом и фаянсовым умывальником. Пол со скрипучими половицами покрывал яркий лоскутный ковер. Бросив взгляд на кровать, он вспомнил жалобы своего друга Друри. В прошлый раз, направляясь к Бромвеллам на Рождество, он останавливался здесь на ночь и не мог заснуть из-за нещадного скрипа сетки кровати.

«Воображаю, как поразились бы мои друзья, если бы узнали о моих сегодняшних подвигах», – с усмешкой подумал виконт. Не тому, что он пристрелил несчастную лошадь – избавить ее от страданий было актом милосердия, и иного они от него и не ожидали бы. Но тому, что он, Багги, ученый сухарь, вечно поглощенный своей любимой наукой, поцеловал женщину, которую едва успел разглядеть.

Разумеется, он знал, что природа подталкивает мужчин к поиску сексуальных наслаждений, и ему не были чужды естественные инстинкты (что могли бы подтвердить юные обитательницы знойных тропиков), но в Англии он всегда неукоснительно следовал строгим нормам этикета.

Гм, до сегодняшнего дня.

Врожденная сдержанность изменила ему в результате шока от аварии, успокоил он себя, умываясь холодной водой и энергично вытирая лицо грубым холщовым полотенцем. Люди по-разному проявляют себя в разных обстоятельствах, в чем он не раз убеждался за время своего последнего путешествия. Порой те, кто на суше производил впечатление храброго человека, попав в жестокий шторм, терялись и становились совершенно беспомощными, а тот, которого он считал заведомым трусом, самоотверженно бросался спасать своих товарищей.

– Милорд, я принесла вам вина, – раздался за дверью голос миссис Дженкинс, оторвав его от глубоких раздумий, или, как выражался его отец, «от вечных мечтаний».

– Войдите, – ответил он и быстро расправил закатанные рукава рубашки.

Хозяйка вихрем ворвалась в комнату и протянула ему стакан с вином.

– Это просто чудо, что никто не погиб! – громогласно вскричала она, и ее объемистые телеса от возмущения ходуном заходили. Лорд Бромвелл с наслаждением осушил стакан превосходного вина. – Сколько лет я твердила Дженкинсу, что эти колымаги не для наших дорог! Вы должны уговорить вашего друга Друри подать в суд на почтовое ведомство. Говорят, он выигрывает все дела.

– Друри занимается только уголовными преступлениями, – сказал Бромвелл, поставив стакан и сняв сюртук со спинки стула. – А это был просто несчастный случай из-за бродячей собаки, которую Томпкинс по доброте своей не захотел погубить. Я не стану обращаться в суд из-за этого инцидента.

Он надел забрызганный грязью сюртук. Если бы это видел его бывший камердинер! Не зная, сколько времени он проведет в путешествии, да и вернется ли вообще, он уволил Алберта, предварительно снабдив его превосходными рекомендациями и заплатив за полгода вперед. Вернувшись в Англию, он до сих пор не удосужился нанять нового камердинера, что вызывало возмущение Миллстоуна, дворецкого в лондонском доме его отца. Правда, даже Миллстоун вынужден был признать, что виконт научился отлично повязывать себе галстук, поскольку на судне в свободное время он подолгу тренировался перед зеркалом.

Что сказал бы Миллстоун, если бы узнал о случившемся? Скорее всего, укоризненно вздохнул бы и заметил, что его светлости давно следовало приобрести новую карету. Он мог себе это позволить.

Разумеется, мог бы, если бы не затевал новую экспедицию.

А если бы Миллстоуну стало известно о его поцелуе, с ним случился бы обморок. Он и сам ужаснулся, осознав, что поцеловал совершенно незнакомую женщину.

Видимо, отец был прав, когда жаловался знакомым, что сын слишком много времени провел в диких краях и совершенно отвык от цивилизованного общества.

– Готова ли лошадь и коляска? – спросил он у миссис Дженкинс, которая явно настроилась на серьезный монолог.

– Да, милорд, все готово.