Белое Рождество. Книга 1

– Мы вынуждены уехать, – сказал он и, не считая, сунул официанту деньги. – Моей жене плохо... она вот-вот родит.

Габриэль схватилась за спинку кресла. Костяшки ее пальцев побелели.

– Ты готова, милая? – спросил Гэвин, подхватив ее.

– Да, – ответила Габриэль, но, как только Гэвин повел ее из зала, вдруг замерла, навалилась на него всем весом и добавила: – Нет. – Она глубоко вздохнула, прижимая руки к своему огромному животу, и посмотрела на мужа глазами, в которых читались радость и тревожное ожидание. – Я ошиблась, когда говорила, что первый ребенок не появляется так быстро, cheri. Этот ребенок родится очень быстро. – Ее лицо исказилось такой мучительной болью, что Гэвину не было нужды переспрашивать, уверена ли она в своих словах.

– О Господи! – Он обернулся к официанту. – О черт!

Казалось, официант был испуган не меньше Гэвина.

– Кресло, месье! – крикнул он, вытаскивая из-за стола кресло и придвигая его Гэвину, подразумевая, что им должна воспользоваться Габриэль. – Я позову хозяина!

– Позовите врача, ради Бога! – воскликнул Гэвин, увидев, как тяжело дышит Габриэль и каким серым стало ее лицо.

Официант выбежал из зала, и Габриэль судорожно вздохнула.

– У меня отходят воды, – сказала она. – Я вся промокла. Ты не мог бы отвести меня наверх? В тот номер, где мы всегда останавливались?

Гэвин кивнул, вознося небесам молитву, чтобы номер оказался свободен, чтобы вовремя нашелся врач, чтобы ребенок появился на свет здоровым и чтобы роды не повредили Габриэль.

Они уже почти поднялись по лестнице, когда из-за двери выбежал хозяин отеля. Ему хватило одного взгляда на живот Габриэль, на ее лицо, и он, протиснувшись мимо, ринулся вперед и распахнул перед супругами дверь номера, в котором они провели так много ночей.

– Доктора уже вызвали! Чем еще я могу помочь? Принести горячей воды? Полотенец?

Гэвин беспомощно смотрел на него. Ему доводилось слышать, что, когда дело доходит до родов, как правило, требуется много полотенец и горячей воды, но он не имел ни малейшего представления, зачем они нужны. К тому же в номере была ванная, а на аккуратно застеленной кровати лежала целая стопка полотенец.

– Да... нет... не знаю, – ответил он, а Габриэль тем временем вцепилась в дверной косяк и тяжело налегла на него, хватая ртом воздух короткими отрывистыми глотками. – Давай я поддержу тебя и помогу добраться до кровати.

Она присела на краешек постели и вновь глубоко вздохнула. Как только боль утихла, Гэвин уложил ее ноги на кровать, и Габриэль лукаво произнесла:

– Надеюсь, ты не забыл, что это та самая кровать, на которой мы впервые занимались любовью? Может, именно здесь был зачат наш ребенок. По-моему, будет только справедливо, если он здесь же и родится. – Она опять умолкла, закрыла глаза и стиснула пальцы в кулаки.

– Скажи, что я должен делать? – взмолился Гэвин, гадая, куда исчез хозяин и почему до сих пор не пришел врач.

– Ох! – Габриэль издала короткий грудной стон и резко повернула голову набок. Когда она вновь обрела дар речи, то заговорила с большим трудом: – Сними с меня белье, cheri. Расстели на кровати полотенце. Ребенок начал двигаться. Я это чувствую!

Гэвин с ужасом смотрел на нее.

– Не может быть! Врач еще не пришел!

Габриэль глухо, мучительно застонала. Ошибки быть не могло; до сих пор Гэвину ни разу не доводилось слышать подобный звук.

– О Господи, – прошептал он, понимая, что его ребенок вот-вот родится. Страх исчез. Внезапно Гэвин почувствовал себя совершенно уверенно. Дети, которые появляются на свет с такой скоростью, как правило, не доставляют особых хлопот. Все будет хорошо. И даже лучше, чем хорошо. Все будет просто прекрасно.

– Дыши глубже, Габи, – велел он, стягивая с нее трусики, чулки и пояс. – Дыши глубже. Ребенок уже движется. Я его вижу!

Габриэль широко раскинула ноги, высоко подняв колени. На ее взмокшем от пота лице появилось выражение полной сосредоточенности.

– Прекрати тужиться! – скомандовал Гэвин, как только из ее тела показалась головка ребенка. – Не тужься! Дыши глубже!

Гэвину было невдомек, откуда он это знает. Но сейчас это было не важно. Главное, что он все делает правильно.

– Постарайся расслабиться, Габи! – велел он, опускаясь на край постели. В этот миг для него не существовало ничего, кроме волшебного, внушающего трепет зрелища – между ног Габриэль показалось темя младенца, покрытое темно-золотистым пухом.

Габриэль издала громкий, животный крик боли. Ей казалось, что ребенок разрывает ее пополам.

– Нет! – всхлипнула Габриэль и, как только головка младенца вышла наружу, закричала.

Гэвин не слышал ее. Он не замечал ничего, кроме ребенка, появлявшегося из материнского чрева. Головка младенца, теплая и влажная, лежала в его руках. Вдруг движение остановилось, возникла пауза. Габриэль молча хватала ртом воздух.

– Кажется, настало время тужиться снова, – сказал Гэвин, не отрывая взгляда от головки ребенка, которую держал в ладонях с бесконечной нежностью. – Напрягись, чтобы вышли плечики, Габи. Но не переусердствуй. Мягче. Осторожнее.

Тело женщины напряглось, и теперь уже ничто не могло остановить потуг. Габриэль взмокла от пота, едва живая от боли, но, невзирая ни на что, ее охватило бурное ликование. Ребенок почти родился. Скоро все кончится. Казалось, все ее силы сосредоточились в нижней части живота. Оттуда хлынула жидкость, и Габриэль почувствовала скользящее движение, которое внезапно сменилось ощущением полной пустоты. Твердая, словно камень, масса, разрывавшая ее тело пополам, куда-то исчезла. Боль отступила. Ребенок, которого она вынашивала долгие девять месяцев, покинул ее тело.

– О Господи! – всхлипнула она, пытаясь приподняться на подушках, чтобы посмотреть на младенца. – Все хорошо? Почему он не кричит, Гэвин? Почему он не кричит?

Гэвин не слушал. Он мягко и осторожно удалил слизь с носа и губ ребенка. Пуповина была синяя, толстая и скручивалась. Гэвин перерезал ее и перевязал. Ребенок продолжал молчать, и он ласково дунул ему в лицо. Скользкое влажное тельце чуть дрогнуло в его ладонях, и послышался слабый плач.

– О Господи, – вновь всхлипнула Габриэль, на сей раз с облегчением. – Все в порядке? Кто у нас родился? Мальчик? Девочка? Гэвин, прошу тебя, дай мне его подержать!

Только сейчас, впервые с того мгновения, когда появилась головка младенца, Гэвин посмотрел на жену.

– Мальчик, – ответил он, широко улыбаясь. – Ты родила мальчика, Габи, и он – само совершенство!

Обернуть младенца было нечем, и Гэвин вложил его в нетерпеливо протянутые руки Габриэль. Сморщенное красное тельце все еще было покрыто кровью и слизью, глаза закрыты, крохотные ручонки сжаты в кулачки. Ребенок громко кричал.

– Что теперь? – спросил Гэвин, глядя на мать и младенца. Он чувствовал, как по его щекам катятся слезы радости и облегчения. – Могу я еще что-нибудь сделать?

– Нет! – уверенно отозвалась Габриэль. – Ты был просто великолепен, любовь моя, но тебе больше ничего не надо делать. Скоро приедет врач. Мне нужно лишь укутать чем-нибудь ребенка, чтобы он не простудился.

Гэвин протянул ей полотенце, и они вдвоем запеленали сына. Тот сразу перестал плакать, засопел и надул губки с видом проголодавшегося человека.

– Вот чего он хочет, – с удовлетворением произнесла Габриэль, обнажая грудь и поднося к ней ребенка. Она провела соском по его жадно ищущему ротику, и мальчик немедленно зачмокал.

– Такой маленький – и уже такой умный, – изумленно промолвил Гэвин.

Габриэль рассмеялась и посмотрела на него сияющими от радости глазами.

– Кажется, начинает отходить плацента, – сказала она. – Приготовь еще одно полотенце. Где же врач? У меня такое чувство, будто ему позвонили несколько часов назад.

Гэвин отправился в ванную за полотенцем и бросил взгляд на наручные часы.

– Вовсе нет, – сказал он таким тоном, словно не верил собственным глазам. – Прошло всего двадцать минут.

Габриэль с любовью смотрела на чмокающего сына.

– Как мы его назовем?