Промышленный шпионаж

Информация может обеспечивать и успех, и неудачу; если коммерческая тайна украдена, конкурентное игровое поле может оказаться выровненным или даже опрокинутым в пользу конкурента.

Несмотря на то, что большая часть сбора информации осуществляется юридически дозволенным образом (посредством конкурентной разведки), корпорации иногда считают, что лучший способ получить информацию – это забрать ее. Экономический или промышленный шпионаж представляет собой угрозу для любого бизнеса, средства к существованию которого зависят от информации.

Можно с уверенностью констатировать, что в последние годы экономический или промышленный шпионаж принял расширенное определение. К примеру, попытки саботировать корпорацию можно считать промышленным шпионажем; в этом смысле данный термин принимает более широкие коннотации его родительского слова.

То, что шпионаж и саботаж (корпоративный или иной) стали более четко связанными друг с другом, также подтверждается рядом профильных исследований, как правительственных, так и корпоративных.

В настоящее время правительство США проводит полиграфическое обследование под названием «Испытание шпионажа и саботажа» (TES), способствующее распространению все более популярного, хотя и не консенсусного мнения тех, кто изучает контрмеры в отношении шпионажа и саботажа, и взаимосвязи между ними. На практике это особенно касается «доверенных инсайдеров». Они обычно считаются функционально идентичными и используются с целью получения информации для обеспечения контрмер.

1.4 Агенты и процесс сбора информации. Эффективность промышленного шпионажа

Агенты и процесс сбора информации

Промышленный или экономический шпионаж чаще всего обеспечивается одним из двух способов. Во-первых, когда недовольным сотрудником присваивается информация в целях продвижения чьих-то интересов либо нанесения ущерба компании. Во-вторых, когда конкурент или иностранное правительство ищет информацию ради продвижения своих технологических либо финансовых интересов. «Родинки» или доверенные инсайдеры обычно считаются наилучшими источниками шпионажа (промышленного или экономического).

Исторически известный как «patsy», инсайдер может быть вызван с его согласия или под принуждением ради предоставления информации. Первоначально можно попросить передать пассивную информацию, и как только она скомпрометирована из-за совершения преступления, обеспечить передачу более чувствительных материалов. Лица могут оставить одну компанию для работы в другой и получения конфиденциальной информации. Такое явное поведение было в центре внимания многочисленных случаев промышленного шпионажа, приведших к юридическим баталиям.

Некоторые страны нанимают для шпионажа людей, не используя свои разведывательные службы. Академики, бизнес-делегаты и студенты считаются часто используемыми правительствами для сбора информации.

Некоторые из стран, например Япония, как сообщается, ожидают, что ученики будут проинформированы о возвращении домой. Шпион может последовать за экскурсией по фабрике, а затем «потеряться». Шпионом может оказаться инженер, обслуживающий человек, уборщик, инспектор либо страховой агент, одним словом любой, у кого имеется законный доступ к помещениям.

Шпион может ворваться в помещение, чтобы украсть данные, он может осуществлять поиск в макулатуре и мусоре, это известно как «дайверское погружение». Информация может быть скомпрометирована с помощью запросов информации, маркетинговых исследований или использования технической поддержки, или исследований, или программных средств. Аутсорсинговые промышленные производители могут запрашивать информацию вне согласованного контракта.

Компьютеры способствовали сбору информации из-за простоты доступа к солидным объемам информации посредством физического контакта или Интернета.

Эффективность промышленного шпионажа [3]

Фото из источника в списке литературы [3]

Промышленный шпионаж более эффективен, чем R & D (НИОКР).

Исследование: Эрик Мейерсон, профессор Стокгольмской школы экономики объединился с Альбрехтом Глитцем, адъюнкт-профессором Университета Помпеу Фабра для изучения архивов Министерства государственной безопасности Восточной Германии.

Исследователи проанализировали 189 725 отчетов информаторов и сделали сравнение с экономическими данными промышленного сектора Восточной и Западной Германии с 1969 по 1989 год. В их исследовательском отчете было указано, что Восточная Германия имеет значительную экономическую отдачу от своей государственной промышленной операции по шпионажу. Шпионаж сузил технологические пробелы между двумя странами и был настолько успешным, что обусловил приложение усилий на НИОКР на Востоке.

Рассмотрим вопросы HBR к профессору Мейерсону и его ответы на них, они приведены ниже, они взяты из статьи Industrial Espionage Is More Effective Than R&D (Curt Nickisch) [3].

HBR: «Эффективнее ли корпоративный шпионаж, чем инновации? Действительно ли он оправдывает больше надежд, чем законные программы R & D?»

– Мейерсон: «Промышленный шпионаж имел весьма существенный эффект в Восточной Германии. Информация, полученная благодаря ему, уменьшала разрыв в технологиях и производительности между Восточной и Западной Германией. Каждое стандартное отклонение в усиленной шпионской деятельности сузило так называемый общий разрыв в производительности факторов производства на 8,5 процентных пункта. И шпионаж был особенно эффективен в тех секторах, где западные страны проводили политику экономического сдерживания против восточного блока, пытаясь предотвратить передачу технологий».

HBR: «Как бы вы оценили успех корпоративного шпионажа?»

– Мейерсон: «Государственное шпионское агентство в Восточной Германии разместило тысячи информантов в Западной Германии и помогло им поработать в Siemens, AEG / Telefunken, IBM и других компаниях. Мы измерили поток информации – от промышленной шпионской деятельности в Западной Германии и других европейских странах до главного разведывательного агентства Штази в Восточной Германии. Мы получили много метаданных из отчетов информантов, оказавшихся чрезвычайно полезными. Эмпирическая основа нашей работы – это то, что мы могли бы связать ключевые слова информаторов с развитием конкретных промышленных секторов».

HBR: «Вы рекомендуете, чтобы компании больше инвестировали в шпионаж, чем в НИОКР?»

– Мейерсон: «Нет нет. Я должен быть очень осторожным. Я не рекомендую этого, учитывая то, что произошло позже в Восточной Германии. Хотя в коммунистическом блоке у нее была самая сильная экономика, компаниям было трудно конкурировать после воссоединения Германии».

HBR: «Успех в шпионаже вносит свой вклад?»

– Мейерсон: «Один из результатов был очень важен: промышленный шпионаж, возможно, потому, что он был настолько успешным, вытеснил стандартные формы исследований и разработок. Все эти отрасли промышленности отказались от многих возможностей НИОКР. Если бы продолжалась «холодная война», для Восточной Германии было бы очень трудно стать лидером любого сектора, именно потому, что она была сильно сосредоточена на промышленном шпионаже. Если вы хотите увеличить свою производительность, вы можете выбирать между кражей чужих секретов или попыткой генерировать инновации самостоятельно. В Восточной Германии новые патентные заявки на самом деле упали по количеству, когда промышленный шпионаж увеличился. В конечном итоге это было бы вредно. В конце холодной войны многие восточногерманские компании были достаточно продвинуты, но внезапно у них не стало такого источника передачи технологий, как шпионаж. Поэтому им пришлось обновлять и выполнять свои собственные исследования и разработки.

Приток промышленного шпионажа заставил восточногерманские фирмы действительно полагаться на правительство. Трудно сдаться. Да, точно. Это похоже на НИОКР на кокаине. Вы добираетесь туда очень быстро, но вы на самом деле не разрабатываете инструменты для инноваций в долгосрочной перспективе. Для тех, кто предвидит себя навсегда отставшими, в странах, которые никогда не станут лидерами в области технологий, вполне может быть польза от промышленного шпионажа. Но если вы хотите быть лидером в области технологий, не факт, что шпионаж будет иметь большой эффект».

HBR: «Какие правительства, по вашему мнению, будут читать ваш исследовательский отчет с особым интересом?»

– Мейерсон: «Северная Корея, вероятно, наиболее похожа на Восточную Германию. Я предсказываю, что и другие страны, ограничивающие защиту интеллектуальной собственности и подвергаются различным видам экономических санкций, тоже будут заинтересованы. Сбор данных человеческими разведчиками по-прежнему имеет значение. Сегодня у нас есть все эти сложные формы электронного шпионажа. В прошлом было время, когда человеческий интеллект мог также генерировать большое экономическое преимущество, и, возможно, это все еще так».

HBR: « Что заставило вас изучить это?»

– Мейерсон: «Меня всегда очаровывал шпионаж. Я рос, читая романиста Джона Ле Карре, и я смотрел много шпионских фильмов. В Швеции было множество известных случаев, происходивших с влиятельными людьми, долгое время шпионившими за Советским Союзом. Я также посетил Берлин очень вскоре после падения Берлинской стены. Двадцать лет спустя я прочел некоторые из этих архивных материалов Штази. Идею об исследовании я полностью продумал. Я поведал о ней Альбрехту Глитцу, немецкому экономисту, и он также считает ее очень интересной. Через неделю я получил от него электронное письмо. Он сказал, что данные есть; нам просто нужно убедить власти предоставить их».

HBR: «Где еще вы хотите применить итоги исследования?

– Мейерссон: «Мы хотели бы понять шпионаж с позиции выбора рабочей силы. Вы знаете, почему кто-либо стал информатором? Я имею в виду, эти осведомители не были шпионами Джеймса Бонда. Они не прыгали в дымящихся куртках с глушителями на своих пистолетах. Возможно, некоторые из них имели политические пристрастия, но для многих из них это было просто как дополнительный доллар в конце месяца. И поэтому я нахожу это очень интересным, это развитая культура шпионажа».

HBR: «Каков ваш любимый случай промышленного шпионажа в истории?»

– Мейерсон: «Самый ранний зарегистрированный случай промышленного шпионажа, спонсируемого государством, произошел в шестом веке. Считается, что два несторианских монаха успешно контрабандно ввозили яйца шелкопряда из Китая в Византийскую империю, скрывая их в бамбуковых тростниках. Яйца черных шелкопрядов, должно быть, были очень тяжелыми. Во время этих поездок их нужно было хранить свежими месяцами, а может быть, даже годами. Но последствия этого подпольного подвига были огромными. Это помогло Византийской империи сломать китайскую монополию на производство шелка и монополию персов на торговлю шелка с Западом. Византийская империя получила свою новую монополию на производство и торговлю шелка в Европе. Это было очень выгодно, и в результате этого многие территории вокруг восточного Средиземноморья увидели новое экономическое развитие. Целые страны в отношении производства и торговли перевернулись именно так. Еще один интересный случай произошел в 1970 году, когда восточногерманские эксперты смогли реконструировать IBM 360. Три года спустя компания из Дрездена производила до 100 компьютеров в год. Это довольно круто, что они смогли сделать это в значительной степени за счет промышленного шпионажа».

HBR: «Как я могу узнать, есть ли в моем офисе шпион, пытающийся узнать, как мы делаем такие замечательные вопросы?»

– Мейерсон: «Это хороший вопрос. Я бы не ожидал, что шпионом станет самый экстравертный или подозрительный человек. Им может стать кто угодно. Я думаю, что это очень сложно предсказать».

1.5 Влияние промышленного шпионажа на экономический рост. Экономический шпионаж из-за рубежа

Влияние промышленного шпионажа на экономический и технологический рост [3]

Значимость новых работ по экономике может дать нам новое представление о роли промышленного шпионажа в обеспечении экономического роста и получения более четкого представления об оценке влияния шпионажа на отношения между США и Китаем. Государства ведут себя так, как будто промышленный шпионаж важен; развивающиеся страны прикладывают значительные усилия, чтобы украсть технологии из развитых стран, а передовые страны делают шаги для защиты своих передовых технологий от краж.

Сегодня официальные лица США неустанно жалуются на кражу интеллектуальной собственности Китаем, а Китай продолжает красть IP. Но ученые изо всех сил пытались продемонстрировать значительное влияние.

Промышленный шпионаж конкурирует с американскими НИОКР с потенциально далеко идущими негативными последствиями. Кроме того, у отсталых экономик часто возникают проблемы с использованием украденной технологии, приобретения с помощью шпионажа часто приводили к техническим тупикам, а не к прочному прогрессу.

Альбрехт Глитц и Эрик Мейерсон предполагают, что, по крайней мере в некоторых случаях промышленный шпионаж работает [3]. Глитц и Мейерсон использовали обширные ресурсы из архивов разведки Восточной Германии (ГДР), а также ряд экономических данных, чтобы продемонстрировать, что программа шпионажа ГДР против западногерманской (ФРГ) окупилась значительным технологическим ростом, даже когда она вытеснила отечественные исследования и разработки. Они также привели факты, чтобы продемонстрировать, что технологическая база ГДР росла быстрее именно из-за промышленного шпионажа, чем если бы этого шпионажа не было.

Восточногерманская операция была масштабной. Шпионы проникли в каждый институт западногерманской жизни, включая академические круги, профсоюзы, правительство и частные фирмы. Администраторы проигнорировали похищенную информацию по экономике Восточной Германии, сосредоточившись на наиболее конкурентоспособных отраслях промышленности.

Несмотря на репрессивный характер ГДР, усилия работали. Восточная Германия поддерживала самую развитую конкурентоспособную экономику в Восточном блоке. Восточные немцы также имели большие преимущества, которых не хватало другим странам Восточного блока.

Восточногерманское шпионское проникновение в западногерманскую жизнь не имело себе равных по понятным причинам – общий язык и социальная близость. Восточногерманская экономика имела больше общего с западногерманской (и, следовательно, обладала большей абсорбционной способностью для конкретных технологий), чем, например, Советский Союз с Соединенными Штатами.

Какие последствия имеет это для наших рассуждений о промышленных усилиях Китая по шпионажу? Во-первых, конкретная оценка сложна. У исследователей были обширные архивные ресурсы. Доступность такого богатства разведывательных данных, мягко говоря, необычна. У исследователей никогда не было доступа к этим большим данным после падения Советского Союза и почти наверняка они никогда не будут иметь в такой же степени знания о текущих операциях Китая. Таким образом, мы можем только догадываться о реальном влиянии индустриальных шпионских усилий Пекина на Запад. Китай также занимает гораздо большие позиции в мировой экономике, чем ГДР. В то время как Соединенные Штаты намеренно изолировали Восточную Германию от глобальных технологий,

Китай продолжает получать массированные инъекции искусственного интеллекта и передачу технологий от западных фирм. Китайская экономика гораздо менее централизована, чем восточногерманская. Следовательно, промышленный шпионаж может играть менее важную роль в технологическом успехе Китая. Однако, несомненно, верно, что Китай достиг высокого уровня проникновения в Соединенные Штаты и другие западные общества. Это включает в себя фактический шпионаж, а также множество видимых юридических, академических и коммерческих отношений. Самый большой вопрос может заключаться в том, создал ли Китай административный потенциал для распространения этих знаний в своем промышленном секторе.

Экономический шпионаж из-за рубежа