Минск и евреи. История, холокост, наши дни

В переводе с идиша „Гоб рахмонес“ – означало „имей сочувствие“. Однако телеграфистка, прочитав бланк телеграммы, сказала „подождите минуточку“ и исчезла в глубине отделения связи и вскоре вернулась в сопровождении милиционера. Он подошел к писателям и грозно спросил:

– Что за непонятные телеграммы посылаете, граждане? Может быть, это шифр такой? Может быть, вы шпионы?

Несмотря на анекдотичность ситуации, неприятности могли последовать более чем серьезные. Страну захлестывала волна шпиономании, и людей, бывало, расстреливали и по более абсурдным поводам. Объяснять про язык идиш тоже не следовало: до борьбы с космополитами было еще далеко, но первые звоночки в виде закрытия еврейских школ уже раздавались. Необходимо было срочно придумать отмазку.

И гениальный поэт Купала её придумал.

– Товарищ, – сказал он милиционеру, – какой шифр, о чем вы? Это же просто подписи. Это наши фамилии в телеграмме. Вот он, – Купала указал на Харика – Гоб, он – на Аксельрода – Рахмонес, ну а я – Лесин. Вот и все.

Милиционер посмотрел на Харика и подозрительно переспросил:

– Гоб?

– Гоб, Гоб, – с готовностью подтвердил тот.

– Белорусский писатель Изи Гоб.

Аксельрода милиционер не стал даже спрашивать. И так было видно, что фамилия Рахмонес подходит к нему, как хорошо сшитый костюм.

Телеграмма была благополучно отправлена, новоявленные Гоб, Рахмонес и Лесин получили аванс за никогда не изданную книгу, и отдых продолжился. Увы, это был последний случай, когда поэтам удалось обмануть бдительность органов».

Прошло небольшое время, и произошла гибель И. Харика и З. Аксельрода, а Я. Купалу ждала трагическая гибель при невыясненных обстоятельствах в 1942-м году.

IV Минск 1920-х годов глазами американской исследовательницы

Источник: http://ast300c.blogspot.com/2012/10/blog-post.html

Американской исследовательницей Элиссой Бемпорад написана книга о евреях в довоенном Минске, изданием citydog.by был собран ряд интересных фактов из этой книги, характеризующих мнения исследовательницы, касающиеся разных аспектов жизни евреев Минска в 1920-х годах. Рассмотрим их в нижеследующем изложении.

4.1 Общая характеристика Минска. Отношение евреев к большевикам

Общая характеристика Минска

Американской исследовательницей была дана следующая общая характеристика Минска [12]:

«Минск 20-х годов был симпатичным городом. После революции и оккупаций жизнь устаканилась, надежд было много. И возможности пока еще тоже были.

«Все согласны, что Минск – веселый, оживленный город. Здесь все еще чувствуется шарм, типичный для приграничных литовских еврейских городов, где идеи и контрабанда, боязливость и беззаконие, набожность и ересь, скромность и беззастенчивость, древность и современность трутся друг о друга в неопрятных домах и проулках и наполняют город жизнью, движением и надеждой. «Здесь остаешься слегка провинциальным, немного старомодным и, соответственно, веришь сильнее», – писал журналист Исроэл-Иешуа Зингер. Минским евреям завидовали все: и одесские евреи, и варшавские из «фашистской Польши», и московские. Даже виленские, которые раньше пренебрежительно сравнивали: Вильня и Минск – это как дом и комната (Вильня – центр, мыслители, традиция! A Минск – что с него взять: одни социалисты), – с восхищением наблюдали, как белорусские евреи приходят во власть, а идиш становится языком государственных документов».

Отношение евреев к большевикам

Источник: http://diletant.media/articles/31882932/?sphrase_id=3389141

Американской писательницей была дана следующая характеристика отношение евреев к большевикам [12]:

«Во времена империи евреям приходилось непросто. Антисемитов хватало, и за крики «Прочь с дороги, жид!» на сутки никого не сажали. В общем, еврей даже не имел права на собственное имя. Например, Лейб Розенбаум учился в минской государственной гимназии, и в его классе было немало евреев – 15 из 40 одноклассников.

Однажды учитель спросил Лейбуша, почему тот не откликается на свое имя, и мальчик объяснил, что его зовут не Лев, как обращаются к нему учителя, а Лейб. Учитель ответил, что такого имени не существует. «Как же, если так написано у меня в метрике!» – возразил мальчик, за что его выгнали из класса. Дома между разъяренными родителями разгорелся скандал. Отец говорил, мол, а я давно предлагал перевести его в еврейское училище, но мать ничего не хотела слышать: пойдешь с сыном в школу, возьмете метрику и докажете этим антисемитам, как его зовут на самом деле. И мама таки победила!»

4.2 О положении еврейских детей в школах. Об отношении Минских евреев к беларускому языку

О положении еврейских детей в школах

Источник: https://myhistori.ru/blog/43881988099/30-retro-fotografiy-o-zhizni-evreev-v-SSSR-v-1920-30-godyi?page=3&tmd=1

Американской исследовательницей была дана следующая характеристика положения еврейских детей в школах [12]:

«Школа в БССР, конечно, работала совсем по-другому. Представьте себе: суббота, шестой учебный день, школьники сидят на уроке, но половина из них ничего не пишут. И учитель не обращает внимания, все в порядке – шабат! И тому, что в дни еврейских праздников 30—50% учеников стабильно отсутствовали, тоже никто не удивлялся. После того как религиозные школы закрыли, часть школьников перешла в школы светские, часть – в подпольные. Кроме школ, в подпольную сеть входило 5 училищ и одна талмудическая академия. Все это организовал известный раввин Иегошуа Цимбалист: по пятницам перед закатом он ходил по Минску и оповещал о приходе субботы – заканчивайте дела, идите в синагогу. Власти терпели, раввины из других городов удивлялись: «Такие вещи происходят в такое-то время? Разве это возможно?»

Религиозность в БССР не поощрялась, за нее можно было поплатиться карьерой. Но противостоять еврейской бабушке сложно – по праздникам в синагогу ходили даже комсомольцы. Евреев пытались научить встречаться с соседями в клубе вместо синагоги, зазывали лекциями и концертами, но как-то не срослос»ь.

Об отношении Минских евреев к беларускому языку

Американской исследовательницей была дана следующая характеристика отношения минских евреев к беларускому языку [12]:

«В Минске 20-х годов была языковая проблема, да еще какая! Мирного сосуществования четырех государственных языков не вышло: каждый говорил на своем и никакой другой изучать не собирался. Хоть Декларация о независимости и провозглашала право каждого пользоваться родным языком „в сношениях со всеми организациями и учреждениями Республики“. Евреи считали себя титульной нацией БССР, и их сложно винить: в городе они действительно составляли большинство. В семьях и на улицах говорили на идише. Русский кое-как знали еще со времен империи. А вот изучать белорусский многие из них категорически не хотели: „Он никому не нужен. Существует Белорусский педагогический колледж, пусть там они его и изучают“, „Белорусский – язык деревни и совершенно непонятен городским жителям“, „В Белоруссии нет своей истории и героев“…

Но за пару лет как-то пообвыкли. Снобизм в отношении языков, видимо, остался, но понимать друг друга научились. На общих собраниях выступали каждый по-своему – кто-то по-белорусски, кто-то на идише, редкие люди – по-русски и по-польски. Ну а уличные вывески на четырех языках каждого приезжего приводили в восторг».

4.3. О Минске как о возможном мировом центре еврейских исследований. О нравах минских евреев

О Минске как о возможном мировом центре еврейских исследований

Американской исследовательницей была дана следующая характеристика Минска как возможного центра еврейских исследований [12]:

Моисей (Моше) Кульбак. Источник: http://www.velvet.by/shopwindow/stil-zhizni/obshchestvo/poet-kotorogo-ne-mogli-naiti-shestdesyat-let

«Минск мог стать мировым центром еврейских исследований. Евреи имели собственную секцию в Академии наук. Изучали сами себя – ездили в экспедиции, писали книги. На работу в Минск приглашали профессуру из Нью-Йорка и Берлина. Секретарем еврейской секции был один из самых талантливых и точно самый красивый еврейский писатель ХХ века Моисей Кульбак.

Центра не получилось: цвет еврейской интеллигенции был уничтожен тогда же, когда и все. Кульбаку поставили в вину пьесу о Бойтре – еврейском Робине Гуде с Комаровки. «Главный герой больше похож на племянника виленского Гаона, чем на социалистического героя», «Пьеса содержит в себе элементы анархизма и пессимизма»…

Можно только догадываться о разговорах Моисея Кульбака и Алеся Дудара, Изи Харика и Анатоля Вольного в ночь на 29 октября в тюрьме НКВД, за несколько часов до расстрела в Куропатах».

О нравах минских евреев

Американской исследовательницей была дана следующая характеристика нравов минских евреев [12]:

«Сексуальная революция минских евреев коснулась слабо. Свободная любовь была прерогативой богемы. В письме другу минский литературный критик Ойслендер между делом сообщает об опыте секса втроем: кроме жены, поэтессы Миры Хенкиной, в нем участвовала и юная студентка музыкального техникума. Только факт и никаких осуждений. Ну а общество по-прежнему одобряло „тихих, как мышка, трудолюбивых“ многодетных матерей и косилось на „банковских служащих, которые любят прогуливаться по городским улицам с накрашенными губами и сигаретой во рту“ (были и такие!)».

4.4 О некошерном мясе в Минске. О самом авторитетном минском мяснике. О нелюбви евреев к советской власти

О некошерном мясе в Минске

Американской исследовательницей была дана следующая характеристика положения с некошерным мясом в Минске [12]:

«В Минске 20-х, даже в советских магазинах, сложно было найти некошерное мясо. Продавалось все сплошь кошерное и по более высокой цене. Большинство мясников на бойнях, продавцов мяса, а также ветеринарных инспекторов были евреями и соблюдали ритуалы. Кошерным было даже то мясо, которое поставляли в Красную армию!»

О самом авторитетном минском мяснике